- Что делать будем с этой парочкой? - сказал кто-то из тех, кто обошел их с Живии со спины.

- Девку живой брать, потешиться чтобы, когда шакальим собаках кишки выпустим, а этого прикончить.

Регент сглотнул. Ему было и страшно, и стыдно за себя самого, но он из последних сил жался к Живии, словно она могла спасти его только одним своим присутствием.

- Прочь с пути, если шкуры дороги, - предупредила Черная дева, нарочито неторопливо обнажая меч.

- Вон как рхельская пташка щебечет, - прищелкнул языком дасириец с оторванным ухом. - Я бы ее развернул да засадил пару разков, чтоб по-иному запела.

- Я вперед пойду, а ты уж после. По проторенной-то дороге все легче, - осадил его гнилозубый.

- Слыхал, что промеж ее ног наши добрые братья целый тракт проложили, так старались.

Шиалистан почувствовал, как напряглась рхелька. Дасирийцы зацепили Черную деву за живое. Не трудно догадаться, что такого она им не подарит, но регент продолжал молиться богам, чтоб остудили ее разум. Ну почему теперь, когда он почти поверил, что выйдет живым из переделки?

- Спрячь свои коготки, пташка, а то как бы хуже не вышло.

- Попробуй - и поглядим, кому станет худо, - ответила она с не скрываемой злостью. Миг - и спешилась, бросила поводья регенту. Посмотрела на него так, как мать смотрит на свое нашкодившее дитя - и с нежностью, и с жалостью, и с сожалением. И, прежде, чем Шиалистан понял, что происходит, что есть силы ударила лошадь по крупу.

Жеребица встала на дыбы, обрадованная тем, что избавилась от половины тяжелой ноши. Живии, без предупреждения, кинулась на тех, что стояли впереди. Регент не поспевал за ней взглядом, только, что есть силы, ухватился за поводья. Рхелька быстро, словно железные доспехи не мешали ей вовсе, подскочила к гнилозубому и рубанула по ногам его коня, тут же ушла в сторону от меча второго дасирийца, развернулась и отразила мечом косой удар второго всадника. Дасирицы, отвлекшись на нее, разомкнули круг. Жеребица, словно почуяв свободу, рванулась вперед. Регент зажмурился, почти уверенный, что наперерез выедут еще несколько "внезапно" появившихся отрядов Шаама. Но лошадь скакала, точно сам Эрбат стегал ее огненной плеткой. Остались позади иступленное ржание раненого дасирийского коня, лязг мечей, проклятия и крики. Когда и они стихли, регент открыл глаза. Жеребица несла его в самое сражение, будто не пугал ее ни запах смерти, ни вид десятков мертвых лошадей. Человеческих мертвецов было много больше.

Шиалистан не успел остановить ее, на всем скаку вторгаясь в остатки былого сражения. Люди едва шевелились: уставшие, окровавленные и одурманенные битвой, они лениво поднимали и опускали друг на друга мечи, кривились от боли и падали замертво. Несколько вышли рхельцу наперерез, но двое других скосили их, салютуя своему правителю коротким кивком. Шиалистан устыдился своих безоружных рук, и потребовал у одного из воинов его второй меч. Тот незамедлительно исполнил просьбу. Простой длинный клинок, испачканный кровью и землей - регент взял его в ладонь с надеждой не пускать в дело. В такой неразберихе воины Шаама и Равана были на одно лицо, и Шиалистан боялся задеть своего. Впрочем, боялся он всего.

Словно в насмешку, стоило регенту взять в руки меч, как на них тут же сунули новые противники. Уставшие и злые, они грозили "прихвостням шакала" мечами, у одного был топор палача - дасириец нес его двумя руками, глаза в глаза глядя на Шиалистана. Воины встали на защиту правителя, но один тут же свалился в грязь с раскроенным черепом. Шиалистан с трудом удержал лошадь, увел ее в сторону, чтобы топорщик не мог его достать. Животина запуталось ногами в человеческих телах, стала неуклюжей. А дасириец с топором уже подобрался достаточно близко, чтобы достать врага. От первого удара рхелец уклонился, развернул коня так, чтобы дасириец оказался по правую руку - и ударил в ответ. Как учил дед - сверху вниз, наискось. Чем больше хватанет лезвие, тем больше шансов куда-нибудь да попасть. Воин отбил удар, вывернул меч так, что Шиалистан с трудом удержал клинок в ладони. Воин тут же перебросил свое оружие в другую руку и снова ударил, но в этот раз по лошади. Кольчужная сетка попоны прикрыла кобылу от раны, но не смогла защитить от удара. Жеребица брыкнулась под седлом, встала на дыбы и обрушила оба копыта на дасирийца. Хрустнуло так, что Шиалистану показалось, будто в это самое время кто-то ударил по темени его самого. Воин упал замертво, так и не выпустив из рук любимый топор.

