Глава 5

Я так и не сохранила номер Олега в своем телефоне. Впервые в жизни я жалела о подобном. Мне хотелось ему позвонить, поговорить о чем-нибудь отвлеченном, чтобы он снова «попросил» меня о «помощи», но он сам не звонил. Возможно, я просто хотела, а отсутствие номера контакта - отговорка, чтобы лишний раз показать больше даже самой себе, что я не виновата в том, что связалась с ним. На самом деле, если человеку чего-то очень сильно хочется, если ему это необходимо, то он будет бороться до конца. И для него мой предлог покажется сущим пустяком.

Я проверяла базу принятых и пропущенных звонков, пытаясь вспомнить телефон Олега, но все высвечивавшиеся оказались не тем, что я так искала. После попытки, длившейся больше пяти минут, я убрала телефон в сумочку и стала прогуливаться вдоль моста с романтичным видом на набережную.

Было жарко, как обычно бывает летом, но под ветром, скользившим вдоль реки, так уже не казалось. Река быстро мчалась вдоль земли, переливаясь всеми оттенками голубого и белого. В ее отражении можно было увидеть широкие облака и перевернутые здания вдали. Она сливалась с небом, разграничиваясь лишь тонкой линией черного горизонта.

Мимо проходили парочки с мороженым в руках, они о чем-то мило беседовали и радовались жизни, их улыбки блестели ярче звезд на ночном небе. Напротив шли и пожилые люди. Они сохранили верность друг другу до самой старости, держась на протяжении всей жизни так просто за руку, идя бок о бок.

Я же шла одна. Как всегда. Как обычно.

Я остановилась около перил, выстроенных тугой прямой вдоль набережной и всмотрелась вперед. В ту даль, где безмятежность и покой. В глазах собирались слезы, то ли от скуки, то ли от жалости к себе, то ли просто от встречного ветра.

Появился он. Как и должно было случиться. Я не планировала встречи, не желала его прихода. А он появился. Внезапно, резко, сохраняя спокойный вид и открытое лицо.

- Привет, - сказал он. Мы не видели почти неделю. Что я должна была ему ответить?

- Привет, - в горле вдруг пересохло.

Он подошел ближе, держа папку с нотами в руке. От него пахло легким одеколоном. И всеми своими душой и телом тянулся ко мне. Я ощущала притяжение его тела к своему. Внизу все сжалось и наполнялось теплом. Я подняла на него взгляд – в глазах пылает огонь, выдававший все его потайные желания…

Мы снова оказались в его квартире.

Олег, не теряя времени, усадил меня на открытую клавиатуру рояля и принялся целовать со всей присущей ему дикостью. Его губы касались шеи, груди, губ. Он спускался к щиколоткам и снова возвращался к лицу. Руки музыканта быстро подняли мою юбку и прижали к своим бедрам. Я молчала, он прерывисто дышал. Резко он расстегнул мою блузку, склоняясь к груди.

Вошел он быстро и резко. Было больно, но я сжала зубы, молясь, чтобы все прекратилось, как можно скорее. Наши руки, опиравшиеся на клавиши, производили адские звуки плакавшей музыки. Будто он вдалбливал не в меня, а… в рояль. Я молчала, а отвечало оно. И Олег ни разу не посмотрел на меня, он делал это с закрытыми глазами, ища звук пальцами, наслаждаясь этой сумбурной гегемонией…

Также резко он вышел и отошел от меня. Его взгляд был уставшим и успокоившимся, тело все содрогалось, а из-за рта вырывались рваные вздохи. По вискам стекали капельки пота.

Он присел на край кровати, я поправила белье, блузку и села рядом с ним. Олег отстранился куда-то в свои размышления, созерцая рояль, на котором остались следы моих рук, его рук.

В горле пересохло и давило на глотку. Я вскочила с кровати и кинулась к двери.

- Постой, - парень встал в коридоре. Я обернулась. Он увидел мои слезы. – Останься, прошу. – Я вытерла щеку, по которой щекотно прокатилась слеза. – Останься.

И я осталась, наплевав на свою гордость, точнее на ее отсутствие. У меня никогда ее не было. Мне не с кем было сравнивать Олега, я не знала, как повести себя в такой ситуации и следовала лишь инстинктам. Я хотела остаться с ним, но мешало она. Музыка. Ревновать? Это так глупо.

- Обещай, что сейчас все будет по-другому, - я вернулась и растворилась в его объятьях.

- Обещаю.

Он уложил меня на кровать, и мы мирно лежали, наблюдая за отражением друг друга в белом натянутом потолке. Он взял меня за руку и переплел наши пальцы. Он повернулся и склонил надо мной. Пальцами провел линию от лба к щекам, губам, спускаясь к шее, по плечам и заканчивая пальцами другой руки. Тепло, приятно, словно наэлектризовано.

- Я не хочу, чтобы ты была «музой», - он мягко поцеловал меня в ушко и прошептал эти слова.

- Но так получается.

- Не говори так, - возразил он. – Ты не они.

- Возможно, стою чуть выше на пьедестале, чем другие, но я все равно всего лишь муза, - я снова заплакала. – Меня бы это не волновало, если бы я… если бы…

- Как же мне доказать тебе это.

Я посмотрела на него, он от недоумения удивился. Скорее приятно, чем нет. Что он должен был мне ответить?

Он ничего не сказал, склонился надо мной и начал целовать. В этот раз все и вправду было по-другому. Все было медленно, нежно и чувственно. Я ощущала его, он меня, так близко, так, как было необходимо. Я впервые вкусила наслаждение и отдалась процессу с головой. Я смотрела ему в глаза, они были чисты и разумны. Он понимал, что он делает и с кем.

Он не причинил мне боли, но я оставалась его музой. Я оставалась его вдохновением для написания музыки. Его человеческим воплощением фортепиано.

Но мне с ним было хорошо. Должна ли я была бороться?

У меня нет истории любви, которую можно смело ставить в подражание, которую любая девчонка обязательно расскажет другой девчонке, да еще и приукрасит. Этот лист в книге моей жизни пуст. Никогда в своей жизни я не влюблялась. Никогда в своей жизни я не позволяла себе заставлять кого-то меня любить. Если в меня влюблялись, а он нравился другой, я уступала место, потому что строить счастье на чем-то несчастье это низко. Если я мешала кому-то на пути, я отступала. Мне стоило лишь сказать «подруга, он мой», и я бросала все возможности.

Но сейчас мне хорошо. Сейчас я хочу идти этим путем, и я никому не мешаю. Почему же я должна отказываться от него? Почему вновь я должна бросать все попытки стать счастливой? А если только с ним я чувствую себя той, какой хочу. Да, я муза, но я никому не мешаю. Я его, он мой. И мне хорошо. Ему хорошо. Мы нуждаемся в друг друге. Даже таким способом.

- Больше никогда не смей говорить, что ты всего лишь муза, - сказал он после, когда я прижималась ухом к его груди и прислушивалась к успокаивающему биению сердца. – Ты не муза. Ты Софья Петрова. Будущая журналистка. Любительница блузок с короткими рукавами и элегантных сумочек через плечо. С длинными черными волосами, пахнущими чаем и мятой. Тихая и скромная. Ты Софья Петрова. Девушка, с которой было бы замечательно прогуляться по морю в соседнем городке и поесть ванильного мороженого, если она не против, конечно, или у нее нет аллергии.

Я посмеялась. Он тоже.

- Нет, не против. Очень даже за. Только не ваниль, а щербет.