Глава 4

Стокер пребывал в необъяснимо плохом настроении до конца дня. Вместо того, чтобы позаботиться о своем веселом маленьком утконосе, он вместо этого разорвал шкуру белого носорога, пораженного мучнистой росой, врезаясь в него с диким удовлетворением.

Я привела в порядок gonerilla — новозеландский Красный Адмирал, коричневато-черную бабочку с шикарными красными косыми полосами — вывела собак на прогулку и написала статью для Surrey and Home Counties Aurelian Society Semi-Quarterly Folio на тему Satyrium w-album, Хвостатка W-белое, непритязательная и удивительно неуловимая маленькая бабочка с любовью к вязам.

Наконец, когда замаячило чаепитие, мы с собаками уселись наверху. Бульдог Стокера, Томас Генри Хаксли, быстро завел дружбу с огромной кавказской овчаркой его светлости, Бетони. Ну, возможно, не столько дружбу, сколько жаркий роман, который уже привел к одному помету крайне неудачно выглядящих щенков. Они были неразлучной, хотя и комичной парой, и я погладила их обоих, раздав лошадиные голени, чтобы они грызли их. (Должна заметить, что кости были получены от любезного человека, который послал их нам, полагая, что это кости ног крошечных динозавров).

Когда собаки с радостью уселись, Стокер бросил инструменты и стряхнул с себя опилки.

— Попробуй пирог, — предложила я, передавая тарелку. — Эта партия на самом деле съедобна. Повариха превзошла сама себя. — Одним из преимуществ жизни и работы в Бишоп-Фолли было то, что наши блюда обеспечивались поварихой графа. В то время как ее жаркое было непревзойденным, а пудинги были самой большой радостью Стокера в жизни, каменные пирожные неизбежно соответствовали их имени, благодаря ее привычке принять послеполуденный напиток из сливочного хереса, а затем вздремнуть. Обычно служанка, оставшаяся ответственной за выпечку, висела над кустарником, наблюдая, как сын садовника управляется с мотыгой, в результате чего пироги неизменно страдали.

Но ничто не могло удержать Стокера от торта, и он энергично приложился, пока я наливала чай.

— Я знаю, что ты не хочешь это обсуждать, — начала я.

— Тогда почему ты затрагиваешь предмет? — возразил он с ртом, полным крошек.

— Потому что мы должны разработать стратегию. Ни один хороший генерал не пойдет в бой без плана, — решительно сказала я. — Цезарь не сделал бы этого.

— Цезарь был убит его друзьями, — напомнил он мне.

— Потому что он никогда в жизни не слушал женщину, — возразила я.

— Touché. — Он положил себе еще один кусок пирога, намазав его джемом и сливками.

— У тебя застольные манеры вестготов.

— Я голоден, — возразил он. — Ты попробуй вытащить внутренности носорога натощак. Он был полон мусора. Я нашел там скелеты мертвых котят и газеты, изданные в связи с принятием законов о кукурузе. И змеиную кожу.

— Я знаю, — сказала я ему с нежным взглядом. — В твоих волосах остались кусочки.

Он смахнул большинство из них, затем пожал плечами и вернулся к своему пирогу, пока я перебирала ход своих мыслей. — Теперь, чтобы действовать логически, мы должны начать с самого начала. C Египта.

— Да, — сказал он, скривив губы. — Все началось в Египте, не так ли? Но не тот Египет, как ты думаешь.

Я моргнула. — Не экспедиция Тивертона?

— Нет. Египет 1882 года. Когда мы с Джоном были в Египте вместе, когда мы впервые встретились с ней. — Он откинулся на спинку стула, оставшаяся часть его торта осталась нетронутой на тарелке. Из чашки с чаем в его в руках поднялись усики пара, извивающиеся в воздухе извилистыми лентами. — Мы с Джоном были назначены в HMS Luna. Вот как мы встретились.

— Какова была его должность?

— Мастер по оружию — должность, к которой он явно не подходил. Джон был не самым дисциплинированным из людей. Он столкнулся с капитаном в нашем первом путешествии, и мне было поручено сшить его потом. Мы стали друзьями — лучшими друзьями.

Его голос затих, когда он смотрел в глубины своей чашки.

— Какова была его ситуация? Кем были его родители?

Стокер пожал плечами. — Его отец был викарием, младшим сыном младшего сына. Дядя Джона унаследовал семейный дом и баронетство, которое шло к нему впридачу. У Джона не было никаких перспектив, кроме флота. Он уже попробовал церковь и изучал закон. Военно-морской флот был последней попыткой его отца как-то устроить его.

— Он был проблемным?

— Не больше, чем я, — сказал он. — Морская жизнь нас устраивала. Были месяцы мучительной скуки. Боже, ты не можешь представить скуку жизни в море. — Должно быть, он вспомнил мои собственные путешествия, потому что он слегка улыбнулся. — Или можешь. Но там ты действительно узнаешь другого человека. Мне понравился Джон. Он был мне как брат.

— У тебя есть три брата, — напомнила я ему.

— И они мне как знакомые. Тиберий и Руперт были в школе, прежде чем я обратил на них внимание, а Мерривезер едва вышел из детской, когда я ушел из дома. Джон был моим первым реальным опытом товарищества. Я доверял ему.

Он замолчал и быстро проглотил чай.

— А потом был Египет, — подсказала я.

