Глава 3

Глаза девушки внезапно округлились, но я и без того мгновенно понял, что холодная струя воздуха, которую я ощутил на своем затылке, не могла быть моим воображением. Да и облако пара из разогретой ванны не могло проникнуть через замочную скважину запертой на ключ двери. Я медленно обернулся, расставив руки. Может быть, позже я и придумал бы что-нибудь более умное, но только не в эту минуту.

Первое, что я заметил, — это револьвер в его руке, и притом не из тех, которыми балуются новички. Это был большой черный немецкий «маузер» калибра 7,63. Весьма экономное оружие. Одна пуля может пробить сразу трех человек!

Второе, на что я обратил внимание, это то, что дверь ванной стала как-будто меньше с тех пор, как я видел ее последний раз. Правда, его плечи не совсем заслонили ее, но это было лишь потому, что она была действительно широкой. Что же касалось его роста, то скажу только одно: его голова была на уровне дверной притолоки. Третье, что бросалось в глаза, был фасон его шляпы и цвет его куртки: панама и зеленая куртка. Это был наш друг и сосед, владелец «форда», около которого я остановился на стоянке.

Левой рукой он закрыл за собой дверь в ванную.

— А окно ванной не следовало бы оставлять открытым. Позвольте ваш револьвер. — У него был спокойный глубокий голос, и в нем не было не аффектации, ни угрозы — видно было, что это его обычная манера говорить с людьми.

— Револьвер? — Я попытался сделать вид, что не понимаю его.

— Послушайте, Тэлбот, — сказал он непринужденно. — Я считаю, что оба мы относимся к той категории людей, которых можно считать профессионалами. Дайте сюда револьвер! И без лишних слов!.. Да, да, тот револьвер, который находится сейчас в вашем правом кармане. Бросьте его на ковер… Вот так, спасибо!

Я даже подтолкнул револьвер ногой, я хотел доказать, что он не ошибся, считая меня профессионалом.

— А теперь присаживайтесь, — сказал он с улыбкой, и я увидел, что его лицо совсем не было полным. Оно было просто широким. Узкая полоска черных усов и тонкий, почти греческий нос не гармонировали с ним. Создавалось впечатление, будто их пересадили сюда с другого лица. Такое же впечатление создавали и насмешливые морщинки возле глаз и вокруг рта. Я не придал большого значения этим морщинкам — возможно, он всегда улыбался, даже когда бил кого-нибудь пистолетом по голове.

— Вы узнали меня на стоянке? — спросил я.

— Нет… — Левой рукой он раскрыл мой «кольт», вынул оставшийся патрон и небрежным движением кисти бросил его так ловко, что угодил прямо в корзину для мусора, стоявшую футах в десяти от него. И вообще, он был похож на человека, который, из десяти возможных очков выбивает десять, которому удается все, что бы он ни задумал. Если он так ловко действовал левой рукой, то как же он действовал правой? А он тем временем продолжал:

— Я никогда вас не видел до этого дня. Я даже ничего не знал о вас, когда увидел вас на стоянке сегодня впервые. Но я сто раз видел эту молодую леди и столько же раз слышал о ней. Вы, конечно, нездешний, иначе вы бы тоже о ней слышали. Впрочем, может быть, и слышали, но не подозреваете, кого вы захватили. Да вы и не первый, кого она ввела в заблуждение. Ни грима, ни акцента, детские косички… Так можно выглядеть, когда ты либо вообще отказываешься от соперничества, либо уверен и без того в победе над соперниками. — Он посмотрел и снова улыбнулся. — Мери Блэр Рутвен не имеет соперниц! Зная свое положение в обществе и зная, кто твой предок, можно вести себя как угодно. И пусть уж другие заботятся о своей внешности!

— И кто же ее предок?

— Какое невежество! Блэр Рутвен! Генерал Блэр Рутвен! Вы ведь слышали про четыреста семейств Америки? Тех, кто стоит на самом верху? И слышали про «Мейфлауэр»? Ведь это предки старика Рутвена разрешили пилигримам высадиться в Америке! И наконец он самый богатый — может быть, не считая Поля Гэтти — нефтяной магнат в Соединенных Штатах.

На эти слова мне нечего было ответить. Тут, как говорится, комментарии не требовались. Интересно, подумал я, как бы он реагировал, если бы я рассказал ему о своих мечтах о домашних туфлях, об уюте с наследницей миллионера? Вместо этого я сказал:

— Значит, вы включили радио, когда были на стоянке? И услышали последние известия?

