И рядом с ними я стою.

Привыкшая к политике доступной киски Лены, я пытаюсь поднять Киркланд, но чувствую сопротивление. Споткнувшись на ровном месте, драматично вздыхаю.

— Ну давай. Мой кайф скоро пройдет, Кирк.

— Ты уверена, что с тобой все будет хорошо? — Губы Киркланд сжимаются, когда она смотрит на налитые кровью глаза Лены.

Лена отмахивается от нее взмахом кисти.

— Куколка, я справлялась с членами задолго до того, как вы две выучили алфавит. А теперь идите в свою песочницу. Эта территория моя. Чмок-чмок, сладенькие.

— Позвони нам, когда вернешься домой, — выпаливает Киркланд, когда я тащу ее вниз по лестнице.

Просто, чтобы последнее слово осталось за мной, я кричу у выхода из VIP-зоны, окруженного охраной по обеим сторонам:

— Не забудь потом приложить лед к своей вагине! У тебя завтра съемка в купальнике и ты вряд ли захочешь светить мясными бортами, шлюшка.

Гортанный смех Лены раздается эхом позади меня, когда прохладный воздух Лос-Анджелеса развевает мои светлые локоны вокруг лица.

Как только мои «Лабутены» ступают на тротуар, твердая грудь преграждает мне дорогу.

— Подождите здесь, мисс Уэст. Я подгоню вашу машину.

Вот в чем проблема известности. Мне нравится внимание. Я люблю людей, готовых наклониться и подставить свою задницу в угоду мне. Что мне не нравится, так это когда меня учат, типа как этот парень, чем дико сейчас злит.

— Они тебе понадобятся. — Вытащив ключи из сумочки LouisVuitton, размахиваю ими вокруг пальца. Как только он бросается за ними, я прижимаю ладонь к груди. — Не стоит забывать, кто платит тебе зарплату.

Вокруг меня вспыхивают огни, но я слишком заведена, чтобы переживать о толпе папарацци. На протяжении многих лет я научилась не обращать на них внимания. Фотографы — мой хлеб, и если они хотят бесплатный снимок промежности, то так тому и быть. Плохой рекламы не бывает.

— Мисс Уэст, вы слишком много выпили, чтобы сесть за руль, — шепчет охранник. — Как ваш личный телохранитель, я не могу позволить вам сделать это. Пожалуйста, отдайте ключи.

— О, ты имеешь в виду эти ключи? — Трясу связкой перед его лицом, а затем одергиваю их, отчего его щеки приобретают красный оттенок.

— Шай, просто дай ему ключи, — Киркланд улыбается и позирует для камер. — Ты же знаешь, что он прав.

С логической точки зрения, я знаю, что они правы. Боже, я ведь пьяная и под кайфом. Садиться за руль глупо даже по моим меркам, но здесь папарацци и телекамеры. Передача ключей одному из моих охранников станет равносильна признанию, что я не контролирую свою собственную жизнь.

Черта с два.

Контроль — это все, что у меня осталось, и будь я проклята, если следующий заголовок таблоидов будет гласить, что обдолбанная Шайло Уэст светит промежностью, чтобы завлечь телохранителя в ночном клубе Лос-Анджелеса.

Ну уж нет. Мои ключи. Моя жизнь. Мои условия.

Вручая ключи парковщику, наклоняюсь к нему вплотную.

— Тащи мою тачку, и если позволишь хоть кому-нибудь другому за нее сесть, твои яйца пойду мне на омлет. Мы все прояснили?

Служащий кажется приличным парнем, но уверена, что он обоссался, как только я упомянула его шары. С мужиками так легко, что это просто жалко. Готова поспорить, что если я прикоснусь к его члену, он моментально кончит в свои дешевые штаны.

Пять минут спустя я улыбаюсь, когда подъезжает моя красивая желтая Lamborghini Gallardo. Эта девочка стала моим экстравагантным подарком самой себе, которую я заслужила за семь лет в бизнесе. Конечно, она обошлась мне порядка двух миллионов, но когда ты одна из самых высокооплачиваемых моделей в мире, люди ожидают от тебя чего-то крутого.

Кто-нибудь может представить себе Шайло Уэст за рулем Honda?

Да я скорее умру.

Когда мой ангел набирает обороты, отличительный рев ее двигателя V-10 натягивает усмешку на мое лицо. Парковщик открывает дверь, качая головой, что я предполагаю, похоже на зависть, и проводит рукой по крыше автомобиля.

— Она красавица, мисс Уэст.

