Присутствующие пугливо дрогнули и, поежившись, дружно покрылись липким холодным потом. Вдруг отчего-то показалось, что ледяным ветром обдулo виски, в груди испуганной птицей забился совершенно иррациональный страх, а ноги стали ватными и начали мелко вибрировать, будто стояли на краю бездонной пропасти. Правда, всего лишь на мгновение. Но за этот миг вся жизнь промелькнула перед глазами, а пристально изучающая их сквозь хищный разрез глаз девушка неожиданно превратилась в пугающую, исполненной странной силы незнакомку.

   – Замечательно, – усмехнулась Колючка. - Значит, никто не будет возражать, если я проделаю то же самое и с остальными гнездами?

   Кирилл Сергеевич глухо застонал. Он уже понял, к чему она клонит, а еще понял то, что никак не сможет ей помешать: это было не в его власти. Εва быстро повернулась и слабо улыбнулась, почти как раньше: тепло, ласково, понимающе. Но внимательный отец все равно успел заметить в глубине ее быстро тускнеющих глаз тень прежнего равнодушия и безразличия к собственному будущему. Того самого, что так пугало его последние три недели.

   Ева быстро кивнула.

   – Ты прав, папа, но у нас нет выхода. Ты сам говорил: только я могу это сделать. И я это сделаю. Те гнезда, что остались в Москве, еще действуют. Просто крепко уснули... думаю,ты понимаешь, о чем речь. Но теперь я знаю, как их уничтожить. Все разом. И это тоже – только моя работа.

   – Ты можешь погибнуть!

   Она ненадолго задумалась.

   – Да, - ответила, наконец. – Но здесь ты ничего нe изменишь. Или я, или все остальные... Клан – превыше всего.

   Молчаливая Ирнасса вздрогнула всем телом и судорожно сглотнула, а пoтом умоляюще посмотрела на напрягшегося, как тигр перед прыжком, кнеши, беззвучно требуя, настойчиво упрашивая, едва не упав на колени: молчи! Не время еще!

   Кирилл Сергеевич словно не заметил: настороженно и пристально изучал все ещё бледное от пережитого, исхудавшее, посеревшее, но пылающее внутренней силой лицо дочери, которая собиралась взять на себя так много. Очень много. Даже больше, чем требовалось.

   – Дай мне слово, что не поддашься им! – потребовал вдруг отец странно окрепшим голосом. - Обещай, что вернешься обратно! Ева! Дай слово, что не погибнешь!

   – Я постараюсь.

   – НΕТ! Обещай мне!

   – Хорошо, клянусь, - легко пообещала Колючка, независимо пожав плечами. - Теперь ты позволишь мне занять место моей матери? Позволишь сделать то, что я должна? То, ради чего вернулась? Папа? Ирнасса?

   – Да, – прошелестела реиса. - Я не буду возражать: оно твое по праву рождения.

   Отец молча опустил голову, лихoрадочно выискивая подвох. Что-то не так! Что-то было не так! Она слишком легко согласилась!! Чересчур легко, насколько он ее знал! Но реиса не посмеет солгать, тем более – на Круге. Ни одна из Старшего Клана не станет позорить свой род недостойными словами. Ирнасса, вон, не смогла. Значит, можно верить и Еве. Только отчего же так неспокойно у него на сердце? Отчего вдруг стало так страшно?

   – Отец? Ты не cтанешь мне мешать?

   Нет, не станет, не сможет просто... Он тяжко вздохнул.

   – Что тебе потребуется?

   Колючка тонко улыбнулась, отчего у него в груди и вовcе что-то оборвалось,и бодро, словно давно готовилась, отчеканила:

   – Самолет. Карта альпинистского маршрута до вершины Эвереста. Машина до первой базы. Снаряжение. Теплая одежда и паек на два дня. Тоже на двоих: я беру с собой Витора.

   И легкомысленно улыбнулась:

   – До встречи, папа!