Налет авиации не обошелся для нас без потерь. Однако все батареи продолжали вести огонь, еще одна атака фашистов была отражена.

Мы поговорили с личным составом батарей, уточнили, сколько на огневых позициях осталось снарядов. Боезапаса было маловато, да и многие расчеты действовали уже сокращенным составом.

Встретив нас на полковом НП, майор А. В. Постный коротко и четко доложил обстановку. Я видел, очень трудно полку Постного, но офицер не высказал ни одной жалобы, ни одной просьбы.

Возвращаясь на командный пункт бригады, мы обменивались с полковником К. П. Черновым впечатлениями дня.

— У Постного бойцы крепкие, дерутся хорошо, — говорил Кирилл Прокофьевич. — Я за его полк не беспокоюсь — не подведет. — И, помолчав, добавил со свойственной ему простотой: — Алеша Постный молчит, помощи не просит, а вот потери у него большие, да и расход снарядов велик.

Пообещал комбригу пополнить 1144-й. Кирилл Прокофьевич сразу повеселел и убежденно сказал:

— Ничего у немцев не получится с этим наступлением. К Дунаю они не прорвутся. Не сорок первый год! Мы научились бить врага. И здесь, под Балатоном, сыграем ему отходную. Да еще какую!

Посмотрел на Чернова (взгляд у него твердый, решительный), на его Золотую Звезду и от души порадовался, что имею такого соратника.

На следующий день было решено проверить боевую работу 1151-го артиллерийского полка, которым командовал подполковник В. Г. Мокшин. Часть его батарей стояла на защите переправ через канал Шарвиз, деливший участок фронта между Веленце и Балатоном на две части.

Именно в этот день, 9 марта, враг двумя танковыми дивизиями СС на узком участке прорвал оборону наших войск и устремился вдоль западного берега канала Шарвиз в направлении Фаньч, Цеце.

Вместе с тремя офицерами штаба я побывал на НП одного и в артдивизионов 1151-го полка, а потом направился на батареи, прикрывавшие канал. В воздухе по-прежнему то и дело появлялись фашистские самолеты, и наши «виллисы» вынуждены были маневрировать между постройками и садами, избегая прицельного пушечно-пулеметного огня.

Вот наконец и Шарвиз. Теперь нам нужно было ехать вдоль канала на огневую позицию батареи. На развороте один из моих спутников воскликнул:

— Товарищ генерал, смотрите, на том берегу… Это же немцы!

«Виллис» остановился. Между деревьями хорошо просматривался участок шоссе на западном берегу канала. По шоссе в плотном строю медленно двигалась вражеская танковая колонна. Вместе с танками шли бронетранспортеры с орудиями на прицепе.

Я приказал одному из офицеров как можно скорее вернуться на НП артдивизиона и подсказать завидную цель. В этот момент над нами появился «мессер». С бреющего полета он открыл огонь из пулеметов. Пришлось укрыться. А через несколько минут загрохотали наши орудия. Шоссе окуталось дымом разрывов. Несколько вражеских машин загорелось. Когда огонь прекратился и дым рассеялся, мы снова стали наблюдать за шоссе. Теперь по нему на больших скоростях проносились уже лишь одиночные машины.

Прорыв гитлеровских войск вдоль западного берега канала Шарвиз усложнил положение наших общевойсковых соединений. Командующий фронтом Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин принял решение возложить оборону участка от озера Веленце до канала Шарвиз на 27-ю армию, а от канала до озера Балатон — на 26-ю армию, в полосе которой до сих пор находилась наша 19-я артдивизия. Таким образом, произошла еще одна перегруппировка войск и еще одно переподчинение наших частей.

Ночь на 10 марта я провел в боевых порядках 173-й артбригады. Перед тем с ее командиром полковником П. В. Зороастровым мы участвовали в совещании, на котором командующий 27-й армией генерал-полковник С. Г. Трофименко ставил соединениям задачи на оборону. Он сообщил, что в боях минувшего дня враг потерял около 3500 солдат и офицеров, более 150 танков и штурмовых орудий. Но, как свидетельствовал анализ обстановки, противник, несмотря на большие потери, не отказывается от поставленной цели — прорваться к Дунаю. Взятые накануне пленные утверждали, что именно в течение 10 марта их войскам приказано любой ценой выйти к реке.

