— И огонь был преднамеренной попыткой повредить саркофаг и сделать невозможным его опознать, — заключила я.

Она кивнула.

— Немного битума и повреждения от огня скрывали места, где они не могли изменить предыдущие надписи. Они думали, что этого будет достаточно, но я подозреваю, что я не была единственной, кто осознал, что это мошенничество.

— Как прекрасная брошь, что вы носили на приеме? Та, которую сэр Лестер утверждал, что раскопал?

— Ничего не стоит, — сказала она бодро.

— А диадема принцессы? — спросил Стокер.

— Подделка. Стоит не больше, чем вес золота и драгоценных камней.

— О диадеме, — начала я. Она подняла руку. — Г-н Стил любезно вернул ее. Я отправила ее обратно ему, чтобы сохранить в трасте для Фигги. Это не стоит много, но все же кое-что.

Я удивленно моргнула. — Траст для Фигги?

Ее улыбка была слабой.

— Мой муж был суеверен в таких вещах как завещания. Он сделал только одно во время своего первого брака. Поскольку предыдущая леди Тивертон сама по себе была богата, он оставил только номинальную сумму своей вдове. Положения для Фигги остаются без изменений. В случае его смерти, Фигги должна быть передана на попечение Горация Стила вместе с управлением ее наследством. Я могла бы возбудить дело в суде, но в лучшем случае это было бы сомнительно и ужасно дорого. Я рада принять ситуацию такой, какая она есть.

— Но вы ее мачеха, — утверждал Стокер. — Вы должны отвечать за девушку.

Она покачала головой. — Фигги обвиняет меня в том, что произошло.

— Это несправедливо, — сказал он ей.

— Молодые люди часто несправедливы. Но со временем, я надеюсь, она увидит, что я не совершала те подлости, которые она уверена, что я совершила. Я сделала все, что в моих силах, чтобы спасти мужа от разорения. Вместо этого я вызвала это несчастье.

— Как? — спросил Стокер.

— Я дала мужу билет на пароход, который нашла в комнате Патрика. Именно это заставило его встать с постели и пойти противостоять ему. Он нашел Патрика в процессе подготовки к бегству.

— Это был его собственный выбор — взять дело в свои руки, — мягко напомнил ей Стокер. — Он мог передать Фэйрбротера властям.

— За убийство, да. И признаться в мошенничестве, протащив свою фамилию сквозь грязь, обрекая свою дочь, чтобы об этом шептались за ее спиной до конца жизни. Нет, благослови его бог. Он пытался избавить ее от этого. Но, как я уже сказала, мой муж не очень-то был мыслителем. — Она встала и протянула руку каждому из нас по очереди. — Я уезжаю в Египет, как только смогу договориться. Я не думаю, что мы встретимся снова.

Мы вышли из комнаты для переговоров с запасными шестью минутами. Хетти внимательно посмотрела на Стокера, когда мы проходили мимо, и он помахал ей шляпой.

— Мисс Спидвелл, — позвала она. — Минутку. — Она вышла из-за стола с портфелем из пергамента. — Мы получили ваше согласие. Вы будете приняты на следующую официальную встречу через две недели. Вот информация для новых членов. Это конфиденциально.

Я взяла тяжелый пергаментный портфель и взглянула на стену, где висели фотографии участников. Прошлое и настоящее, галерея женщин достижений, женщин стойкого духа и неукротимой смелости. И, несмотря на мои опасения, я знала, что нашла свой дом. Как раз в конце было небольшое пустое пятно, незаметное, спрятанное под лестницей. — Прямо там, — сказала я Хетти.

— Простите, мисс Спидвелл?

— Вот где я хочу, чтобы висела моя фотография.

Она улыбнулась. — Добро пожаловать в Клуб Ипполиты, мисс Спидвелл.

На следующий день леди Велли пригласила нас на чай, чтобы услышать окончательный отчет о том, что она настояла назвать «дело Тивертона».

— Бедный Лесси, — сказала она, добавив в чай здоровенную порцию виски. Стокер откланялся на том основании, что он пытается отремонтировать Aérostat Réveillon, но я подозревала, что это будет бесполезной затеей. Его светлость взглянул на груды расколотой гондолы и порванной ткани — и отвернулся в отчаянии. Тем не менее, Стокер чувствовал себя обязанным попробовать, и поэтому он был занят шитьем, склеиванием и плетением под присмотром графа.

— Что станет с Фигги? — спросила леди Велли.

— Школа, — сказала я ей быстро. Мы провели предыдущий вечер за ужином в отеле Allerdale в номере мистера Стила, обсуждая ситуацию. По моему настоянию г-н Стил записал Фигги в Академию молодых леди имени Лейдлоу-Аптон, уникальное учреждение в Колорадо, основанное для того, чтобы воспитывать «искательность» необычных молодых женщин. Не секрет, что он питал надежду, что однажды она решит выйти замуж за молодого Генри, но я советовала ей подождать лет десять и путешествовать по миру — по крайней мере, дважды — прежде чем предпринять такой решительный шаг. Она поблагодарила меня за мой совет с неохотным рукопожатием.

Стокеру она доверила Нута, объяснив, что не может отвезти его в Америку, и что животное не может желать лучшего места, чем рядом со Стокером. Потребовались согласованные усилия и вся моя физическая силы, чтобы оторвать Фигги от Стокера, когда она пошла обнять его на прощание. Но в конце концов она была оторвана от его груди, и нам разрешили продолжить наш вечер.

Леди Велли кивнула, когда я рассказала историю. — Это закалит ее. Она может выглядеть как Тивертон, но она Уорд, и если она чем-то похожа на свою мать, она покажет это сейчас. Неприятности формируют характер, — закончила она быстро. — Говоря о родителях, это прибыло сегодня. — Она вручила маленькую коробочку из черного шевро, на которой было выбито три отличительных перья.

