ВРАГ НАНОСИТ УДАР ПО ПОДПОЛЬЮ

Несмотря на белогвардейский террор и жесточайший оккупационный режим деятельность Иностранной коллегии с каждым днем приобретала все больший размах. Кафе «Дарданеллы» — главную явку французской группы, каждый вечер посещало более ста французских солдат и моряков. «Хозяин» М. Лоладзе с трудом устраивал всех за столиками. Удобно было то, что ресторан имел черный ход, а в примыкавших к главному залу небольших комнатах можно было без риска вести наиболее серьезные разговоры. Особенно успешно шла работа в последних числах февраля, когда стали явно сказываться результаты агитационно-пропагандистской деятельности коллегии. К этому времени в составе оккупационных войск уже не было такой французской воинской части или военного корабля, где не существовала бы революционная группа действия.

Заметно изменился и характер работы пропагандистов Иностранной коллегии. Жанне Лябурб, Жаку Елину и другим товарищам уже не приходилось как бы невзначай вступать в беседу со случайными посетителями ресторана. Теперь в среде французских солдат и моряков у них были верные люди, которые регулярно посещали кафе «Дарданеллы» и приводили с собой друзей, сочувствовавших как и они, русской революции. Любой посторонний посетитель, тем более шпик, был сразу виден, и при нем не велось никаких бесед. Но стоило подозрительному лицу уйти (для него обычно не оказывалось свободного места), как начинали звучать пламенные речи, раздавалась литература, намечались планы дальнейшей работы.

Нередко оживленные беседы переходили в доклад. С докладами чаще других товарищей выступала Жанна Лябурб. С затаенным дыханием слушали французы ее горячий призыв к пролетарской солидарности, ее обличения правителей Франции, которые, скрываясь под маской демократов, пустились в столь позорную авантюру, как интервенция в Советской России. Покамест выступала Жанна Лябурб и другие товарищи из Иностранной коллегии, в переулке дежурили комсомольцы, готовые в случае опасности тотчас предупредить подпольщиков.

В связи с большим успехом Иностранной коллегии Жак Елин и Михаил Штиливкер стали выдвигать план вооруженного восстания. Они горячо доказывали, что следует, не дожидаясь прихода Красной Армии, призвать одесских рабочих к оружию и при поддержке распропагандированных солдат и матросов антантовских войск восстановить в городе Советскую власть.

План был заманчив, но нереален. Члены областкома партии видели, что в нем много революционного пыла и романтики, однако мало учитывается ряд важных условий, необходимых для захвата и прочного удержания власти в городе. И без того было ясно, что дни антантовской интервенции сочтены, к Одессе неуклонно двигались части Красной Армии, успеху которой способствовала в значительной степени утрата боеспособности распропагандированных подпольщиками иностранных войск. Следовало ли в этой обстановке браться за подготовку вооруженного восстания, которое могло стоить большой крови одесских рабочих, привести к гибели многих нужных партии товарищей, а главное, не дать желаемого результата?

Областком решил отклонить предложение о восстании, но, делая уступку ряду работников Иностранной коллегии, согласился провести совещание представителей всех революционных «групп действия» французских частей и кораблей с участием членов областкома партии, военно-революционного комитета и Иностранной коллегии, чтобы убедиться, насколько готовы эти группы к серьезному выступлению. Вся подготовка совещания, назначенного на воскресенье 2 марта, поручалась президиуму Иностранной коллегии. Его участники должны были вечером собраться в кафе Скведера на Гаванной улице, дом № 7.

Но случилось непредвиденное. Михаил Штиливкер перепутал день созыва совещания и сообщил по воинским частям и на корабли, что оно состоится в субботу 1 марта. Эта ошибка обнаружилась всего лишь за день до совещания. Штиливкер, Елин и ряд других работников были срочно направлены в воинские части для оповещения о правильном сроке. Последовавшие затем события показали, что эта ошибка спасла от гибели многих руководящих работников одесского подполья.