На смену мертвому пришли двое живых. Одного регенту удалось полоснуть мечом, но второй успел зайти слева и проткнул лошадиный бок копьем. Жеребица застонала, почти как человеческая женщина и завалилась на бок. Шиалистан упал вместе с ней, но успел откатиться сторону, чтобы снова подняться. К тому времени на воина с алебардой вышли несколько Белых щитов и разделались с ним всем скопом. Регент перевел дух, поглядывая на свои окровавленные ладони.

И тут он увидел то, о чем говорил дед. Его Белые щиты, те, что никогда не смотрели на него с должным уважением, теперь почтенно склонили головы, и встали круг своего господина заслоном, готовые отдать за него жизнь. Они уважали его. Увидели в сражении, ровней себе - и покорились сильному. Шиалистан почувствовал странное свербение где-то в груди, словно там родилось что-то иное, чего прежде не было. Гордость за себя? Гордость за то, что даже он, последний трус и человек, который едва не сбежал, как последний дезертир, мог убить хоть бы одного врага. Белые щиты, конечно же, не могли знать, один он был или десятки, но они поверили. И эта вера поразила Шиалистана. "Старик был прав, - подумал Шиалистан, пока на них сунули несколько хорошо защищенных воинов Шаама. - Они умрут за меня теперь и потом тоже. Всякий раз, когда придет такая нужда, мои воны будут защищать меня, потому что я бился с ними плечом к плечу".

Дальше завертелся вихрь звуков и криков. Воины набросились друг на друга, словно голодные звери, но Белые щиты, воодушевленные присутствием своего лидера, оказались ловчее, и воины Шаама падали один за другим. Шиалистан совался вперед, зная, что проку все равно будет чуть, но ему хотелось почувствовать кровь снова, ощутить то странное возбуждение, когда рука отнимает жизнь.

- Раван! - раздалось откуда-то впереди. - Помогите Равану!

Белые щиты молчаливо и покорно посмотрели на своего господина. Вместо ответа Шиалистан первым пошел на голос. Сражение едва тлело, воины добивали друг друга. Были и те, кто просто бродил между мертвецами и убивал всякого, кто еще шевелился в грязи. Нескольких мародеров - Шиалистан узнал в них крестьян, что сражались под его знаменем - порешили на месте. Краем глаза регент заметил, что и воины Шаама расправлялись со стервятниками не менее жестоко - тех, кто обносил тела покойников, презирали во все времена.

Вскоре впереди показалась оживленная возня. Шиалистан прибавил шагу, на ходу срывая с себя остатки разорванной в клочья накидки. Словно ориентир, над тем место поднялось знамя с расшитыми золотом кленовыми листьями. Все пропитанное кровью, оно едва шевелилось на слабом ветру. Регент прошел между двумя дасирийцами с отметинами герба Равана на наплечниках, и остановился.

Раван и Шаама сошлись в поединке. Было видно, что более старый Раван проигрывает Шааму, но он сопротивлялся отчаянно. На сухих щеках осталось несколько кровоточащих шрамов, из-под нагрудника сочилась кровь, и сам Раван припадал, казалось, сразу на обе ноги. Он успел оступиться дважды за те несколько мгновений, что Шиалистан наблюдал за поединком. Шаам, видя, что соперник вот-вот сдастся, наступал яростнее, рубил почти от плеча, уверенный, что победа близка. Рхелец с удивлением огляделся на остальных воинов - неужели. Никто не решит исход этой битвы, встав на сторону своего господина? Но нет, воины обеих сторон наблюдали за сражением, и только тот, что держал стяг Дасирийской империи, подбадривал Равана хриплыми выкриками. Шиалистану все действо больше напоминало иджальские арены, на которых против натасканных воинов выставляли не менее натасканных животных. Раз или два он был на таких представлениях, и ничего кроме гадливости они в нем не вызвали, хоть публика неистовствовала знатно.