ЖАЖДА НАСТУПЛЕНИЯ
Вылазка разведгруппы в направлении деревни Сгилево не удалась. Кто-то бдительный в боевом охранении противника пальнул в небо из ракетницы и разглядел на освещенном снегу людей в белых маскхалатах. Завязался бой; мы, находившиеся в первой траншее, сначала только слышали тот бой, но стало светать — и тогда уже увидели: ни с чем возвращается группа.
Прикрыли ее отход артогнем. Он велся на подавление минометов и пулеметов, которые били по разведчикам. Вдруг общее внимание привлек боец, еще остававшийся далеко в нейтральной зоне. Полз он по следу, проделанному в снегу его товарищами, которые сумели уже добраться до своих окопов. След шел, извиваясь между редкими кустиками, а затем — по чистому белому полю. Все с напряжением следили, как полз боец. Он то замирал на месте, и мы уже начинали думать, что погиб человек, то вновь продвигался в нашу сторону. Неприятельские снайперы охотились за ним. Порой раздавались короткие пулеметные очереди. Ветер вздымал над снежной канавкой то часть маскхалата, то полу шинели бойца. Тогда стрельба с вражеской стороны усиливалась. Солдат лежал не двигаясь, а затем снова полз.
Уже небольшое расстояние отделяет его от нас, уже можно разглядеть лицо разведчика — совсем юное, мальчишечье. А пули все цокают, взрыхляя вокруг разведчика снег.
Фронтовики, ежедневно смотревшие в глаза смерти и несколько огрубевшие в своих чувствах, на этот раз с душевным волнением следили за каждым движением бойца. Вот остались считанные метры. Командир разведроты выскакивает из окопа, хватает бойца и втаскивает в траншею. Осматриваем его, ощупываем — ранений нет. Ни одного! Но стоять боец не может: подгибаются ноги. Товарищи, поддерживая, ведут его в ближайшую землянку. Там, усадив, начинают раздевать. Маскхалат пробит во многих местах. В шинели не менее десятка пулевых дыр. Даже в шароварах есть изорванные пулями места, а у самого бойца ранений нет! Кто-то, указывая на продырявленную одежду, говорит:
— Следовало бы сохранить для потомства. Для музея!
Я не помню фамилии бойца и не знаю ничего о его дальнейшей судьбе. Хочется верить, что он, как говорится, родившийся в рубашке, жив и, может быть, прочтет эти строки.
Не тронутый пулями солдат преодолел опасное поле с редким кустарником по-пластунски. А сегодня на такое же поле ринутся сотни людей и будут идти по нему навстречу огню лишь чуть пригнувшись. Сегодня, 22 февраля 1943 года, в канун Дня Красной Армии, мы наступаем. Наша дивизия, получив небольшое усиление, должна прорвать оборону противника в районе Акатова и развивать наступление на Гжатск. В труднейших условиях проходило сосредоточение к месту прорыва. Стояли сильные морозы, бушевали вьюги, заметая дороги, по которым подвозились боеприпасы. Но впереди трудностей больше. Неприятель занимает выгодные, хорошо укрепленные позиции. Еще со времени работы в штабе артиллерии фронта мне известно, что в районе Гжатска специальными командами, мобилизованными в порядке имперской трудовой повинности, понастроено множество дзотов, блиндажей, проволочных заграждений. Танкоопасные направления прикрыты обширными минными полями. И все это сделано заблаговременно, добротно.
Затемно пришел я на НП. Связываюсь с командирами артиллерийских частей, еще и еще раз убеждаюсь, что все у них в порядке. Особенно приятно слышать уверенный доклад нашего «академика» — майора П. М. Игнатова. В ноябре прошлого года, вскоре после праздников, я сдал ему, вернувшемуся из госпиталя, полк. Сам же сменил начарта дивизии А. С. Битюцкого, назначенного на повышение. И сегодня у меня, по сути, первый трудный экзамен в новой должности, которая с начала 1943 года именуется как командующий артиллерией дивизии. Такое переименование связывалось с задачей поднять авторитет начартов.
