Но он не мог этого сделать. Не после того, что он только что рассказал ей, что собирается убить ее отца.

- Ты не ужасный человек, - сказал он, потому что не мог придумать, что еще сказать. - И ты заслуживаешь гораздо большего.

Ее ресницы опустились, скрывая ее взгляд. Затем она опустила пистолет и осторожно положила его обратно на стол.

- Не собираешься использовать его? - пробормотал он.

- Я не могу застрелить тебя, и ты это знаешь.

Наступила напряженная, ужасная тишина.

Оливия подняла на него глаза, полные боли.

- Пожалуйста, не убивай его, Вульф. Ради меня. Пожалуйста.

Вот черт.

Ему казалось, что она проникла прямо в него, схватила его сердце и теперь очень осторожно сжимала его в своих руках.

- Я должен, - выдавил он, стиснув зубы. - Это моя миссия. Смерть отца должна быть отомщена. Эта тупая гребаная вражда должна закончиться, и она не закончится, пока твой отец не умрет.

Оливия снова медленно покачала головой.

- Откуда ты знаешь, что он убил Ноя? У тебя нет доказательств. Коронер сказал, что он умер, упав с коня.

- Я найду доказательства.

- Нет, Вульф. Убийство моего отца - это не выход. Я знаю, что он тебе безразличен, но, если ты хоть что-то чувствуешь ко мне, пожалуйста... не делай этого.

Эти нежные пальцы вокруг его сердца сжались еще сильнее, усиливая боль. Он никогда не думал, что, когда дело дойдет до этого, именно она встанет у него на пути. По крайней мере, не так.

Он никогда не думал, что будет так больно. Что в конце концов он усомнится в себе. Что в конце концов он усомнится и в собственном отце.

Он потянулся за пистолетом, положил на него руку, притянул к себе и снова поставил на предохранитель. Но продолжал держать его в руке, напоминая о том, что ему нужно было сделать. Напоминание об обещании, данного его отцу.

- Моя мама все еще жива, - сказал он, глядя на стол, потому что так было легче, чем смотреть в ее полные боли глаза. - Папа потратил годы, пытаясь найти ее, потому что после того, как все было бы кончено с де Сантисом, у него были еще планы. Он собирался признать меня своим сыном, вернуть маму, снова стать семьей. Но он умер до того, как это случилось, - он потер большим пальцем рукоятку пистолета, металл под его рукой был теплым. - В письме, которое я получил от него, в котором говорилось, что я должен убить де Сантиса, также говорилось, что он наконец нашел маму. Но он не мог пойти за ней, пока де Сантис не умрет, потому что иначе это было бы слишком опасно для нее. Он сказал, что теперь я должен снова собрать нашу семью вместе. Что как только Чезаре умрет, я получу информацию о том, где находится мама, и смогу забрать ее, - Вульф поднял глаза. - Мне нужно найти маму, Лив, я знаю, что от моей семьи осталось немного, но я хочу ее. Мне это нужно.

- Значит, ты собираешься убить моего отца только для того, чтобы узнать, где твоя мама? - она медленно моргнула. - Ты когда-нибудь думал, что сможешь найти ее, не делая этого?

Он поморщился.

- Я пытался, - потому что так оно и было. В течение двух недель после получения этого письма он изо всех сил старался найти хоть какой-то признак того, где может быть его мать. Как его отец нашел ее, он не имел ни малейшего представления, потому что в своих поисках каждый раз Вульф оказывался в тупике. - Я не знаю, где она, и она так хорошо спрятана, что я не смог ее найти.

Оливия обхватила себя руками, как будто ей стало холодно, и ему захотелось сократить расстояние между ними, обнять ее своими руками, но он остался на месте. Если бы он прикоснулся к ней, это было бы последнее, чего бы она хотела, и кроме того, он был уверен, что если бы он прикоснулся к ней, то не захотел бы останавливаться. Тогда она действительно пристрелит его.

- Мы должны попытаться найти ее, - тон Оливии был ровным, а на ее подбородке была заметна складка, которую он узнал. Решимость. - Если твой отец нашел ее, то и мы сможем.

Вульф покачал головой. Если бы все было так просто, он бы уже сделал это.

- Нет, я не могу получить ее, пока вражда не закончится. Чезаре использует людей, ты же знаешь, Лив, и если бы он узнал, что моя мать жива и что она важна для Ноя, как ты думаешь, он оставил бы ее в покое? Христос, это должно закончиться раз и навсегда, - его отец был предельно ясен. Все это можно было бы остановить только в том случае, если бы Чезаре был мертв.

- Единственный способ покончить с этим - не убивать моего отца, - теперь в ее глазах горел гнев, и часть его была рада, потому что с ее гневом он мог справиться. От ее боли ему хотелось только выть.

Он не отвел взгляда, давая ей понять, что это был путь, с которого он не свернет.

- Прости, детка. Но должно быть так. Другого выхода нет.

Она долго смотрела на него, ничего не говоря, ее взгляд был горячим, как газовое пламя.

- Если я найду твою мать и докажу, что отец не убивал Ноя, ты передумаешь?

