Глава 20

Прежде чем высадить меня перед главным входом клуба, Шейла извинилась за то, что выплеснула на меня, как она выразилась, свои эмоции, а также довольно сбивчиво попросила меня ничего не рассказывать отцу. Я ответил, что извиняться ей не за что и что я ничего не расскажу.

Окна комнаты отдыха клуба выходили на площадку для игры в гольф. Игроки напоминали разноцветные конфетти на зеленом фоне травы. Я смотрел на них, пока в пять минут второго не прибыл Хауэл.

Он крепко пожал мне руку.

— Приятно увидеть вас снова, Арчер. Думаю, вы не будете против, если мы сразу начнем есть. После двух я должен быть на комитете.

Он провел меня в огромную столовую. Большинство столиков были пустыми. Мы выбрали столик у окна, из которого был виден бассейн, где плавала и брызгалась молодежь. Официант обращался с Хауэлом так, как будто бы он был председателем комитета официантов.

Так как я ничего не знал о докторе, то спросил его, на какой комитет он собирается.

— А разве не все комитеты одинаковы? Они собираются и тратят уйму времени на то, что любой их член мог бы сделать в одиночку за половину времени, ушедшего на заседание. Я хочу создать комитет, который бы боролся за роспуск всех комитетов. — Он улыбнулся. — Это комитет Ассоциации сердечников. Мы планируем провести кампанию по сбору средств для создания фонда Ассоциации. Я — председатель этого комитета. Вы будете что-нибудь пить? Я, пожалуй, возьму «Гибсон».

— Я тоже.

Он заказал крутящемуся возле нас официанту два «Гибсона».

— Как врач, я считаю, что лучше перепить, чем переесть. Поэтому не следует совершенно отказываться от маленьких грешков. Что вы будете есть?

Я посмотрел меню.

— Если вы любите морскую пищу, — сказал он наставительно, — то лучше возьмите краба. Его легче жевать. Сейбл рассказал мне о небольшом приключении, случившемся с вами. Как ваша челюсть?

— Спасибо. Заживает.

— А из-за чего все это произошло? Если, конечно, вы не против поговорить об этом.

— Это длинная история, которая сводится к следующему: Энтони Гэлтон был убит из-за денег преступником по имени Нелсон, бежавшим из тюрьмы. Ваше первое предположение относительно убийства было близко к истине. Но на этом дело не кончается. Я считаю, что убийство Тони Гэлтона и убийство Каллигана связаны между собой.

Хауэл нагнулся ко мне через стол. Его короткие седые волосы блестели.

— Каким образом связаны?

— Вот на этот вопрос я и пытался найти ответ, когда мне сломали челюсть. Разрешите мне задать вам вопрос, доктор? Какое у вас впечатление о Джоне Гэлтоне?

— Такой же вопрос я собирался задать вам. Но так как вы задали его первым, я и отвечу первым. Юноша кажется открытым, без сучка и задоринки. Он, конечно, умен и, возможно, может очаровывать людей. Его ба... миссис Гэлтон очарована им.

— У нее не вызывает сомнения, что он ее внук?

— Абсолютно нет. С самого начала она ни в чем не сомневалась. Для Марии этот парень является практически воскресшим Тони, сыном. Ее компаньонка, мисс Хилдрет, чувствует то же самое. Должен признать, что сходство удивительное. Но такое можно сделать, если речь идет о большой сумме денег. Думаю, в мире нет такого человека, у которого бы не было двойника.

— Вы хотите сказать, что такого человека искали и наняли?

— А вам такое не приходило на ум?

— Приходило. Думаю, этим следует заняться.

— Рад, что вы так считаете. Буду с вами откровенен. Когда этот парень здесь появился, я подумал, что вы можете участвовать в этом заговоре. Но Сейбл за вас ручается головой, и я, кроме того, поспрашивал о вас в других местах. — Его серые глаза смотрели на меня серьезно. — И потом: доказательства вашей честности у вас на лице.

— Тяжело таким образом доказывать свою честность. Хауэл чуть улыбнулся, глядя через окно на бассейн.

Его дочь Шейла появилась там в купальном костюме. Она была прекрасно сложена, но это не доставляло ей удовольствия. Она сидела одна, с грустным лицом, переживая свое взросление. Хауэл окинул ее взглядом, и лицо его стало странно деревянным.