— Наступает кризисный момент, — заключил командарм. — Надо выдержать натиск. Обращаю особое внимание на необходимость тесного взаимодействия всех сил и средств на поле боя, особенно артиллерии, танков и пехоты.

Выполняя указание командарма, я поехал на командный пункт 1-го гвардейского механизированного корпуса, в подчинение которого поступала наша 173-я гаубичная артбригада. С командиром корпуса генерал-лейтенантом И. Н. Руссияновым мы довольно быстро решили все вопросы взаимодействия. Полковник П. В. Зороастров, комбриг 173-й, получил в штабе корпуса все необходимые данные для боевой работы. Обстановка складывается так, что обе наши бригады — и 173-я гаубичная, и 170-я легкая — будут использованы на левом фланге армии, у канала Шарвиз. В те дни гитлеровцы не раз пытались форсировать канал, но наши пехотинцы и артиллеристы всегда были начеку.

Ранним утром 11 марта под прикрытием тумана фашисты переправили через канал роту автоматчиков. Боевое охранение пехоты, вступив в бой с врагом, попросило помощи у артиллеристов.

В этом районе занимал позиции один из дивизионов 1150-го артполка. С разрешения командира полка подполковника В. Г. Мокшина две батареи 76-миллиметровых орудий (ими командовали офицеры Журавлев и Плеханов) были выдвинуты для стрельбы прямой наводкой. Первыми открыли огонь орудийные расчеты сержантов Звягина и Глебова. Согласованными действиями наших стрелков и артиллеристов переправившаяся рота немецких автоматчиков была уничтожена.

Между тем враг упорно наращивал удары. 11 марта на участке между Веленце и Балатоном действовало одновременно свыше 500 фашистских танков и штурмовых орудий. Гитлеровцы медленно, с большими потерями, но все же продвигались вперед на участке западнее канала.

Во второй половине дня мне позвонил начальник разведотделения штаба дивизии майор М. И. Курек. Обычно спокойный до невозмутимости, на сей раз он говорил с явной тревогой:

— Противник занял станцию Шимонторниа. Под угрозой Цеце.

Это были плохие вести. Шимонторниа — железнодорожная станция на западном берегу канала, а Цеце — важный узел дорог, от которого до Дуная рукой подать. Прибыв в штаб дивизии, я узнал, что для усиления обороны на этом участке выдвигаются самоходно-артиллерийская бригада, танковый полк и полки нашей 173-й гаубичной бригады. Сразу же направил в те полки двух операторов.

Надобно заметить, что в штабе каждой из семи бригад нашей дивизии был офицер связи с автомашиной, а от штаба дивизии в свою очередь выделялись офицеры-операторы для работы в бригадах, получивших боевую задачу. Бригады находились в оперативном подчинении многих общевойсковых командиров, обстановка на фронте непрерывно изменялась, и мне представлялось тогда, что без офицеров связи и операторов управлять дивизией было бы весьма затруднительно.

Как и предполагалось, у местечка Цеце в следующие двое суток развернулись ожесточенные бои. Сначала в дело вступил 1189-й гаубичный полк подполковника И. Ф. Россомахина, а вскоре поставил свои батареи для стрельбы прямой наводкой подполковник В. А. Харченко, командир 1159-го гаубичного полка. Из местечка Херцегфальв, где располагался КП 173-й бригады, поближе к переднему краю перебрался и комбриг полковник П. В. Зороастров. На огневых позициях батарей вел большую работу начальник политотдела бригады Петр Титович Скляров — неутомимый и пунктуальный офицер, отлично разбиравшийся в людях и хорошо знавший оружие.

Между прочим, в руководстве 173-й бригады сложилась своеобразная ситуация: комбриг Петр Венедиктович Зороастров до сих пор оставался беспартийным. П. Т. Скляров, принимая свои дела, был несколько обескуражен этим обстоятельством. Но наши два Петра удивительно быстро сошлись, действовали дружно, согласованно, с энтузиазмом занимались политической работой, и никто со стороны не мог, наверное, и подумать, что один из них не состоит в партии. А вскоре штабная парторганизация бригады рассмотрела заявление Петра Венедиктовича Зороастрова с просьбой принять его в ряды коммунистов. Собрание это состоялось как раз в разгар боев у Балатона, и лучшей рекомендацией комбригу были его умелые и решительные действия на поле сражения.