Глава 3
Было уже около двух, когда Педли вернулся в здание муниципалитета и по пути в свой кабинет остановился у стола Барни.
— Сходи и принеси мне поесть — ростбиф на черном хлебе, побольше горчицы ц кофе.
— Слушаюсь, босс,— сказал Барни, сощурившись.— Звонил комиссар.
— Разъяренный?
— Конечно. Говорит, что непременно должен побеседовать с вами до половины третьего. Что-то по поводу заявления для прессы.
— Тут мы им помешаем.
— Я не понимаю, почему нас обвиняют всякий раз, когда какому-нибудь пиротехнику приходит в голову устроить пожар?
Инспектор повесил шляпу на крючок.
— Комиссар не виноват. Его подталкивают газеты, а он сваливает ответственность на другого. На кого же еще ее можно свалить, как не на бюро пожарной инспекции?
Барни потер бедро, искалеченное на пожаре в одну из слякотных ночей.
— Тогда придется сменить табличку на вашей двери...
Педли достал из кармана кипу листков, исписанных аккуратным женским почерком.
— Надо сделать три фотокопии с этого, Барни. Оригинал— прокурору. Так какую табличку?
Пожарный усмехнулся.
— Ответственность...— так нужно написать— оставлять здесь.
Инспектор улыбнулся.
— Поторопись с сандвичем, Барни. И скажи Джонни Митчелу, что мне нужно увидеться с ним.
Джонни появился раньше сандвича и кофе. Он был высок и худощав. Очки в стальной оправе делали его похожим на бухгалтера или инженера, а не на помощника пожарного инспектора. Он держал под мышкой красную папку.
— Инспектор, один из детей в больнице «Флауэр» находится в критическом состоянии. Ожоги третьей степени на лице и шее.
Педли крутанулся на своем вращающемся кресле и устремил невидящий взгляд на Сйти-Холл-сквер.
— Который из них, Джонни?
— Девятилетний. Стефен Калински, кажется. Тот, что вытащил из кровати маленькую сестренку.
Инспектор знал, чем в основном кончаются ожоги третьей степени. Медики в наше время многого добиваются с помощью таниновой кислоты, прозванной новым химическим оружием. Но даже оно бессильно перед ожогами, разрушающими ткани и парализующими восстановительные возможности организма. В первые сорок восемь часов психический шок у мальчика был таким сильным, что он не чувствовал, боли. Затем ему пришлось давать наркотики, чтобы сделать мучения терпимыми. Существовала реальная угроза инфекции. Его организм отказывался принимать пищу. Через три-четыре дня неуклонное угасание жизненных сил перейдет в кому. И тогда еще одна жертва появится в графе против имени Гарри Гуча и того неизвестного человека, который — Педли не сомневался — стоял за поджигателем.
— Знаешь, Джонни, иногда я жалею, что мы в своей практике не пользуемся правилом «око за око».
— Законом мидийцев и персов?
— Да. Вообще-то, я стою за наиболее гуманный метод расправы даже с самым гнусным убийцей. Но возможно, если бы Гарри Гуч ясно представлял себе, что ему придется пройти через такие же мучения, как этому мальчику, тогда он дважды подумал бы, прежде чем поджигать квартиру на Шестьдесят четвертой улице. .
— Не знаю, не знаю,— пробормотал Митчел.— Должно быть, он понимал, что если его схватят, то посадят на электрический стул.
Педли устало провел рукой по лицу:
— Видимо, не понимал.
Помощник открыл папку.
— А почему бы и нет? Мы его почти поймали. Вот фотографии чулана.— Он вытащил блестящий снимок. — Видите эту обуглившуюся линию?
Инспектор взглянул на темную длинную полосу на задней стене.
— Точно подходит к чемодану,— Митчел постучал по фотографии. — Стружка, пропитанная спиртом, вспыхнула здесь, отсюда и начался пожар. В лаборатории утверждают, что на дереве отпечатались следы рисунка крокодиловой кожи и температура там соответствовала температуре горения древесного спирта.
— Бутылку нашли?
— Нет еще. Ею занимаются ребята из участка. Но бутылка не так важна. Нам необходим чемодан.
— Обнаружить его будет трудно. Хотя для обвинения он не нужен. Достаточно заявления хозяина, что чемодан исчез. Для суда у нас достаточно улик, указывающих на Гуча. Но, возможно, нам придется пойти на сделку с ним.
Митчел взглянул на инспектора поверх очков.
— Джонни, наша основная задача— схватить подстрекателя,— продолжал Педли.— И Гуч должен помочь нам в этом. Если он согласится, мы попросим департамент смягчить наказание.
— А если не согласится?
— Надо его покрепче прижать — и дело в шляпе. Вот чем мы должны заниматься теперь.
— И чего мы уже достигли в этом направлении?
Педли все ему рассказал. Согласно показаниям Энни Сьютер, Гуч покинул отель «Гранада» около половины третьего ночи. Пожар на Шестьдесят четвертой начался в три. Гуч ехал на метро. Значит, он пользовался выходом на Девяносто шестой улице. Митчел должен поговорить там с продавцом в газетном киоске, с кассиром, с контролером.
Барни появился в комнате, когда Митчел уже выходил. Он принес картонный стаканчик с кофе и сандвич, завернутый в бумажную салфетку.
— Соединить вас с комиссаром? — спросил он у Педли.
— Да, пожалуй, Барнабус.
Едва Педли принялся за сандвич, сразу же позвонил телефон. Он поднял трубку и, не прекращая жевать, спросил:
— Что нового, Тим?
Голос на другом конце провода ответил, что нового полно и все оно плохое. Газетчики встревожены происшедшим на Шестьдесят четвертой улице. Они требуют от мэрии самых решительных действий. Мэр вылил весь свой гнев на комиссара. Ему нужно немедленно что-то предпринять. Бюро пожарной инспекции должно тотчас подать признаки жизни, или будет хуже!
Педли слушал, жевал, прихлебывая кофе, и время от времени вставлял: «Да».
Когда комиссар иссяк, инспектор прекратил есть и сказал:
—- Хорошо. Но не говори, что мы ничего не сделали, Тим,
— Так сообщи об этом газетчикам!
— Пока не хочу.
— Он не хочет! Зато я хочу! И мэр тоже.
Педли проглотил остатки кофе.
— Придержи свои штаны, Тим. Мы можем хоть сейчас отправить поджигателя на тот свет. Но нам нужно время, чтобы напасть на след человека, нанявшего его.
— Ты дашь какое-нибудь заявление для утренних газет?
— Пока нет. Может быть, завтра.
— В Сити-Холле чувствуют себя прескверно, Бен,— заметил комиссар.
Педли швырнул стаканчик в корзину для бумаг.
— В больнице «Флауэр» находятся четверо детей, которые чувствуют себя намного хуже. И их будет там еще больше, если мы не найдем ублюдка, стоящего за всем этим.