Свой доклад я составил заново. Не стану в деталях описывать комсомольского собрания: подзабылись детали, невозможно вспомнить фамилии всех выступивших. Но и теперь, словно в кино, вижу фрагменты того собрания — боевого, задорного. Вот выступает ефрейтор-украинец с лукавинкой в черных очах и примерно так критикует кого-то из своих земляков:

— От, поверьте, куркульский подход у нашего Михайлы к смазке снарядов. Жадно смазку кладет, как мед на булку, когда в гостях сидишь. Одна грязища от такой смазки! Тоненько надо, а перед стрельбой насухо протереть. Не смотри, что гаубичный снаряд здоровенна бандура, с ним, как с малым дитем, надо. Полежит на голой земле — простудится, отсыреет — верный недолет. И на солнце перегреется — тоже плохо. Одним словом, меткий огонь с ухода за снарядом начинается…

Совсем другого типа выступление артиллериста-комсомольца. Он говорит без улыбки, без шуток-прибауток, но и его слушают внимательно, согласно кивают.

— Вон сколько колючей проволоки немец в лесу оставил. Почему бы не пустить ее на дополнительные линии связи? Она прочнее обычного телефонного кабеля.

И лазутчик вражеский если проберется, не станет резать ее, не подумает, что по ней связь идет…

Отличным продолжением собрания был концерт художественной самодеятельности. Настоящий концерт! Лейтенант Балицкий с 4-й батареи спел арию Ленского и повторил выступление после бурных аплодисментов. Но помню уже, кто читал отрывки из поэмы Сергея Васильева «Москва за нами» про наш полк, нашу дивизию, наших героев.

В заключение концерта все собравшиеся спели хором «Идет война народная, священная война!».

Вот не знали мы в тот день, что завтра, 25 мая 1942 года, газеты опубликуют:

«За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава преобразованы:

1) 32-я стрелковая дивизия — в 29-ю Гвардейскую стрелковую дивизию — командир дивизии полковник Гладышев С. Т.».

Итак — гвардейцы. А с них спрос особый…

Противник не раз пытался прощупать крепость нашей обороны. Вечером 27 июня рота гитлеровцев двинулась из Калягина лощиной вдоль ручья в нашу сторону. Обнаружив врага, 2-й дивизион открыл огонь, и противник, неся потери, поспешно отошел назад. Мы усилили наблюдение, на огневых позициях в готовности дежурили орудийные расчеты. Я тоже не уходил с НП на опушке леска близ магистрали Москва — Минск. Примерно в час ночи заговорила немецкая артиллерия. Огонь в основном велся по южной части рощи, что восточнее Крутиц. Эта роща у нас именовалась Центральной. Через час противник силою до батальона из района Крутиц перешел в наступление вдоль шоссе. Но мы были начеку — сосредоточенный огонь батарей обрушился на врага. Светлая ночь позволяла вести в какой-то мере прицельный огонь. Однако до роты фашистских автоматчиков все же ворвалось в южную часть Центральной, там завязался ожесточенный ночной бой.

На рассвете мы увидели дым, полосою распространившийся по фронту метров на семьсот: противник маскировал наступление. Дымовая завеса тянулась от Калягина на север и закрывала ту самую лощину вдоль ручья, где вечером гитлеровцы начинали движение в нашу сторону. 2-й дивизион немедленно сосредоточил огонь на лощине. При поддержке артиллеристов три роты 87-го гвардейского стрелкового полка перешли в контратаку, и к 5 часам утра наш передний край был полностью восстановлен. До двухсот солдат и офицеров потерял тогда убитыми противник. Примерно так же кончались и другие его попытки проверить крепость нашей обороны.

Июль запомнился особого рода демонстрационными действиями в целях дезориентации врага. Это тоже была и боевая работа, и учеба: в широких масштабах учились военной хитрости, умению ввести врага в заблуждение. Приказом по дивизии разъяснялось, что мы должны приучить гитлеровцев к шуму наших моторов, перегруппировкам, внезапным артналетам и т. д. Сначала противник будет всякий раз настораживаться, ожидая наступления. Потом привыкнет, поймет, что это лишь затянувшаяся демонстрация подготовки прорыва его обороны. А дальше — попробуй отличи демонстрацию от действительной угрозы наступления!

