- Да, - взгляд Вульфа был непоколебим. - Я убью его, Оливия.

Ледяная хватка страха распространилась внутри нее, заставляя ее пальцы онеметь, и она почти выронила свою чашку. Поставив чашку на блюдце, с колотящимся сердцем она недоверчиво уставилась на него.

В его прекрасных глазах не было ничего, кроме твердой уверенности.

- Но почему? - это слово прозвучало задыхающимся и потрясенным голосом. - Потому что он якобы убил твоего отца?

- Да, - его голос был тверже гранита, резкий. - И потому что он не остановится, пока не закопает всех Тейтов в эту чертову землю.

- Нет, он не…

- Ты знаешь, что он похитил мою приемную сестру пару недель назад? Что он собирался использовать ее, чтобы заполучить «Тейта Ойл»?

Оливия моргнула. Эти слова не имели для нее никакого смысла.

- Похитил твою приемную сестру? - глупо повторила она. - Это безумие.

- Ну да, он так и сделал. Отвез ее в свой особняк и продержал там целую ночь, - теперь в глазах Вульфа было что-то холодное, вся та нежная теплота исчезла. - И бьюсь об заклад, ты никогда ничего об этом не слышал, да?

Нет. Она ничего не слышала такого.

- Две недели назад..., - ее губы онемели, и ничто не могло согреть ее руки. - Я ничего не слышала. Я не видела…

- Нет, конечно же, нет, он защищал тебя, - взгляд Вульфа был настолько острым, что казалось, будто он отрезает от нее полосы. - Он убедился, чтобы ты никогда ничего не узнала об этом. Или может быть, ты просто не хотела знать.

Ее мозг отчаянно пытался осмыслить то, что он говорил.

- Я никогда... я не знала…

- Я же говорил тебе, что он продает экспериментальное оружие на черном рынке и просит военных помочь ему. Я говорил тебе еще в отеле, но ты мне не поверила. Теперь ты должна мне поверить. Это измена, Лив, а наказание за измену - смерть.

Она не знала, что заставило ее руку внезапно взлететь и сомкнуться вокруг твердого металла пистолета. Что заставило ее поднять его, направив прямо на человека, сидящего напротив нее. Мужчину, который говорил ей то, во что она не хотела верить, но где-то в глубине своего сердца она верила.

Мужчину, которого, как ей казалось, она любила, а может быть, и нет.

Несмотря на то, что ее отец был миллиардером, она никогда раньше не прикасалась к оружию, потому что оно ей не нравилось. Металл оказался не холодным, как она думала, а теплым. Ее онемевшие пальцы сжались еще сильнее. Ствол дрожал, пока она держала его направленным на широкую грудь Вульфа, на татуировки, за каждой из которых, наверняка, стоит какая-то история.

Он не двигался, просто смотрел на нее, и она знала, что не скорость и не внезапность помешали ему схватить ее за руку, когда она схватила пистолет. Он позволил ей взять его.

- Ты собираешься застрелить меня, детка? - его голос был мягким, полным той грубости, которую она любила. Но и холодным тоже.

- Я тебе не верю, - ее сердце билось слишком быстро, а рука дрожала, но она держала пистолет направленным прямо на него. - Я не верю.

- Но это правда. И я думаю, ты знаешь, что я говорю правду.

- Ты не можешь убить его, Вульф. Я тебе не позволю.

- И как? Ты собираешься остановить меня?

Она с трудом перевела дыхание.

- Да, если придется.

- Но почему? Что он сделал для тебя, кроме как использовал?

Слезы наполнили ее глаза, и она с трудом сморгнула их.

- Я знаю. Но это не значит, что он заслуживает смерти, и уж точно не значит, что ты должен быть тем, кто его убьет.

Вульф склонил голову набок.

- Неужели? Как ты думаешь, для чего я тренировался всю свою гребаную жизнь? Я папино оружие. И моя цель - де Сантис. Так было всегда.

- Всегда…

Она судорожно вздохнула, ее желудок сжался.

- Ч-Что? Но я думала, что ты должен была быть ближе к папе. Чтобы узнать какие-то секреты…

- Да, и это тоже. А потом, когда придет время, я должен нанести решающий удар, - говоря это, он поднял руку, указывая на нее пальцами, изображая прицеливание пистолета и нажатие на спусковой крючок.

Ее горло сжалось, а рука продолжала дрожать. Теперь он выглядел таким холодным, таким отстраненным. Не тот теплый, ласковый мужчина, который прикасался к ней в спальне, а кто-то другой. Кто-то жесткий. Неумолим, как судья.

Он – морской котик. Вот как он выглядит, когда идет на войну.

Осознание всего сильно ударило ее, словно она никогда полностью не понимала этого прежде. Потому что, конечно же, он был элитным воином. Он делал вещи, которые она даже представить себе не могла. Жесткие, жестокие вещи. Убивал, чтобы защитить свою страну, свою команду. И теперь он собирался убить ее отца, чтобы защитить свою семью.

Семья всегда была важна для Вульфа. Как она могла забыть об этом?

- Я не могу позволить тебе это сделать, - выдавила она, скорее хрипло, чем как-либо еще. - Это не война, что бы ты ни думал, и ты не судья, не присяжный и не палач. Ты не можешь решать такие вещи. И ты, конечно, не можешь взять чью-то жизнь, просто как месть за кого-то, кого ты даже не знал.

