Похоже, мое лицо выдало Мои мысли, ибо он немедленно покачал головой.

— Конечно, они написали полнейшую бессмыслицу. Мы с Денизой просто дружили, но не более. Черт возьми, я был гораздо старше нее и я взял себе за правило не заводить здесь никаких шашней с женщинами, можете мне поверить. Она рассказывала, мне о своей жизни в Нью-Йорке. Кроме того, Дениза часто нуждалась в советах, а я охотно давал их ей. К сожалению, между нами ничего не происходило.

— Как она познакомилась с Фридманом?

— Смешно прозвучит, но через меня. Каделл уговорил ее построить дом в Алма-Висте, и они переехали. Впрочем, он элементарно смошенничал. Здесь он всегда был круглым нулем, а там мог хвастаться, там его каждый называл мистером Данцером. Когда Симон поселился в Алма-Висте, он устроил прием и попросил меня тоже пригласить кого-нибудь, чтобы собралось побольше народу. Среди прочих я позвал и Денизу.

— С Каделлом?

— Конечно. Тогда они еще не ссорились. Мне он не нравился, но, в конце концов, он был ее мужем.

— И тогда Дениза познакомилась с Фридманом?

— Я полагаю, что ее привлекла образованность Симона. Я вовсе не хочу сказать, что сама Дениза была неразвитой. Она окончила- школу, но ей смолоду пришлось заниматься тяжелой работой, и времени на литературу, музыку и живопись не оставалось. С тех пор она часто навещала Симона. Она прямо-таки глотала его рассуждения.

Холидей молча уставился на траву. Я заметил:

— Прептик говорил мне, что Каделл однажды ворвался к Фридману и начал обвинять его в связи с миссис Данцер. Существовало ли между ними что-то кроме интеллектуального общения?

— Не знаю. Но Каделл всегда был трусливым подонком. Если бы он решился прикончить Фридмана, то устроил бы все так, чтобы самому вылезти чистеньким. Вы спросили меня, кого можно подозревать в убийстве Фридмана,— считая, что его убили,—и я мог назвать только Каделла.

— Так же думает и Вера Ралей,— заметил я.— Но неужели больше никого нет?

— Понятия не имею. Симон обзавелся множеством друзей и почти не нажил врагов. Мне он никогда не говорил о них.

— А тот несчастный случай, при котором погибла Дениза?— сказал я.— Считаете ли вы возможным наличие связи между ним и убийством Фридмана?

— Воображения не хватает представить такое,— пожал плечами Джил.

— Вам известно, зачем он поехал в Лос-Анджелес?

Холидей взял из коробки следующую банку пива и спросил:

— Вы слышали о «храме Голдена»?

— Нет.

Он бросил взгляд на картину.

— Знаете, кто это?

— Она почему-то показалась мне знакомой,— ответил я, рассматривая еще незаконченное лицо девушки.

— Последние пятнадцать минут мы беседовали о ней, — сообщил Холидей. — Такой я ее вижу. Девушка, которая во времена шторма стоит на берегу и в отчаянии старается разглядеть кого-то или что-то, к чему она привязана.

— В таком случае у меня возникает следующий вопрос. Если Каделл настолько гадкий человек, то почему она не развелась с ним?

— Она была католичкой, — объяснил Джил.— Я хочу вам рассказать, Поль, о том, что знают немногие. По-моему, даже Терри Каделл. Я расскажу вам о храме и об одном мошеннике по имени отец Голден. Вы убедили меня в том, что Симон умер не в результате несчастного случая. Но вы должны обещать мне, что все останется между нами.

— Хорошо.

История, поведанная Джилом, почти не отличалась от других подобных историй, с какими мне приходилось сталкиваться по роду своей работы. Я слушал внимательно, и мне рассказ Джила совсем не понравился. Он напомнил мне о случае с девушкой, которую я хорошо знал.

Нужная улица находилась в захудалом районе средних классов Брентвуда. Она состояла из убогих домишек и нескольких жалких магазинов. Даже пестрые их вывески выцвели и облупились. Уже наступил вечер, и улица была безлюдна. Только два подростка околачивались на углу, украдкой бросая взгляды на редкие машины, вероятно, желая убедиться, не патрульные ли они. Я припарковал. свой «плимут» возле аптеки. На другой стороне улицы, метрах в двух от тротуара, находился одноэтажный дом, окрашенный в желто-зеленый цвет. Над дверью красовалась белая вывеска с алыми буквами:

«Храм Голдена».