— Бомбардировка Александрии. Июль 1882 года. — Он склонил голову. — Где ты была тогда?

Я считала задом наперед, вспоминая даты. — Посмотрим. Мне только что исполнилось двадцать. Ах, это было мое путешествие по Южному морю и Индийскому океану. В июле 1882 года я плавала на плоту посреди Кораллового моря с китайским джентльменом. Мы потерпели крушение в Новых Гебридских островах.

— Один из твоих любовников?

— Конечно, нет. Он был в четыре раза старше меня, хотя не это было причиной моей сдержанности. Как оказалось, он был религиозным и принял строгий обет целомудрия. Он был также более чем информативным в области оборонительных искусств. Мы провели время, практикуя захваты и пытаясь пронзить копьем акул.

— Мне следовало бы знать. — Он еще раз глотнул чаю и покачал головой. — Чего-то в нем не хватает.

Я налила aguardiente в его чашку, и он помешал ее пальцем. — Лучше, — произнес он попробовав. — На чем я остановился?

— Сбрасывание бомб на мирных жителей Александрии.

— Иначе говоря, причина, по которой я покинул флот. Мне удалось добиться, чтобы меня упомянули в депешах, и это меня убедило — я не могу убивать, чтобы зарабатывать на жизнь. Иронично, не правда ли?

— Ты был помощником хирурга. Ты должен был спасать людей.

— Было немало и этого. Но у меня нет вкуса к военному бизнессу. Я покинул флот, как и Джон.

— Но это была его карьера, — отметила я. — Какой у него был план?

Его рот снова скривился. — Джон де Морган и планы не упомянаются вместе. Он хотел пойти туда, куда я пошел. Он думал, что нас ждет приключение, и мы справимся как-нибудь. Мы потратили последнюю часть нашего вознаграждения в Каире, живя как лорды, пока деньги не кончились.

— И именно здесь ты встретил… ее.

— На танцах в консульстве. Это было как раз перед тем, как мы подали в отставку, поэтому мы оба были в форме и выглядели ослепительно в наших синих мундирах. Все парни из морского флота были популярны в Каире, по крайней мере на данный момент. Нас приглашали повсюду — танцы, корты для поло, плавание по Нилу. Генеральный консул устроил грандиозную вечеринку, и приехала семья по имени Маршвуд. Муж был прикреплен к консульству в какой-то незначительной должности. Жена была одной из тех властных англичанок, которые живут сплетнями и жалобами, в то время как сыновья проигрывают в азартные игры. Но дочь… Она не была похожа на остальных. Той ночью играли любительский спектакль, чтобы развлечь нас. Она была одета как воплощение Справедливости, золотые волосы и длинное белое платье, настолько неземное, что я не мог себе представить, что могу прикоснуться к краю ее платья. Не знаю, откуда у меня взялась смелость подойти к ней, только помню, что это было страшнее, чем бомбардировка. Я даже не попросил, чтобы меня представили должным образом. Просто подошел и пригласил ее танцевать, и когда она вложила свою руку в мою, моя рука дрожала. Я считал себя самым счастливым человеком на свете.

Я крошила кусочек торта пальцами. — Должно быть, она была красивой.

— Как ангел, — медленно сказал он. — И я никогда не был религиозным. Но если бы ты спросила меня в тот момент, существует ли серафимы, я бы указал тебе на нее, и ты бы поверила.

Мой чай стал холодным и грязным, и я отложила чашку в сторону, стараясь не загреметь ею в блюдце. — И ты женился на ней?

— Я женился на ней. — Он снова замолчал, и это молчание обозначило все время, проведенное вместе, потому что, когда он снова заговорил, он ничего не сказал о самом браке. — После развода она вышла замуж за Джона. Я слышал странные новости тут и там. Он пытался присоединиться к многочисленным экспедициям, но его репутация была весьма подпорчена скандалом брака с разведенной женщиной. Опозорить мое имя не особо помогло, — добавил он с мрачной улыбкой.

— Как ты думаешь, он бросил ее?

Он пожал плечами. — Вполне возможно. Джон оставлял все остальное в своей жизни, когда ему было скучно или оно теряло свое очарование для него. Он не устойчивый человек.

— И ты думаешь, он способен украсть диадему?

Он бросил на меня любопытный взгляд. — Я иногда думал, что Джон де Морган украл бы митру с головы Папы, если бы подумал, что может использовать ee. Он был озорным мальчиком. Я не могу сказать тебе, каким мужчиной он стал.

— Интересно, что ты дружил с ним, — сказала я легко.

— Тогда у тебя более доброе мнение обо мне, чем я заслуживаю. — Он выпил чай и снова указал на флягу.

— Пусто, — соврала я.

— Вероника.

Я вздохнула и передала флягу. На этот раз он не стал пить чай, просто откинул голову назад и вылил значительное количество спиртного прямо в рот. Он содрогнулся от удовлетворения.

Пока он пил, мои мысли возвратились на несколько месяцев назад к ночи, которую я не совсем забыла. Я сохранила только обрывки воспоминаний в памяти. Остальные были потеряны из-за опиума и кокаина, опрометчивого набора наркотических веществ во время нашего предыдущего расследования. Но я помнила ощущение его губ на моих губах, широкие движения мышц спины под моими ладонями. И я помнила имя, которое он прошептал мне в рот, прежде чем я оттолкнула его. Кэролайн.