В обороне с делами своими справлялся, а как покажет себя артиллерия дивизии в наступлении? Погодные условия для экзамена пока крайне неблагоприятны: валит густой снег. Худо, если не прекратится снегопад: на 8 часов назначено начало артподготовки.
Около 8 часов на НП прибывает командир дивизии, тоже новый, — генерал-майор А. Т. Стученко. Докладываю комдиву, что артиллерия к боевой работе готова.
— Она-то готова, — сокрушается Андрей Трофимович, — да вот от погоды такого доклада не поступило. Ну и повезло нам, Николай Николаевич! Так… Артподготовка переносится на девять ноль-ноль!
Еще 60 минут мучительного ожидания. А снег все идет и идет…
Хуже нет, когда все уже настроились начинать атаку, изготовились к броску, а тут — отсрочка. Никто ей не радуется, никто не думает о том, что, может быть, это его гибель на час отодвинули. Наступательный порыв гвардейцев очень высок! Засиделись в обороне, с воодушевляющей завистью воспринимали сообщения о наступлении на Северном Кавказе, о прорыве блокады Ленинграда, о великой победе под Сталинградом. Как ни зарылись мы в землю, как ни обжили свои окопы и траншеи, каждый только и ждал, когда наконец оставим их и пойдем вперед, на запад.
И я, приступив к новым обязанностям, с самого начала больше, чем другими делами, занимался подготовкой артиллерии дивизии к наступлению. Почти одновременно с приказом о моем назначении пришел и вызов на трехдневные армейские сборы командующих артиллерией дивизий и командиров артполков РГК — резерва Главного Командования. А посвящались сборы планированию артиллерийского наступления и проводились во исполнение приказов Наркома обороны, которые в то время были прямой подготовкой советского командного состава всех степеней и всех родов войск к решающим битвам.
Образцово прошли занятия, организованные командующим артиллерией 5-й армии генералом Н. Н. Семеновым и начальником его штаба подполковником И. Г. Маляровым — моим старым товарищем; с ним еще в конце двадцатых годов вместе учились в Московской артиллерийской школе имени Л. Б. Красина. «По знакомству» Илья Гаврилович Маляров снабдил меня хорошими материалами для того, чтобы я смог и в дивизии провести аналогичные армейским сборы артиллерийских командиров. Необходимость в этом была прямая. 8 октября 1942 года Народный комиссар обороны издал приказ № 306, в котором потребовал коренного изменения боевых порядков пехоты от взвода до дивизии. Ясно, что и артиллеристов этот приказ касался в полной мере: на сборах мы как раз и учились планировать артиллерийское наступление с учетом нового в пехотной тактике. В чем же состояли новшества?
Мы привыкли к тому, что в наступлении боевые порядки пехоты во всех ее звеньях строились по принципу глубокого эшелонирования. Дивизия, имея три полка, один оставляла во втором эшелоне. В полку один из трех батальонов тоже шел в затылок первому эшелону. В батальоне точно такое же поэшелонное расположение предусматривалось для рот, в роте — для взводов. В итоге дивизия, получая, к примеру, полосу для наступления шириною в два километра, оказывалась на столько же километров растянутой в глубину. Из-за этого свыше трети подразделений лишались возможности непосредственно участвовать в штурме обороны противника и использовать свои огневые средства для поддержки первого эшелона. Мало того, попав под огонь вражеской артиллерии, минометов, под удары авиации, вторые эшелоны несли неоправданные потери еще до вступления в бой, прижимались к первым. Происходило перемешивание частей и подразделений, управление ими затруднялось. Наступая «волнами», пехота не могла обрушиться на врага сразу всей своею живою силой и огневыми средствами. Противник же получал возможность последовательно воздействовать огнем на эшелоны наших боевых порядков и, используя промежутки между ними, вклиниваться в них с флангов, разобщать эшелоны, с тем чтобы нанести поражение каждому из них отдельно.
Максимальное и одновременное участие в бою пехоты и ее огневых средств от начала до конца наступления — вот что должно было стать основой построения боевых порядков атакующей дивизии. Этому условию отвечает включение подавляющего большинства подразделений в передовую линию — в первую и единственную «волну», которая тогда будет подобна «девятому валу».