Вульф ничего не говорил в течение длительного времени. Затем очень медленно наклонился вперед, протягивая палец к пистолету в ее руке. Она напряглась, готовая нажать на курок, хотя и знала, что это бесполезно.

Но все, что он сделал, это щелкнул что-то на прикладе, а затем снова откинулся назад, слегка приподняв уголок рта.

- Предохранитель, - пробормотал он. - Теперь ты можешь пристрелить меня.

Боже. Значит, все это время он был на предохранителе.

Она чувствовала себя дурой, но не опустила пистолет. Это было слишком важно. Это была жизнь ее отца.

- И ты ошибаешься, - продолжал он, не отрывая взгляда. - Я знал своего отца.

Нет, он должно быть лгал. В этом не было никакого смысла.

- Но ты сказал мне, что твой отец умер.

- Да. Но не раньше, чем я родился.

- Нет, - безучастно ответила она. -Ты сказал мне, что твой отец умер, и твоей матери пришлось отдать тебя. И что ты был усыновлен Ноем Тейтом.

- Да и это все правда.

- Как это может быть правдой? Только если твой отец был жив?

Выражение его лица было напряженным, что-то блестело в его глазах, чего она не понимала.

- Потому что Ной Тейт был моим отцом. Моим настоящим отцом.

* * *

Лицо Оливии было мертвенно-бледным, рука дрожала, дуло пистолета плясало в руке. Господи, возможно, снять предохранитель было глупой идеей. Ее трясло так сильно, что она, вероятно, нажала бы на курок по ошибке и в конечном итоге застрелила бы его.

У тебя есть желание умереть?

Может, так оно и было. Может, он просто хотел дать ей возможность остановить его, пока она могла. Или, по крайней мере, почувствовать, что она могла бы остановить его.

Но она не станет спускать курок. Она не была убийцей.

В отличие от него самого.

- Он не может быть твоим настоящим отцом, - в ее голосе прозвучал шок. - Ты сказал мне, что он усыновил тебя и остальных твоих братьев, потому что не мог иметь детей.

- У него было низкое количество сперматозоидов, когда он был молод, и оно постепенно уменьшалось, пока он становился старше. Но этого было достаточно, чтобы дать ему одного ребенка.

Она покачала головой.

- Тебя усыновили. Ты говорил мне...

- Моя мама ушла от папы до того, как они узнали, что она беременна. Он узнал об этом только тогда, когда меня отдали в дом мальчиков, а его имя было указано как имя моего отца.

- Я ничего не понимаю. Тогда зачем ты притворялся, что он твой приемный отец?

- А ты как думаешь? Из-за Чезаре. Из-за угрозы, которую он представлял. Папа никогда никому не мог сказать, что я его настоящий сын, потому что он пытался защитить меня.

- Нет, - повторила она, продолжая качать головой, как будто это само по себе отрицало все, что он сказал. - Он не хотел тебя защищать. Он бил тебя, Вульф. Я знаю. Я видела синяки на твоем лице.

Еще одна ложь, о которой он должен был рассказать. Еще одна манипуляция, которую ему пришлось совершить.

- Он никогда меня не бил, Лив. Никогда. Синяки были от тренера по боксу, который у меня был. Папа думал, что де Сантис скорее поможет мне, если подумает, что Ной меня избивает.

На этот раз Оливия не произнесла ни слова, просто уставилась на него, все еще целясь прямо в сердце.

- Он думал, что это также вызовет у тебя сочувствие, - продолжал Вульф, не в силах остановиться теперь, когда уже начал. - Так оно и было.

В ее выразительных голубых глазах была боль, глубокая, нестерпимая боль, которую он чувствовал и глубоко внутри себя. Казалось несправедливым, что он всегда причинял ей боль. Словно он продолжал наносить ей удар за ударом.

Он не хотел говорить ей ничего из этого, но пообещал себе, что больше не будет лгать ей. Он расскажет ей правду о своей миссии, о том, что собирается сделать, и ничего не утаит.

Это изменит их отношения, возможно, безвозвратно. Любые дружеские чувства или чувство связи, которые он испытывал в ее объятиях, исчезнут. Он знал это.

Но правда была важна, даже если это было болезненно. Даже если ему тоже будет больно. И это, конечно, было чертовски более важно, чем его нетерпеливый член, который только и хотел вернуться с ней в постель, а не тратить часы на разговоры.

- Зачем ты мне все это рассказываешь? - ее голос был надтреснутым и хриплым. - Как ты думаешь, что произойдет? Что я вдруг скажу: «конечно, Вульф, мой отец был плохим, ты можешь убить его, без проблем»?

- Нет, я так не думаю, - он выдержал ее взгляд. - Я говорю тебе это, потому что больше не хочу тебе лгать. Ты заслуживаешь правды.

Слеза скатилась по ее щеке.

- Если правда - это то, чего я заслуживаю, то я, должно быть, была очень, очень ужасным человеком.

Вид этой слезы и боль в ее голосе заставили все его внутренности сжаться внутри него, словно животное разрывало его плоть. Да, он знал, что это не то, что она хотела услышать. Он знал. Но вся эта ложь.... Он тоже не мог продолжать лгать ей.

Он хотел протянуть к ней руку, забрать пистолет и притянуть ее к себе, поцеловать, чтобы прогнать слезы. Прикасаться к ней, гладить ее, пока вся боль не уйдет и в этих прекрасных голубых глазах не останется ничего, кроме удовольствия.