По указанию начальника артиллерии дивизии подполковника А. С. Битюцкого мы в полку спланировали работу кочующих орудий, взводов и отдельных батарей, чтобы ввести противника в заблуждение относительно расположения и количества наших артиллерийских средств. Для этого кочующие орудия поочередно, согласно графику, занимали на короткое время специально подготовленные ложные огневые позиции и вели огонь по какой-либо цели, имея для стрельбы заранее подготовленные данные. В графике точно указывалось время, маршрут, орудия, места позиций и номера целей, по которым следует вести огонь. Ложные позиции выбирались, оборудовались, маскировались по тем же требованиям, что и основные. На них рылись площадки для орудий, ровики для расчетов. Только орудия-то были деревянные.

Располагались ложные ОП и НП на таком удалении от действительных, чтобы при ведении по ним огня противник из-за неточности не задел ничего настоящего.

На огонь кочующих орудий немецкие батареи отвечали быстро. Как-то я со своим адъютантом старшим сержантом Павлом Мелузовым поехал верхом по следам кочующей 122-миллиметровой гаубицы. Едва наше орудие отстрелялось и ушло с ложной позиции, как на ней, кроша деревянные макеты орудий, стали рваться тяжелые снаряды. Мы со стороны наблюдали за разрывами и, очень довольные, обсуждали, что же надо еще сделать, чтобы больше вот так впустую расходовал противник свои боеприпасы.

— А чего бы Суворов еще придумал? — деловито размышляет вслух Павел Мелузов. — На ложных НП надо стеклышки повесить на нитках прочных. Пусть себе покачиваются на ветерке да поблескивают, как оптика. Выманить десяток снарядов на стекляшку — по-суворовски будет!

Он у меня «историк» — Павел Кириллович. Нет конца его вопросам о Суворове, Кутузове, Петре Первом.

— В другой раз о полководцах. А сейчас завернем на первую. Пока я буду обходить орудия, ты по землянкам пройди, посмотри, как сохраняется личное оружие, какой там вообще порядок.

Грешен, единственную у нас на конной тяге 1-ю батарею посещаю чаще, чем другие батареи. Я и теперь, как в далекой кавалерийской молодости, люблю лошадей, радуюсь, что батарейцы берегут их по-настоящему. Конюшню в землю опустили, прикрыли толстыми бревнами. Знаю, такая забота от младшего лейтенанта П. Л. Дорошкина идет — командира первого взвода. Он до войны кадровым сверхсрочником служил в артиллерии. Встречи с Дорошкиным всегда радовали. Кстати сказать, это он, младший лейтенант Дорошкин, первым открыл в молодом красноармейце Ибрагиме Дженалаеве талант будущего крупного руководителя. Так и сказал, характеризуя бойцов из пополнения:

— Красноармеец Дженалаев. Сообразительный. При обстрелах не теряется. Наводку орудия осваивает хорошо. До армии был учитель, после войны, коли живым останется, будет большим директором. Организаторский талант у него и слово ясное.

Дорога к первой батарее извивается среди высоких золотистых сосен. Едем шагом, вдыхая полной грудью аромат леса. Мелузов очень красив в седле. Из Башкирии он, а там, кто из сельской местности, все всадники прирожденные.

Старший на огневой позиции, Дорошкин встречает меня так, будто кто-то предупредил его о приезде командира полка. Вид прямо-таки щегольской, насколько это возможно в окопных условиях. Четко докладывает о состоянии батареи: все-де в полном порядке, расчеты сейчас у орудий, тренируемся, поскольку новичков много, выполняем приказ № 130 Народного комиссара обороны.

Я не усмотрел бы непорядка и в том, что батарейцы отдыхают: большую часть минувшей ночи они провели в готовности к немедленному открытию огня. Но все расчеты были у орудий, тренировались.

Обошел пушки, поговорил с бойцами, осмотрел места хранения снарядов. Прошел с Дорошкиным к батарейной кухне — везде был образцовый порядок. Мелузов тоже не сделал замечаний: в землянках чисто, личное оружие содержится хорошо.

— Внешний вид у нас бывает не того, — вздыхая, произносит Мелузов, когда мы уже отъезжаем от 1-й. — Один Дорошкин выглядит как положено. А многие чумазы, ровно машинисты на паровозе. А ведь скоро гвардейские значки вручать будут…