— Мы говорим «дарога», а канадцы говорят «дорога». И именно так произносит это слово Джон.
— Вы уверены?
— Абсолютно уверен.
— Я имею в виду вашу теорию?
— Это не теория, это факт. Я беседовал об этом со специалистами.
— В последние две недели?
— В последние две недели, — подтвердил он. — Не хотел поднимать этого дела, но моя дочь Шейла... интересуется этим парнем. Если он преступник, как я подозреваю... — Хауэл замолчал, почти подавившись этим последним словом.
Мы оба посмотрели на бассейн. Шейла все еще сидела одна на краю бассейна, опустив ноги в воду. Пока я смотрел на нее, она дважды поворачивалась, чтобы увидеть вход в бассейн. Девушка с нетерпением ждала кого-то.
Официант принес еду, и в течение нескольких минут мы молча пережевывали пищу. Столовая постепенно стала наполняться людьми в спортивной одежде. Спортивные термины, которые они произносили, казалось, служили им паролем. Доктор Хауэл время от времени независимо оглядывался, как бы показывая спортсменам свое недовольство их вторжением.
— И что вы намерены делать, доктор?
— Намерен нанять вас. Как я понимаю, вы уже закончили работать на Гордона.
— Насколько мне известно, закончил. А вы с ним об этом говорили?
— Естественно, говорил. Он так же, как и я, считает, что расследование следует продолжать. К несчастью, Мария не хочет об этом и слышать, а он, как ее адвокат, не имеет права продолжать это расследование по своей воле.
— А вы обсуждали это с самой миссис Гэлтон?
— Пытался, — Хауэл скорчил гримасу. — Но она не хочет слушать ничего плохого о ее прекрасном внуке. Это ужасно, мягко говоря, но я понимаю, почему она ему верит. Смерть Энтони была для нее ударом. Она должна что-то иметь. И вот появляется сын Энтони, такой хороший, воспитанный мальчик. Возможно, на это и рассчитывали. Во всяком случае, она цепляется за этого парня, как будто от этого зависит вся ее жизнь.
— А как будет, если мы докажем, что он самозванец?
— Естественно, посадим его в тюрьму, где он и должен находиться.
— Я имею в виду, как это повлияет на здоровье миссис Гэлтон? Вы сами говорили мне, что любое сильное потрясение может привести ее к смерти.
— Это верно. Я так говорил. — Его лицо начало медленно краснеть пятнами. — Конечно, меня это беспокоит. Но в жизни есть более важные вещи, вещи этического характера. Мы не можем сидеть и смотреть, как преступники приводят в исполнение свои планы только потому, что их жертва больной человек. Чем дольше мы будем сидеть и молчать, тем хуже в конечном итоге будет для Марии.
— Возможно, вы и правы. Во всяком случае, ее здоровье — ваша забота. Я готов вести расследование. Когда я должен начать?
— Прямо сейчас.
— Вероятно, мне придется поехать в Мичиган. Это будет стоить денег.
— Понимаю. Сколько?
— Пятьсот.
Хауэл даже не моргнул. Он достал чековую книжку и самописку. Пока выписывал чек, сказал:
— Было бы неплохо, если бы вы сначала поговорили с парнем. То есть, если бы вы смогли это сделать, не вызывая у него подозрений.
— Думаю, смогу. Сегодня утром он прислал мне приглашение.
— Приглашение?
— Да, письменное приглашение посетить дом Гэлтонов.
— Он довольно свободно распоряжается собственностью миссис Гэлтон. А это приглашение у вас случайно не с собой?
Я протянул ему письмо. Он стал его изучать. Волнение его усилилось.
— О, Господи! Я был прав.
— О чем вы?
— Этот грязный лгунишка — канадец. Посмотрите. — Он положил письмо между нами на стол. — Посмотрите, — его указательный палец коснулся письма, — как он пишет. Он пишет, как англичанин. В Канаде такое написание все еще распространено. Он даже не американец. Он самозванец.
— Но, чтобы доказать это, одного правописания недостаточно.
— Я это понимаю. За работу!
— Если вы ничего не будете иметь против, я сначала закончу мой обед.
Хауэл меня не слышал. Он смотрел на бассейн, наполовину поднявшись со стула.
Темноволосый юноша в бежевой рубашке беседовал с Шейлой Хауэл. Он немного повернул голову, и я узнал его. Это был Джон Гэлтон. Он фамильярно похлопал ее по плечу, скрытому под махровым халатом. Шейла смотрела ему в лицо и широко улыбалась.
Хауэл вскочил, опрокинул стул, на котором сидел, и выскочил из столовой прежде, чем я успел остановить его. Я вышел вслед за ним и остановился у дверей в клуб. Он торжественно проследовал через поляну к бассейну.
Джон и Шейла шли, взявшись за руки, ему навстречу. Они были так заняты друг другом, что не увидели Хауэла, пока он с ними не столкнулся. Он встал между ними и стал трясти парня за руку. Его голос звучал в окружающей тишине очень громко:
— Уходите отсюда, вы не член клуба, слышите меня?
Джон освободил руку. Он встал перед доктором. Лицо его было бледным, он весь напрягся.
— Меня пригласила Шейла.
— А я отменяю это приглашение. — Его затылок напрягся и стал пунцовым.
Шейла взяла отца за руку.
— Папа, пожалуйста, не устраивай сцен. Это тебе не поможет.
Джон несколько приободрился и сказал:
— Моей бабушке это не понравится, доктор.
— Понравится, когда она все узнает. — Но угроза несколько успокоила доктора. Голос его стал тише.
— Пожалуйста, папа. Джон не сделал ничего плохого.
— Как ты не понимаешь, Шейла, я стараюсь тебя защитить.
— От чего?
— От коррупции.
— Это глупо, папа. Послушать тебя, так Джон просто преступник.
Парень вдруг откинул голову, как будто это слово ударило его по затылочному нерву.
— Не спорь с ним, Шейла. Я не должен был сюда приходить.
Он повернулся и пошел, опустив голову, к парковке. Шейла направилась в другую сторону. В махровом халате ее фигура казалась массивной и таинственной. Раньше я этого не замечал. Ее отец стоял и смотрел на нее, пока она не скрылась из виду где-то около бассейна. Она, казалось, тяжело и навсегда уходила из-под его контроля.
Я вернулся в столовую, где Хауэл и нашел меня. Он вошел бледный, с осунувшимся лицом, как будто только что потерял много крови. Дочь его теперь была в бассейне. Она плавала туда и обратно, медленно и мощно разгребая воду руками. За ее ногами тянулась белая пена.
Она все еще плавала, когда мы уходили. Хауэл отвез меня к зданию суда. Он нахмурился, поглядев на зарешеченные окна тюрьмы графства:
— Посадите его за решетку! Это все, что мне от вас нужно.