Здесь располагалось место деятельности отца Голдена.

Сидя в машине, я глядел на дом. Перед ним стояли две машины— новый «кадиллак» и «форд» трехлетнего возраста с длинной царапиной на задней дверце и крыле. Через пять минут я вылез наружу и подошел к дому. На желтом фасаде помещалась еще одна маленькая табличка, надпись на которой я издали не разобрал:

«Истинный смысл жизни, Голденовский ключ к полному счастью».

Затем следовало пояснение, заключавшееся в том, что истинного счастья легко достигнуть — надо только посетить храм. Я толкнул дверь, она открылась, и я вошел.

В передней сильно пахло пылью, хотя холодный пол был натерт мастикой. Единственным предметом мебели оказался стол. На нём лежала стопка брошюр, а на стенах висели картинки под стать их обложкам.

Одна дверь нормальной величины вела налево, другая, двойная, с застекленной виленкой с изображением яркого солнца— направо. Я открыл ее и вошел в длинную полутемную комнату, забитую стульями. Впереди располагалась лестничная площадка с красным занавесом. На задней стене также был нарисован громадный символ солнца. В воздухе стоял запах гнили и пота. Я услышал, как сзади заскрипела дверь, и обернулся. Мужчина ростом не менее двух метров недружелюбно спросил:

— Вы что-то ищете, мистер?

Одетый в черный, плохо сидящий костюм, он к тому же был плешив и мрачен. Темно-красные губы отлично гармонировали с лишенными выражения, тупыми глазами с длинными ресницами. Своими гигантскими ручищами он мог раздавить дыню.

— Да, я ищу шефа,— ответил я.

— У отца Голдена сейчас нет времени, — заявил великан громовым голосом. — Приходите позже. Богослужение начнется в восемь.

— У меня тоже нет времени. Передайте ему, что я должен немедленно встретиться с ним.

Я вынул бумажник с документами и позволил ему взглянуть на свой значок. В задумчивости он облизал губы, беспомощно поднял огромные, руки и снова опустил их.

— Чего вы хотите? Я же сказал, что отец Голден занят. Он не любит, когда его беспокоят.

— Значит, вы мечтаете, чтобы я вернулся чуть позже с парой ребятишек и разворотил этот сарай?

— Он определенно разозлится,— пробормотал мужчина, потом не спеша распахнул двойную дверь.

— Подождите немного,— бросил он через плечо и скрылся.

Я видел, как он прошагал по длинному коридору и вошел в какое-то помещение. Затем услышал тихие голоса. Наконец дверь отворилась и гигант появился снова. Не глядя на меня, он махнул рукой.

— Ступайте сюда, — велел он.

Я вошел в указанную комнату и закрыл за собой дверь. Снаружи удалялись тяжелые шаги. За письменным столом со стеклянной крышкой стоял низенький толстый человек с вьющимися седыми волосами, бледным лунообразным лицом и острым носом с раздувающимися ноздрями. Он широко и приветливо улыбался.

— Вы хотели поговорить со мной, сэр?

— Отец Голден?

— Да. Присаживайтесь, мистер... ах, не запомнил вашего имени.

Его улыбка начала блекнуть.

— Я его не сообщал. Моя фамилия Камерон.

Я сел в кресло, обтянутое искусственной кожей, и огляделся. На полу лежал толстый ковер, а на потолке висела большая зажженная люстра: плотные гардины на окнах позади стола не пропускали дневного света.

У одной стены помещалась длинная кушетка под цвет кресел, у другой— белый шкаф для бумаг и книжная полка. На столе находились стопка книг, несколько газет и три сигарных окурка в угловатой желтой пепельнице.

— Похоже, дела у вас идут неплохо,— заметил я.

— Уверен, что вы пришли ко мне не для того, чтобы . болтать о моих делах, как вы изволили выразиться, мистер Камерон.

Он выпрямился и сложил свои толстые, короткие руки на круглом животе. На нем были серый костюм, кремовая шелковая рубашка й черный вязаный галстук.

— Вы правы, — сказал я. — Речь пойдет о кинофильме, а не о пути к блаженству.

— О кинофильме?

Он нахмурился.

— А вы по тому адресу обратились, сэр? Я не имею никакого отношения к кинопроизводству.

— Если ваше имя Крис Голдинг, значит, я не ошибся.

— Моя фамилия Голден, сэр.