Глава девятая

Престарелые Пэйнтеры все также обитали в последнем коттедже деревни Грамблер. Оба настолько одряхлели, что уже не могли за собой следить. Они бы не управились без помощи Певуна и Кэти Томасов, живших по соседству. Супруги Томас работали в Плейс-хаусе, в бухте Тревонанс, но всегда ночевали у себя, и Кэти находила время подмести хибару Пэйнтеров, постирать драную одежду и потушить мясо на их корнуольской печке. Певун приносил уголь и щепки для розжига, таскал воду и ходил за покупками — обычно это означало пинту джина от Салли-забери-покрепче.

Пэйнтеры воспринимали их помощь скорее как должное, нежели как одолжение, громко ворчали и жаловались, когда им помогали. Временами казалось, что больше благодарна за помощь Демельза, чем Пэйнтеры. В каком-то роде она считала себя обязанной Джуду и Пруди: они ведь служили у Росса в Нампаре, когда он привез к себе домой голодную бродяжку с ярмарки в Редрате. Если бы не Томасы, единственным прибежищем Пэйнтеров стал бы работный дом, а о таком даже думать ужасно.

Демельза могла бы заплатить какой-нибудь женщине, чтобы жила у них и присматривала за обоими, но даже в такой бедной деревушке трудно найти женщину, особенно молодую и чистоплотную, готовую ухаживать за вздорной парочкой грязнуль. На Рождество Демельза всегда приносила подарки, и на следующий день после приема в Тренвите она вместе с Клоуэнс, пока та не уехала, совершила тяжелый и зловонный визит милосердия.

Клоуэнс тоже невольно чувствовала себя обязанной пожилой паре, а вот совсем юная Белла не ощущала подобной слабости и желала этой парочке проваливать куда подальше. У Генри потекли сопли, этого оказалось достаточно, чтобы не брать его с собой.

Был очередной сумрачный и тихий день без дождя, все вокруг навевало мысли о покое и былом: год подходил к концу, все страсти улеглись. Даже чайки казались уставшими и одинокими. Поскольку Кьюби, Клеменс и Ноэль уехали поздно, Демельза и Клоуэнс вышли уже под вечер. Почти стемнело, но тропа на Грамблер была так хорошо протоптана, что им и в голову не пришло взять фонарь. По дороге они обсуждали вчерашний прием.

— Вчера папа вел себя слегка фривольно, согласись, — произнесла Клоуэнс.

— Очень даже фривольно, — сказала Демельза. — И причина не в спиртном. Оно не слишком на него влияет.

— Он так суетился вокруг леди Харриет. И по-моему, ей даже понравилось.

— Еще бы, — загадочно отозвалась Демельза.

— На южном побережье, мама, она стала моей лучшей подругой. Ты ведь знаешь, наверняка знаешь, это началось с того дня, как мы с Певуном спасли ее пса из капкана. К Стивену она тоже хорошо отнеслась. И после его смерти она постоянно мне помогает. Даже пытается свести меня с кем-нибудь — познакомила с Филипом Придо.

— Наверняка Филип этому рад. А ты?

— Ха! Умеешь ты сменить тему! Я только хотела попросить тебя не сильно ругать папу за проступки.

— А кто сказал, что это проступки? — мягко поинтересовалась Демельза.

Клоуэнс рассмеялась.

— Некоторые жены так бы посчитали. Рада, что у тебя другое мнение.

Демельза подняла голову и вдохнула.

— Тебе не кажется, что пойдет дождь? Эта шляпка вроде не промокает, но растрескается по краям, как корочка пирога.

— Мама, я поступлю не слишком мерзко, если улизну от Пэйнтеров минут через десять? У них невыносимо. Все провоняло! Ты не станешь возражать?

— Ты не знала запахов бедности, не выросла среди них, как я. А куда ты собралась?

— Дело не в бедности, а просто в грязи. Я подумывала, если ты не против, заехать в Фернмор и попрощаться. Мне кажется, Пол и Мэри еще там, а вчера мне не особо удалось поболтать с Дейзи.

— У нее жуткий кашель. Будь осторожна.

— Разумеется.

— Клоуэнс, мне не особо радостно наблюдать, как твой отец флиртует с красивой женщиной, точно так же, как ему не понравится, если я стану возмутительно кокетничать с красивым мужчиной, как случалось время от времени в прошлом. Но мы прожили вместе уже много лет, и случилась лишь одна эскапада с его стороны и одна — с моей, о чем ты теперь знаешь, но без подробностей, а в остальном мы с ним подлинные Дарби и Джоан.

— Кто такие Дарби и Джоан?

