Красивый рот Жюльена изогнулся в заговорщицкой улыбке. — В самом деле? Как вы можете сказать?

Мы рассмеялись, когда Стокер кисло на нас посмотрел. Жюльен склонился над моей рукой. — Ах, этот сладкий цветок руки! Как я ненавижу отказываться от него, — сказал он, нежно поглаживая ее.

— Откажись или проглотишь свои собственные зубы, — сказал Стокер приятным тоном с примесью стали.

Жюльен покачал головой. — Мадемуазель, часто он угрожает насилием в вашем нежном присутствии?

— Чаще, чем вы думаете, — сказал я ему. — И он даже — в одном известном ему случае — ударил меня ножом. Но так как я несу ответственность за то, что в него стреляли несколько месяцев назад, я склонна не обращать внимание на его настроение.

Жюльен выпрямился, явно испуганный, и повернулся к Стокеру. — Ты ранил ее? — потребовал он.

Стокер выглядел сильно оскорбленным. — Не нарочно! Я бы мог ранить Веронику только случайно.

— Совершенно, — сказала я, даря ему нежную улыбку. — Ты, несмотря на все твои грехи, Стокер, джентльмен.

Мы попрощались с Жюльеном и пробились через кухни Садбери, выходя на тротуар.

— Я бы хотел, чтобы ты не говорила людям, что я ранил тебя ножом, — возразил Стокер.

— Но ты ранил, указала я. — У меня все еще есть шрам.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что у тебя его нет! Я зашил тебя более изящно, чем гобелен Байе. Более того… — Он только разгорячился, когда я остановила его, положив руку ему на грудь. Возможно, я приложила гораздо больше силы, чем хотела, потому что он качнулся назад, наткнувшись на угольный тягач, и прошло несколько секунд, прежде чем он распутал себя и стряхнул угольную пыль.

— Вероника, в чем дело, черт возьми? — потребовал он.

Я схватила его за руку и оттащила за угол, приняв меры предосторожности, остановившись и оглядываясь вокруг, прежде чем появиться на виду. — Посмотри туда, — проинструктировала я, указывая подбородком. На небольшом расстоянии впереди шла Фигги Тивертон c Нут.

— И что? Мы знаем, что девочка гуляет с собакой, — сказал он с некоторым раздражением, доставая кусок угля из кармана.

— Посмотри, за кем следит Фигги, — приказала я. В сорока или пятидесяти ярдах впереди Фигги грациозным, характерным шагом шла стройная фигура.

— Леди Тивертон, — тихо сказал Стокер, улавливая запах интриги.

— Именно так. Теперь, почему юная Фигги следует за мачехой, не сообщая о своем присутствии?

Не удосужившись дождаться ответа, я двинулась за Фигги. Рука Стокера, прижатая к моей руке, остановила меня. — Что ты хочешь делать?

— Конечно, следить за ними. — Я посмотрела на него, все шесть футов отчетливо мужественного Ревелстоука Темплтон-Вейна. Он был одет достаточно традиционно в городской костюм и туфли, а не в обычные бриджи и ботинки. Но его волосы были длинными, его шляпа была богемной, а серьги в ушах блестели золотом. Он выглядел ничем иным, как елизаветинским капером, и он наверняка привлек бы внимание именно тогда, когда нам необходимо было быть не примечательными. Я указала на это, на что он сделал несколько довольно резких и неприятных собственных наблюдений. Полагаю, что фраза «римская проститутка» была широко употребленна в отношении моей шляпы — и затем я опустила вуаль на упомянутой шляпе, закрывая лицо.

— Оставайся здесь, — прошипела я, пренебрегая неизбежным протестом. Я проскользнула в поток пешеходов на Стрэнд, следуя за Фигги и ее мачехой. Было достаточно легко не упускать ее из виду. Она носила матросскую шляпу с бантом особенно мрачно-желтого оттенка, и Нут продолжала метаться среди пешеходов, вызывая немного веселого хаоса, куда бы она ни пошла.

Леди Тивертон шла впереди нас целенаправленно, не глядя ни налево, ни направо. Мы последовали за ней, когда она пересекла улицу — Нут чуть не попала под копыта проезжающей конки — и повернула на несколько поворотов, пока ее светлость не достигла пункта назначения. Она вошла в узкое каменное здание с навесом в голубую полоску. Фигги колебалась, проходя здание, но продолжила идти, оглядываясь назад один-два раза с выражением сомнения на лице.

Я бросилась в книжный магазин, просматривая тома в витрине и следя одним глазом за улицей. Через несколько минут появилась леди Тивертон, неся посылку, помеченную названием фирмы Caswell and Co. Linen Drapers. Я сосчитала до тридцати, прежде чем выйти из книжного магазина, но мне не нужно было беспокоиться. Я предполагала, что Фигги продолжит идти по улице, это был просчет. Когда я вышла из книжного магазина, она прошла мимо, так близко, что я чуть не наступила на лапу Нут. Но собака не обратила на меня внимания. Вместо этого она напряглась, вырываясь, чтобы бежать вперед, скулила и рвалась, пока тонкий поводок не выскользнул из рук Фигги.

