И я замечена.

Может, это паранойя. Может, предположение. Или, может быть, это правда, потому что я чувствую вопросительные взгляды, впивающиеся мне в спину. Взгляды, которые хотят убедиться, что я действительно здесь. Что это действительно я, Софи Каллахан, вернулась оттуда, где бы я ни была.

Я сковываюсь в одном из проходов, успокаивающе улыбаясь Миле. Она беззаботно болтает сама с собой, пребывая в блаженном неведении о шёпоте, который, как я знаю, витает вокруг. И хотя сейчас полдень четверга, здесь всё ещё людно.

Впервые в жизни о мне вспыхивает желание поехать в «Уолмарт», а не в этот местный магазин.

Я заполняю корзину предметами первой необходимости. Хлеб, молоко, сыр, любимые чипсы Милы в виде звёзд. Она запускает руку в пакет, но я сразу нежно перехватываю её.

— Не-а, мисси. Когда мы вернёмся.

— Мама! Хочу зёзды! — она пытается дотянуться до чипсов.

— Мила, нет, — я тянусь и хватаю с полки памперсы. В знак протеста она пинает своими маленькими ножками тележку. Это постоянная битва, и я вечный победитель в ней.

— Ну, неужели это давно потерянная Софи Каллахан, — растягивает слова голос позади меня. Голос, который я ненавижу.

Я поворачиваюсь, пряча Милу за своей спиной, и смотрю в лицо Нины Хоукинс. Обесцвеченная блондинка с тонной макияжа и слишком низким вырезом, — она выглядит такой же, какой я её запомнила.

— Нина. Как ты?

Она улыбается, но в её улыбке нет теплоты:

— Нормально. Как твои дела?

— У меня всё хорошо, спасибо, — я выдавливаю улыбку. Мама говорила мне, что девушки с юга всегда вежливы. Особенно, когда хотят выцарапать глаза другой женщине.

С натянутой улыбкой, Нина окидывает меня взглядом.

— Не знала, что теперь ты мама.

Я тянусь назад за рукой Милы.

— Многое изменилось за два года. Не хочу показаться грубой, но ей пора обедать. Пока, Нина.

Сделав несколько шагов, я снова слышу её голос.

— Полагаю, Коннер не знает. По крайней мере, он никогда не упоминал о ней после твоего ухода.

Моё сердце сжимается от её намёка, и я быстро разворачиваюсь. Но моё лицо не выдаёт того, что я чувствую внутри.

— Коннер? Почему он должен знать что-то о ней?

Нина раздражённо моргает, но ничего не отвечает. Понятия не имею, купилась ли она на это, но, направляясь к кассиру, я слышу:

— Ни за что не угадаешь, кого я только что видела…

Я чуть ли не роняю дебетовую карту из-за вновь вспотевших ладоней, но всё-таки верно ввожу пин-код. Мне просто хочется выбраться отсюда и вернуться в безопасный отцовский дом. Мой дом, полагаю.

Я почти пересекла парковку, когда другой знакомый голос зовёт меня по имени. Этот голос мягче, по нему я скучала.

— Софи? Ты вернулась?

Я останавливаюсь, сглатываю и киваю.

— Ага, я вернулась.

— И… — Лейла Бёрк становится передо мной и смотрит на Милу, — и ребёнок?

Я смотрю в глаза одной из моих самых близких подруг. По крайней мере, когда-то она ею была. Давным-давно, когда всё было просто. Когда самой большой проблемой было прийти домой после комендантского часа и не попасться.

— Да.

— Она твоя?

— Нет, я украла её, — бормочу, перекладывая покупки в багажник. Лейла ничего не говорит, пока я усаживаю Милу в её сиденье.

— Софи…

— Не надо, — я смотрю в её голубые глаза, такие похожие на глаза Коннера, — Пожалуйста, не задавай мне вопросы, на которые я не готова ответить.

Она убирает свои волосы с эффектом амбре за уши.

— Ты сказала Нине, что это не так.

— Я не должна распинаться перед Ниной.

Я открываю дверь и, сев в машину, завожу её прежде, чем Лейла заговорит снова.

Я ни за что не выдержу этот разговор, не поддавшись. Я знала, что мне не справиться с поездкой в Шелтон Бэй без трудностей, но рассчитывала, что проведу больше нескольких часов, не встречаясь с девушкой, с которой провела всю свою жизнь, — со своей лучшей подругой.

Не встречаясь с его семьёй, семьёй Милы.

Я выезжаю с парковки и направляюсь к дому. Всё ещё непривычно называть его своим. И я всё ещё не знаю, что с ним делать. Было бы идеально иметь возможность вернуться в Шарлотт… Но я не могу. Мой дом здесь, и…

Качаю головой, потому что не собиралась делать этого сегодня. У меня впереди ещё много времени, чтобы принять решение. А прямо сейчас мне нужно сосредоточиться на том, как пережить этот день. На том, как пережить всю эту хреновую ситуацию.

Я глушу двигатель и вижу, как прямо за моей машиной останавливается Лейла. Я потираю виски. Чёрт побери, я должна была знать, что она не оставит это вот так. Она слишком упряма, чтобы оставить всё как есть.

— О, чёрт, нет, Софи Каллахан. Ты не уйдёшь, не сказав мне правды, девчонка.

Мила крепче цепляется за меня, когда я вытаскиваю её.

— Можешь не делать так рядом с Милой? Она не привыкла к крику.

— Извини, — поморщившись, Лейла открывает багажник моей машины.

— Что ты делаешь? — спрашиваю её, когда она начинает доставать оттуда пакеты с продуктами.