— Еще бы. — В припадке раздражения я сбрасываю его ладонь с машины. Я не идиотка. И выбрала Gallardo не просто так. Это гарантия того, что где бы я ни оказалась, меня увидят и услышат. Головы повернутся, и я буду темой разговора. Как я всегда любила.

Слегка спотыкаясь, я проскальзываю за руль под вспышки папарацци мне между ног.

— Для рубрики «Образ жизни», ребятки.

Кокетливо подмигнув, хлопаю дверью и щелкаю ремнем безопасности.

Как только переключаю передачу и нажимаю на педаль газа, с другой стороны машины раздается ужасный шум. Я в ужасе поворачиваюсь и вижу, как Киркланд хлопает ладонью по своему рту и надувает щеки.

— Да поможет тебе Господь, Кирк! Если ты наблюешь в моей машине, я тебя прибью.

— Все будет хорошо. — Она убирает руку с губ и начинает обмахиваться. — Просто езжай. Я не испорчу веселье. Обещаю.

Вериться с трудом.

Если Киркланд стошнит в моей тачке, я вырву ее рыжие волосы и вытру ими половицы, прежде чем запихнуть их ей в глотку. Мы лучшие подруги, ну, насколько соперницы могут быть друзьями. Она украла у меня обложку «Спорт иллюстрейтед». Им типа чем-то не угодили мои соски.

Насрать. Никто никогда на них не жаловался.

Да пошел этот «Спорт иллюстрейтед». В любом случае, я только что получила обложку «Максима», так что те ещё приползут обратно. Я счастлива за Киркланд. Очень.

По большей части.

Хотя обложка все равно должна была быть моей. На меня спрос больше, чем на Кирк, да и зарабатываю я больше. Та обложка была бы моим хет-триком. Три обложки подряд!

— Шайло! Следи за дорогой!

С кокаином и алкоголем, все еще мчащимся по венам, моя реакция на ее вспышку отзывается центром моего мозга приступом вредности и замедленной реакцией. Размеренно поворачивая голову, я ловлю ее взгляд и в гневе поднимаю руки.

— Какого хера, Кирк? Ты реально орешь на меня, пока я за рулем?

От того, как ее глаза вылезают из орбит, я понимаю, что совершила серьезную ошибку. Но это приходит слишком поздно.

— Машина! — это единственное слово, которое выкрикивает Киркланд, касаясь меня и хватая беспилотный руль. За секунды, кажущиеся вечностью, я поднимаю взгляд и вижу, как водитель восемнадцати-колесного грузовика сворачивает на нашу полосу и едет прямо на нас. Раздается громкий сигнал, как у лодки, прибывающей в гавань, и часть меня хочет вдарить по клаксону на руле в ответ — прямо как отклик безразличному любовнику.

Это ненормально?

Наверное.

Замедление прекращается, и все снова становится ясным. Свет и тьма объединяются, пролетая мимо нас и превращаясь в извилистые полосы. Только сейчас я понимаю, что это не ерунда — я свернула на встречу, а мои руки не на руле.

— Шайло! Сделай что-нибудь! О, Боже!

Я не замечаю, как рука Киркланд сильно дергает руль вправо в последнюю секунду. Я ничего не чувствую, поскольку осознание того, что мы разобьемся, прячется глубоко внутри меня. Прикрывая трясущуюся ладонь Киркланд своей, я крепко сжимаю ее при резком повороте.

Это, очевидно, самое худшее, что мы когда-либо делали.

Знаете, что мне больше всего запомнилось?

«Toxic» Бритни Спирс по радио.

У Бога, очевидно, есть чувство юмора.

Мой прекрасный автомобиль переворачивается, крутится и делает три полных поворота в воздухе. Я кричу. Киркланд кричит. Думаю, одна из нас снова кричит. Точно сказать не могу, потому что в этот момент подушка безопасности сильно ударяет меня по лицу. Меня пронзает обжигающая боль, а губы покрываются теплом.

Затем наступает тишина. Каждый раз, когда я проезжала мимо одной из этих ужасных аварий на шоссе, я с садистским увлечением наблюдала за обломками, разбросанными по асфальту. Большинство людей смотрят в сторону, стыдясь своего интереса.

Не я.

Я же задавалась вопросом, что происходило в умах попавших в ДТП людей в течение последних нескольких секунд. Они кричали? Их уши наполнялись визгом металла, пока жизни пролетали перед глазами? Взывали ли они к Богу о помощи?

На самом деле, ничего из этого. Когда ты собираешь умереть, воцаряется тишина. Никаких вспышек света. Никаких воспоминаний о счастливых временах. Небеса не открываются, а пламя ада не поднимается, претендуя на вас. Есть только принятие и молчание.