Официант принес нам выпивку, и мы заказали ему обед. Когда официант не мог уже нас слышать, Хауэл сказал:

— Меня волнует история этого парня. Как я понимаю, вы первым ее услышали. Что вы о ней думаете?

— Мы с Сейблом долго его допрашивали. Он на нас не обиделся. И все в его рассказе вроде в порядке. В тот же вечер я все записал. После нашего с вами разговора сегодня утром я опять просмотрел свои записи. И не мог найти в них никаких противоречий.

— Все это можно было тщательно подготовить. Не забывайте, что это может дать. Вам, возможно, будет интересно узнать, что Мария собирается изменить свое завещание в его пользу.

— Уже?

— Возможно, она это уже сделала. Гордон не соглашался на это, поэтому она вызвала другого адвоката для составления завещания. Мария просто сошла с ума. Она так долго сдерживала свои чувства, что сейчас просто отравлена ими.

— Она действительно некомпетентна?

— Что вы! — поспешил он опровергнуть это мое заявление. — Я не это имел в виду. Считаю, что она имеет полное право делать со своими деньгами то, что хочет. Но, с другой стороны, мы не можем позволить, чтобы ее обманули.

— А сколько у нее денег?

Он поднял глаза и посмотрел через мою голову куда-то вдаль, как будто там видел горы золота.

— Точно не могу сказать. Но что-то равное национальному долгу средней европейской страны. Я знаю, что Генри оставил ей нефтяные промыслы, которые приносят в неделю несколько тысяч. И у нее есть ценные бумаги на сотни тысяч долларов.

— А кому все это достанется, если не этому парню?

Хауэл невесело улыбнулся.

— Я не должен этого знать, но случилось так, что знаю. И, конечно, не должен об этом рассказывать.

— Вы были со мной откровенны, и я буду откровенен с вами. Мне любопытно, а вы не заинтересованы в этом состоянии?

Он почесал подбородок, но больше никак не проявил своего смущения.

— Да, заинтересован. В некотором смысле. Миссис Гэлтон назначила меня исполнителем ее первого завещания. Но, уверяю вас, мои личные соображения никак не влияют на мои суждения. Я прекрасно знаю, что мною движет, поэтому и утверждаю это.

Счастливые люди те, кто все знает, подумал я. А вслух сказал:

— А кроме денег, что еще вас волнует?

— Меня волнует история этого молодого человека. Как он ее рассказывает, она фактически начинается с того момента, когда ему исполнилось шестнадцать лет. А что было до этого, узнать невозможно. Я пытался и столкнулся с каменной стеной.

— Боюсь, что не понимаю вас. Как Джон рассказывает, он был в приюте до шестнадцати лет, в Кристал-Спрингс, в Огайо.

— Я связался с одним знакомым в Кливленде, мы с ним учились в медицинской школе. Этот приют сгорел дотла три года назад.

— Но это не доказывает, что Джон лгун. Он сказал, что покинул приют пять с половиной лет назад.

— Вы правы. Это не доказывает, что Джон лгун. Но если он действительно лгун, то этот факт не дает нам возможности доказать это. Все документы полностью уничтожены. Те, кто там работал, разъехались по стране.

— Но директора-то можно найти. Как его звали, Мерривезер?

— Мерривезер погиб во время пожара от инфаркта. Все это приводит нас к предположению о возможности, что Джону рассказали эту историю уже после того, как все случилось. Или он сам узнал о случившемся и решил этим воспользоваться. Он сам или те, кто его поддерживает, стали искать возможность, чтобы снабдить его прошлым, не вызывающим никаких подозрений, прошлым, которое нельзя проверить. Такой возможностью стал приют в Кристал-Спрингс — большое учреждение, которого больше нет, архив которого не сохранился. Кто может подтвердить, что Джон Браун провел там хотя бы один день?

— Вы много думали обо всем этом.

— Вы правы. Я еще не все вам рассказал. Например, его произношение. Он говорит, что он американец, родившийся и воспитывавшийся в этой стране.

— Вы хотите сказать, что он иностранец?

— Хочу. Я всегда интересовался произношением людей разной национальности. И случилось так, что мне пришлось немного пожить в Центральной Канаде. Вы когда-нибудь слышали, как канадцы произносят слово «дорога»?

— Если и слышал, то не придавал этому никакого значения.