— Я не уйду, пока ты не расскажешь мне всё. Ты собираешься открыть эту дверь или нет? Эти пакеты чертовски тяжёлые.

Вздохнув, опускаю багажник. Когда я открываю входную дверь, Лейла заходит внутрь и относит пакеты на кухню.

— Зёзды, мама! Зёзды! — кричит Мила, протягивая ручки к пакетам на полу.

— Ладно, ладно, погоди, — я опускаю её и беру пачку чипсов.

Она вырывает её у меня и запускает в неё свои маленькие ручки.

— Что ты сказала?

Она показывает на чипс во вру и смотрит на меня большими невинными глазками. Я сжимаю губы, стараясь не рассмеяться. Чёрт, она выглядит слишком милой.

— Мила.

Она широко улыбается:

— Сасибо.

— Хорошая девочка, — поцеловав её в лоб, я присоединилась к Лейле на кухне, чтобы разобрать продукты.

Она следит за мной взглядом, когда я обхожу кухню. Я морщу нос, освобождая холодильник от старой гнилой пищи, купленной ещё до папиной смерти. От запаха меня накатывает тошнота, поэтому я начинаю дышать через рот.

— Иу, — хватаю мешок для мусора и, заполнив его содержимым холодильника, выкидываю в мусорный бак на заднем дворе, — надо было вернуться раньше.

Лейла молча передаёт мне чистящий спрей и бумажные полотенца, по-прежнему прожигая меня взглядом.

— Спасибо, — бормочу, зная, что её расспросов не избежать. Я втягиваюсь в уборку холодильника. Чувство вины с новой силой разрастается во мне, отчего желудок начинает совершать огромные кульбиты.

— Так, — тихо произносит Лейла, — ты вообще собиралась вернуться?

Я бросаю через плечо:

— Со временем. Я знала, что после папиной смерти мне самой придётся со всем разобраться, если здесь не будет Сти.

— Разве он не вернётся через пару месяцев?

— Ага.

— Тогда зачем тебе об этом беспокоиться? Твой отец умер месяцы назад. Почему просто не остаться там, где тебя два с половиной года носили черти?

Я бросаю на Лейлу резкий взгляд.

— Ты не могла бы понизить голос? Может, тебя это и не беспокоит, но крики рядом с Милой, будь чертовски уверена, волнуют меня.

Лейла смотрит на меня.

— Прости. Просто я чертовски зла на тебя, Соф. Почему ты не предупредила меня о том, что уезжаешь?

Я медленно закрываю дверь холодильника и прислоняюсь к ней, в то время как мой взгляд блуждает по Миле. Я выпускаю из рук тряпку, роняя её на пол, когда слышу вздох Лейлы:

— Ты уехала из-за неё… Не так ли?

— Я сказала тебе, что не буду отвечать на вопросы, на которые не готова дать ответы, — я морщусь, когда Мила раздавливает несколько чипсов на ковре, и молюсь о том, чтобы папин пылесос всё ещё работал. Я снова открываю холодильник и начинаю заполнять его новыми, свежими продуктами, — я не должна тебе ничего, Лей. В том числе отвечать.

— Я приму это как «да».

— Думай как хочешь.

— Я её тетя, не так ли? Она дочь Коннера, — продолжает Лейла, не получив ответа. — Почему ты ничего не рассказала нам?

Я ставлю молоко в холодильник и захлопываю его.

— Ну что? — говорю я, игнорируя Лейлу. — Готова вздремнуть?

— Не хочу спать! Не хочу!

Закатив глаза, я выхожу на улицу, забираю из машины кроватку и заношу внутрь. Мила всё ещё повторяет свою предсонную мантру, в то время как я поднимаю кроватку наверх и устанавливаю её. Положив в неё любимое одеяло дочки, я возвращаюсь обратно к Миле. Забираю из гостиной её куклу и поднимаю ребёнка, стряхивая крошки с маленьких рук.

Поднявшись наверх, укладываю её в кроватку и целую в лоб.

— Спи сладко, детка. Я люблю тебя.

Я закрываю за собой дверь, оставляя её повторяющую: «Не хочу! Не хочу! Не хочу!»

Через несколько минут она сдаётся и засыпает. Это одна из тех сумасшедших вещей, которые я могу ценить в этом безумном перевороте обеих наших жизней.

Лейла наблюдает за мной, когда я захожу на кухню и наливаю в стакан апельсиновый сок.

— Ты в курсе, что не имела права скрывать такое? — она продолжает давить на меня. — Ты не имела права скрывать её. Нина уже на полпути, чтобы всем рассказать.

— Думаешь, я не знаю? — рявкаю, повернувшись к ней. — Думаешь, я не знаю, что завтра о Миле узнают все в этом проклятом городишке?

— О, я знаю, что ты знаешь, Софи. Просто мне интересно, как долго ты собиралась хранить её в секрете.

— Столько, сколько смогла бы. Так лучше для всех. И нет, прежде чем ты спросишь, я не стыжусь её. Но у меня есть свои причины, и я не должна оправдываться перед тобой.

Лейла приподнимает брови.

— Нет, но ты должна оправдываться перед моим братом.

— Убирайся, — твёрдо говорю я, глядя прямо ей в глаза. — Что я делаю, а чего нет — не твоё дело, Лейла. Как и Мила. Пока ты не поймёшь это и то, что мои решения надо уважать, независимо от того, насколько неверными ты их считаешь, я не хочу видеть тебя здесь.

Она отталкивается от кухонного прилавка и качает головой, в её взгляде появляется грусть.

— Что, чёрт возьми, случилось с тобой, Соф?

— Я стала мамой, вот что. И теперь Мила на первом месте. Для меня она превыше всего, даже тебя.