1 марта днем заседал президиум Иностранной коллегии, на котором еще раз были уточнены вопросы для обсуждения на совещании. У всех было приподнятое, бодрое настроение, никому не приходила в голову мысль о надвигающейся смертельной опасности. Тревожились только по поводу того, что из-за допущенной Штиливкером ошибки на совещание могут явиться не все представители. В условиях постоянной слежки, конспирации приятно было почувствовать себя в среде верных друзей и товарищей, с которыми можно поговорить по душам, поделиться своими мыслями и планами на будущее. Расходиться никому не хотелось, слушали Жанну Лябурб, которая вдохновенно говорила о ближайших перспективах:

— Несомненно, революция скоро победит. Тогда я обязательно вернусь во Францию. Я хочу рассказать всем правду о русской революции, разоблачить грязную ложь буржуазии. Это моя заветная мечта!

После заседания президиума Жанна Лябурб и Стойко Ратков отправились на Пушкинскую улицу в дом № 24. Жанна снимала небольшую комнатку в квартире старухи Лейфман, у которой было три дочери. Стойко жил в другой квартире, но любил проводить свободное время в обществе Жанны и дочерей ее квартирохозяйки. И на этот раз он по обыкновению зашел скоротать часок-другой с приятными ему людьми. Все оказались дома: хозяйка квартиры беседовала со своим знакомым Л. Швецом, пришедшим по какому-то делу, ее дочери Вера и Геся тихо разговаривали между собой, Роза старательно выписывала что-то из учебника французского языка, которому взялась обучать ее Жанна. И вдруг двери с шумом распахнулись и в квартиру ворвались 11 вооруженных французских и белогвардейских офицеров. Скомандовав «руки вверх», контрразведчики стали обыскивать обомлевших от неожиданности людей, переворачивать в квартире все верх дном. У Жанны обнаружили один экземпляр газеты «Le communiste», несколько брошюр политического содержания и старые одесские газеты. Белогвардейский офицер обратил внимание на раскрытый учебник французского языка и набросился на девушку:

— Ты — большевичка! Готовишься, небось, агитировать французских солдат,— и ударил ее по лицу.

Старушка-хозяйка заплакала. К ней бросился другой офицер и, угрожая револьвером, заорал:

— Молчи, сволочь, расстреляю!

Результаты обыска явно не удовлетворяли контрразведчиков, они искали деньги, оружие, но ничего такого обнаружить не удалось.

— Где деньги, которые ты привез из Москвы? — тыча Раткову в лицо револьвер, допытывался белогвардеец, руководивший обыском.

— Ни о каких деньгах я не знаю, а в Москве никогда не был,— спокойно отвечал серб.

— Ничего, у нас скажешь! Обязательно скажешь!

Спустя час всех, кто находился в квартире, со связанными руками вывели на улицу и посадили в крытый грузовик. Он тотчас тронулся. Из разговора, происходившего между конвойными, арестованные поняли, что контрразведчики обрадованы удачным захватом руководителей большевистского подполья. Находившиеся в автомобиле услышали, как кто-то из офицеров предложил устроить арестованным необычную казнь — выбросить всех живыми в море. Другие конвойные с хохотом поддержали это предложение. Тем временем автомобиль заехал во двор дома № 7 на Екатерининской площади, где помещалась французская контрразведка.

Палачи из французской охранки неспроста выбрали для своих грязных дел именно этот дом. Со стороны улицы— это было красивое, вполне респектабельное здание, с большими окнами, парадной дверью. Но под домом имелось много подвальных помещений, а во двор выходили лишь глухие стены соседних домов. Это позволяло легко скрыть от постороннего глаза все, что творилось за благопристойным фасадом.

Арестованных втолкнули в комнату, окна которой выходили во двор. В ней уже находились Жак Елин, Михаил Штиливкер, Александр Винницкий и невеста Елина Мария Лиман. В соседней комнате под охраной офицеров сидели двое солдат-французов.

Арестованы они были в кафе Скведера, куда явились, чтобы встретить представителей воинских «групп действия» и сообщить им о переносе совещания на воскресенье. Они сидели за столиком и мирно беседовали с двумя прибывшими на совещание солдатами, поджидая остальных. Часов в 7 вечера, в помещение неожиданно вошла группа офицеров и направилась прямо к их столику. Выхватив револьверы, офицеры объявили всех арестованными и доставили в контрразведку.