— Это…

— Да. Его перья. Откройте.

Я сделала, как она велела мне. Внутри на устричном сатине лежала тонкая нить из бисера с выставки в Тивертоне. Синяя ляпис-бабочка свисала со дна, готовая улететь. Я не прикоснулась к ней.

Леди Велли заговорила первой.

— Одно из немногих подлинных произведений. Не волнуйтесь — он заплатил за это.

— Почему? — спросила я изменившимся голосом.

— Кто может сказать? — Она пожала плечами. — Записки не было, только инструкция: доставить в ваши руки. Делайте выводы, какие вам угодно.

Я закрыла коробку. — А если я вообще ee не приму?

— Это тоже ваш выбор, — признала она. — Но не закрывайте дверь полностью, Вероника.

— Он закрывал ее для меня достаточно часто, — быстро ответила я. Слишком быстро.

Она одарила меня жалостливой улыбкой. — Никогда не позволяйте своей гордости диктовать решения, дитя.

Я положила коробку в карман и взял чайник.

— Думаю, вам нужна чашка свежого чая. — И когда я наливала, моя рука была устойчивой.

Я оставила леди Велли и направился в Бельведер. Задумавшись, я подошла к своему столу, прежде чем поняла, что я не одна.

— Добрый день, миссис де Морган. Боюсь, Стокер занят своей работой, но я могу послать кого-нибудь найти его для вас, если хотите.

Она холодно посмотрела на меня. — Я хочу говорить не с ним. Я пришла к вам.

— Для чего?

— Потому что это вы нашли Джона. — Ее голос прервался на его имени. — Я могу похоронить его прилично, и это хоть что-то, по крайней мере.

— Я сожалею о вашей потере, — сказала я ей.

— Моя потеря? — Ее глаза были мрачными. — Что вы знаете о потере? Вы когда нибудь любили? Не телячьей любовью, мисс Спидвелл. Я имею в виду настоящую любовь, такую, которая не сладка и не нежна, но горит в ваших костях и разрывает вас на части. Это то, что я чувствовала к Джону. Мы сражались как дьяволы, но это был наш путь. Никто не понимал, что когда мы ссорились, мы чувствовали себя живыми. Боже, как я буду скучать по дикости нашей совместной жизни. Он не был хорошим человеком, но он был хорош для меня.

Я подумала обо всем, что они разрушили, и кровь пронзила мои виски. — Возможно, вам следует использовать это как эпитафию, — предложила я.

— Вы презираете меня, мисс Спидвелл, но вы даже не знаете меня, — сказала она, скривив презрительно губы.

— Но я вас знаю. Я всегда знала вас. Вы принадлежите к той презренной породе женщин, которые всегда будут видеть то, в чем им было отказано, а не то, что им дано. В чем природа отказала вам? Вы родились под волшебной звездой! Красота, происхождение, хорошее здоровье, естественный интеллект были вам дарованы с рождения, но какую благодарность вы когда-либо чувствовали? Никакую. Вы поднимаетесь с постели каждый день на двух сильных ногах и можете думать только о том, чтобы жаловаться, что кто-то когда-то говорил с вами жестко. У вас есть родители, которые воспитывали вас с любовью, но вы презирали их за то, что они бедны. Вы, жившая за границей и видевшая настоящую нужду. Скажите мне, миссис де Морган, когда вы были в Египте, вы когда-нибудь смотрели на женщину, работающую в поле, и понимали, что это был простая случайность доброго провидения, что вы не родились, чтобы работать без передышки всю жизнь? Вы когда-нибудь смотрели голодному нищему в глаза и думали, что привилегии, которыми вы наслаждаетесь, не более чем каприз космоса? Вы — любимица фортуны, обласканная богами, благословленная всеми преимуществами, но вы слепы и глухи к своим способностям. У вас есть легкость и комфорт, но вы не живете. Вы просто существуете, потому что вы ничего не цените. Проснитесь, миссис де Морган, иначе вы проспите всю жизнь.

Она поднялась. — Вы думаете, что вы умны, мисс Спидвелл. Вы думаете, что вы намного умнее меня. Но я скажу вам кое-что, что вы должны знать. Вы подружились с опасным человеком. Ревелстоук убил человека. Подумайте об этом. Он использовал свои умные, талантливые руки, чтобы раздавить чью-то жизнь. Это должно иссушить мозг в ваших костях. Как вы можете быть рядом с ним сейчас, когда знаете, что он отнял у кого-то жизнь? — с жестоким взглядом потребовала она в триумфе.

Я подошла ближе к ней, медленно улыбнувшись тигриной улыбкой. — Потому что, миссис де Морган, я отняла две.

На следующий день после визита Кэролайн де Морган я зашла в оранжерею и обнаружила, что у меня появились лунные мотыльки. Они вырвались на свободу из своих темных маленьких тюрем, вытолкнув себя наружу влажными шелковыми крыльями. Пока я смотрела в восторженном узумлении, они медленно расправляли их, высушивая, покачиваясь взад-вперед. Они были бледно-зелеными с длинными элегантными задними крыльями и отметинами, похожими на глаза, которые, казалось, наблюдали за мной, пока я их изучала. Они были большими, каждый превышал длину моей руки. Один за другим они поднимались со своих ветвей, пробуя себя, поднимаясь в теплый влажный воздух теплицы, впервые пытаясь освободиться. Каждое шелковое крыло было обрамлено серым, а усики были c оборками и золотыми, легкомысленными маленькими украшениями, которые танцевали над их телами.