— Угадали, — с улыбкой сказал он.

— А вы кто такой? — Это спросила Мэри Блэр, произнеся тем самым первые слова с момента его появления. Вот что дает вам положение среди четырехсот, да еще на самой верхушке этой лестницы! Вы не падаете в обморок, не бормочете прерывающимся голосом «слава Богу», не разражаетесь слезами и не обвиваете руками шею своего спасителя — вы просто дарите ему дружескую улыбку, которая показывает, что он вам равный, — даже если вы отлично знаете, что это не так, — и спрашиваете: «А вы кто такой?»

— Яблонски, мисс… Герман Яблонски.

— Я полагаю, вы тоже прибыли сюда на борту «Мейфлауэра»? — угрюмо бросил я и посмотрел на девушку. — Так, значит, миллионы и миллионы долларов? Не слишком ли большая сумма, чтобы позволять ей разгуливать в одиночку… Впрочем, это объясняет присутствие Валентино.

— Валентино? — Видимо, она все еще продолжала считать, что я не в своем уме.

— Ну да! Эта горилла, которая сидела позади вас в зале суда. Если ваш предок проявляет столько же ума при выборе нефтяных скважин, сколько при выборе ваших телохранителей, то весьма скоро вы сядете на пособие!

— Он вовсе не мой постоянный… — Она закусила губы, и какое-то выражение боли промелькнуло на ее лице и в ее ясных глазах. — Мистер Яблонски, я вам очень многим обязана.

Яблонски снова улыбнулся, но промолчал. Он выудил из кармана пачку сигарет, постучал по ней пальцем, вытащил зубами одну сигарету и, закурив, бросил мне сигареты и спички. Так вот как ведут себя современные мальчики экстра-класса! Цивилизованные, учтивые, соблюдающие все тонкости обращения — перед ними гангстер тридцатых годов наверняка почувствовал бы себя не в своей тарелке. Но самое главное, люди такого плана, как Яблонски, становятся гораздо опаснее, потому что прячут, подобно айсбергу, семь восьмых своей убийственной силы. Бандиты старых времен ему и в подметки не годятся.

— Насколько я понимаю, вы заберете тот револьвер? — продолжала Мэри Блэр. Она была далеко не так спокойна и хладнокровна, как хотела показать. Я видел, как бьется жилка на ее шее. — Я хочу сказать, этот человек теперь ничего не сможет со мной сделать?

— Ничегошеньки, — ободрил ее Яблонски.

— Благодарю вас. — Она облегченно вздохнула, будто только сейчас поверила, что все ужасы остались позади и что ей больше нечего бояться.

Она пошла по комнате.

— Я позвоню в полицию…

— Нет, — спокойно сказал Яблонски. Она замедлила шаг.

— Простите…

— Я сказал «нет», — повторил Яблонски. — Никаких звонков, никакой полиции! Мне кажется, совсем нецелесообразно впутывать в это дело закон!

— Простите, но что вы имеете в виду?

Я снова увидел, как на ее щеках вспыхнули два красных пятнышка. Первый раз они появились от страха — теперь было похоже, что это первые признаки разгорающегося гнева. Трудно привыкнуть к возражению людей, если твой отец потерял счет своим нефтяным фонтанам.

— Мы обязаны вызвать полицию, — сказала она медленно и терпеливо, словно объясняя ребенку. — Этот человек — преступник, которого ищут. И он — убийца. В Лондоне он убил человека.

— В Марбл-Спрингс — тоже, — спокойно сказал Яблонски. — Полицейский офицер Донелли скончался сегодня днем, в четыре сорок!

— Донелли… скончался? — Ее голос упал до шепота. — Вы уверены в этом?

— Слышал по радио в шесть часов. Включил приемник, как раз когда поехал вслед за вами. Хирурги, переливание крови и все прочее такое… но он умер.

— Какой ужас! — Она взглянула на меня, но тотчас же отвела взгляд. Она была просто не в состоянии смотреть на меня. — И вы… вы говорите — не вызывать полицию! Что вы хотите этим сказать?

— То, что вы уже слышали, — невозмутимо сказал верзила. Закон тут не при чем.

— У мистера Яблонски свое мнение на этот счет, — заметил я сухо.

— А ваш приговор уже предрешен! — сказал мне Яблонски. — Для человека, которому осталось жить три недели, вы принимаете вещи весьма спокойно… Не дотрагивайтесь до телефона, мисс!