— Персонажи одной старой баллады. Но заметь, наши чувства с твоим отцом остались неизменными. Я серьезно, всю жизнь мы очень любили друг друга. И это чувство не утратило свежести и новизны. Оно видоизменяется из года в год, но крепко и стойко держится на том же уровне. И стремится там и оставаться. И если на чашу весов положить тот резвый танец с красивой второй женой старинного врага, то эта веселая выходка — всего лишь пушинка по сравнению с нашими чувствами.

— Как чудесно. — Клоуэнс смутилась, что заговорила на эту тему. — Само собой, я всегда знала. Вся семья знает. Это так, просто шутка.

— С годами, — наставительно продолжила Демельза, — я пришла к пониманию, что у твоего отца случаются периоды бунтарства, честолюбивых стремлений и жажды приключений. Сейчас у него как раз такой период. Хотя он утверждает обратное, но на самом деле он бы с радостью выполнил какое-нибудь возложенное на него задание: наподобие того, когда он сопровождал королеву Португалии; или когда его отправили в британское посольство Парижа, чтобы докладывал о бонапартистских настроениях во Франции; или когда просили поддержать или выступить против какого-нибудь очередного билля в парламенте. Эти настроения проходят, часто сходят на нет, но после... после гибели Джереми он стал домоседом. Присматривает за мной, как всем говорит, но порой это я за ним присматриваю. Вчера вечером у него впервые после Ватерлоо так поднялось настроение. Он признался, что словно пустился во все тяжкие. Если простое заигрывание с женщиной помогает ему освободиться от наболевшего, то я не жалуюсь.

Они почти дошли до дома Пэйнтеров. Клоуэнс сжала руку матери.

— Ты мудрая женщина.

— Нет, самая обычная.

Пэйнтеры приняли рождественские подарки с истинным достоинством. Клоуэнс помогла их занести минут за десять, а затем извинилась и отправилась в Фернмор. Демельза рассказала Пруди о великолепном приеме, но опустила пикантные подробности. Джуд не совсем оглох, стал лишь по-стариковски туг на ухо, и пока не прислушивался к разговору, а углубился в собственные мысли, выпуская клубы дыма из керамической трубки. В конце концов, когда все свертки развернули, а Демельза подробно описала вчерашний прием, Джуд выбил трубку о каминную решетку и заговорил:

— Быстро смылась деваха. Сдается мне, сыта нами по горло.

— Как ты заметил, — возразила Демельза, — она несла подарки для Келлоу, хотела вечером повидаться с ними перед возвращением домой.

Джуд затянулся трубкой, издав такой звук, словно засорилась сточная труба.

— Сдается мне, твоя меньшая нас ни в грош не ставит. Почему это Белла-Роуз не приходила к нам ни разу, с тех пор как вернулась со своим модным щеглом? Наверное, умотает в свой Лондон раньше, чем ты узнаешь.

— Она останется до Нового года.

— Сдается мне, этот город до добра не доведет. Лучше бы поехала учиться в Труро. Я всегда это говорил, да, Пруди?

— Захлопни пасть, — посоветовала Пруди. — Не твоего ума дело, чего капитан и хозяйка решают со своими деть...

— А еще Кларенс, — перебил Джуд. Притворившись, что не расслышал ее имя на крестинах двадцать пять лет назад, он так и не желал называть Клоуэнс правильно. — А еще Кларенс. Она не выглядит на свой возраст, да? Сейчас небось с другим мужиком шуры-муры крутит, да?

Прищурившись, он внимательно изучал выражение лица Демельзы на предмет чувства вины или тайного сговора.

— Мисс Клоуэнс прекрасно справляется и одна, — объяснила Демельза. — Она овдовела всего четыре года назад и не спешит снова выходить замуж. Когда ей захочется, она непременно нам сообщит.

Время тянулось медленно, и наконец она решила, что долг исполнен и можно уходить.

Только Пруди еще с грехом пополам передвигалась. Она проковыляла вслед за Демельзой и с благодарностью сунула в карман гинею, которую обычно получала в таких случаях.

А теперь домой. Демельза прикинула, что пробыла у Пэйнтеров около часа, так что теперь около семи. Она подумала, не сделать ли крюк, чтобы забрать Клоуэнс, но решила поспешить домой к Гарри, узнать о его самочувствии после суматошного дня. Стояла тьма кромешная, и даже на знакомой тропинке Демельза постоянно спотыкалась о камни. Лучше бы она взяла фонарь. Обычно по ночам в Корнуолле достаточно светло, но временами наступала непроглядная темень. «Черно, как в чертовом мешке», любил говаривать Джуд.