Без предупреждения собака мчалась через улицу, едва избегая трамвая и прыгая в воздухе. В последний момент Стокер поймал ее, держа на расстоянии вытянутой руки, и она в восторге извивалась, щедро облизывая его лицо. Фигги с криком тревоги последовала за ними. Я не была достаточно близко, чтобы услышать, что сказал Стокер, но он, должно быть, поделился с ней какой-то историей, потому что она позволила ему надеть поводок на Нут, снова осторожно поставив собаку на ноги. С большой вежливостью Стокер предложил свою руку, и девушка взяла ее, ее румянец был виден через улицу. Они повернули в сторону Садбери, и я смотрела на них с откровенным раздражением, пока не увидела, как Стокер щелкнул рукой, подавая мне знак за спиной. Это был быстрый жест в сторону синего тента, и я сразу поняла, что он намеревался делать.

Я вошла в магазин и ждала, чтобы меня обслужили. Умелая беседа за несколько минут позволила извлечь информацию, которую я хотела. Чтобы выразить свою признательность, я сделала покупку у клерка и вернулся в Садбери забрать Стокера.

Он поравнялся со мной, когда я миновала отель. — Что ты узнала? — тихо спросил он, пока мы шли к Бишоп-Фолли.

— Ничего особенного, и этот случай начинает озадачивать меня. Я нуждаюсь в физических упражнениях, чтобы прочистить мозги, — сказала я ему. Я направилась прямо к римскому храму, где был расположен глубокий бассейн. Стокер был достаточно вежлив, чтобы подождать, пока я не скину свою одежду и несколько минут энергично бродил, прежде чем появиться. Слишком маленький для правильных упражнений, глубокий бассейн тем не менее предоставлял отличную возможность для упражнений рук и ног, и к тому времени, когда я закончила, я очень взбодрилась.

С огромной деликатностью Стокер стоял ко мне спиной, пока я не завернулась в турецкую одежду, которую оставила висеть в бане. Хоть он заботился о моей скромности — которой у меня не было, но с его стороны было так мило подумать об этом — в отличие от своего прежнего настроения, Стокер совершенно не обращал внимания на свою. Он сбросил свою одежду с безразличным Адама, идущим через Эдем без фигового листа, и проскользнул в бассейн, несколько раз мастерски проплыв его, пока я расчесывала свои волосы.

Когда он закончил, он подплыл к краю, его темная голова была гладкой, как у тюленя. Он сложил руки на нагретой плитке, положив подбородок, и долго смотрел на меня.

— Хорошо. Открой мне все, прошу тебя.

Я прокашлялась в манере студента, готовящего чтение. — В четверть второго сегодня днем леди Тивертон вошла в офис Caswell and Co., где она купила — подожди шокирующего откровения, умоляю тебя — носовые платки.

— Носовые? Вся эта таинственная чепуха с Фигги и ее слежкой за мачехой из-за носовых платков? Откуда ты знаешь?

— Очень услужливый клерк был только рад сообщить, что им понравился вкус леди Тивертон. Она выбрала очень умеренные носовые платки с узкой черной полосой по краю.

— Полутраур, — размышлял он.

— Нам говорили, что она все еще соблюдает траур по первой леди Тивертон. Мы никогда не видели ее в цвете, отличном от серого, — согласилась я. — Я не одобряю нынешнюю моду на показное горе, но должна приветствовать ее преданность. Ее любовь к предшественнице кажется мне совершенно искренней.

— И все же Фигги достаточно подозрительна, чтобы выслеживать ее, идущую по самым невинным делам, как овчарка, — сказал Стокер. — Для чего?

Мы на мгновение замолчали, обдумывая этот вопрос. Я сформировала свою собственную теорию, и чем больше я обдумывала ее, тем больше она мне нравилась.

— Что? — потребовал Стокер. — Ты о чем-то думаешь. Я всегда могу судить по нечестивому блеску твоих глаз, когда идея поражает тебя.

— Нельзя строить гипотезы без достаточного количества информации, — напомнила я ему.

Он бросил на меня строгий взгляд, слегка смягченный его нынешним состоянием почти наготы. — Пожалуйста, не читай мне лекции о научных методах. Давай говори, женщина.

— Очень хорошо. Мне просто пришло в голову, что большая часть вычурной прозы, пролитой из-под пера мистера Дж. Дж. Баттеруорта, заметно детализирована. Возможно, слишком заметно для кого-то за пределами экспедиции.

Он быстро ухватился за идею. — Ты думаешь, что кто-то в экспедиции передает информацию негодяю? Фигги?

Я пожала плечами. — Почему нет? Мы уже наблюдали, что она является явно странным сочетанием ребенка и взрослого. Она достаточно авантюрна, чтобы самостоятельно гулять по городу. Почему бы ей не решиться снабдить отвратительного Баттеруорта зерном для его мельницы?

— Для чего? — спорил Стокер. — Истории расстраивают ее отца, которого она явно обожает.

— Обожает и порицает, — напомнила я ему. — У них колючие отношения. Возможно, она не возражает немного расстроить его, если это будет всерьез беспокоить мачеху. И истории действительно раздражают леди Тивертон. Кроме того, ты упускаешь из виду наиболее очевидную мотивацию. Известно, что представители прессы вознаграждают свои источники.