Вульф покачал головой.

- Он управлял оружием и использовал для этого военных. И как я и сказал - это измена.

- Тогда в тюрьму, - сказала она без колебаний. - Пусть власти решают, что с ним делать. Как ты собирался поступить с Дэниелом.

Он должен был признать, что тюрьма - это не то, что он предполагал для Чезаре. И было трудно изменить фокус, особенно когда в его голове смерть де Сантиса была единственным вариантом. Но он заставил себя обдумать этот вариант, потому что это была Оливия, и он все еще ненавидел мысль о том, что он причинил ей боль.

- А как же смерть моего отца? - спросил он.

- Ну и что с того? Если мой отец не убивал его, то и мстить не за что, не так ли? - она наклонилась вперед, положив ладони на стол. - Тебе никогда не приходило в голову, что убийство отца все равно не положит конец этой вражде? Жизнь за жизнь не работает, Вульф. Если мои братья узнают, что ты это сделал…

- Твои братья не узнают, потому что никто не узнает, что это был я. Я позабочусь об этом.

- Я буду знать, что это был ты.

Снова наступило напряженное молчание, и он не нарушил его, потому что внезапно между ними возникла невысказанная угроза. Что теперь она знает все его секреты и что, если она будет свободна, то сможет уничтожить его.

Но он никогда не отпустит ее.

Она замерла, как будто только сейчас поняла это сама. И по тому, как напряглись ее мышцы, он понял, что она готовится бежать.

И прежде чем она успела это сделать, он протянул руку через стол, сжимая пальцами ее запястья. Когда она попыталась пошевелиться, было уже слишком поздно. Он схватил ее.

Крепко держа ее, он потянул ее через скамью в свои объятия, еще не зная, что хочет с ней сделать, только то, что он должен остановить ее от бегства. Не дать ей выйти и разрушить его планы.

Не дать ей уйти от него. Она не убежит от него, только не снова.

Но он должен был помнить, что Оливия, хоть и была физически слабее его, вовсе не была слабачкой.

Она извивалась в его руках, вырывая запястья из его хватки. Затем она изо всех сил толкнула его в грудь, одновременно приподняв колени, без сомнения, чтобы ударить ими в какое-нибудь чувствительное место.

Отпустить ее было невозможно, но он не хотел причинять ей физическую боль, поэтому просто обнял ее и держал, пока она сопротивлялась. Когда она ударила его коленом по яйцам, звезды вспыхнули в его глазах, потому что это чертовски было больно, но физическая боль была чем-то, что он уже давно преодолел как часть своей тренировки, поэтому он проигнорировал ее, держа Оливию еще крепче.

Она не издала ни звука, когда пыталась освободиться, молча боролась с ним, как тогда, когда она била его кулаками в грудь в каюте яхты ранее.

Он не думал, что у нее остались силы после всего того времени, что они провели вместе в постели, но, видимо, это было не так.

Должно быть, она понимала, что бороться бесполезно, что он не отпустит ее, но все равно продолжала бороться. Затем он мельком увидел ее раскрасневшееся лицо и увидел, что по нему текут слезы. Он должен был остановить это. Сейчас.

Поэтому он схватил ее за блестящие каштановые волосы, сжал их в кулаке и притянул ее голову к своему плечу. Затем он обхватил ее другой рукой, притянул к себе на колени, прижал спиной к груди и крепко обнял. Она боролась с ним, пытаясь вырваться, хотя с его хваткой в ее волосах это должно было быть больно.

Господи, она была маленькой воительницей. Она не могла победить и все же боролась.

- Остановись, - приказал он, вкладывая в это слово всю свою силу. - Просто прекрати, Лив, ты себя измотаешь.

Ее тело дрожало рядом с ним, и ощущение ее обнаженной кожи, запах клубники и мускуса, и даже то, как она боролась, заставляло его напрячься. Он хотел укусить ее за шею, просунуть свое бедро между ее бедер, заставить ее оседлать его. Потереться своим членом о мягкий изгиб ее попки. Господи, как много он хотел. Но после всего, что только что произошло, это было невозможно.

- Так что же ты собираешься делать? - потребовала она, ярость сквозила в ее словах, хотя голос был хриплыми. - Убьешь меня, как убьешь отца? Выстрелишь мне в голову? Потому что теперь я знаю слишком много, не так ли? Я знаю твои планы. Ты никогда не сможешь меня отпустить. Тебе придется держать меня вечно или…

Вульф зажал ей рот свободной рукой. Не сильно, настолько, чтобы остановить поток ее слов. Слова, которые врезались ему в грудь, причиняя боль гораздо большую, чем любая пуля.

Она чувствовалась такой хрупкой рядом с ним. Такой маленькой и беззащитной. И все же каждое ее слово было правильным. В конце концов, это всегда будет его выбор. После смерти отца она точно узнает, кто его убил. А Вульф не мог этого допустить. Она пойдет в полицию, расскажет им все, что знает.

Она права. Ты никогда не сможешь ее отпустить.

Что-то глубоко внутри него шевельнулось, тяжелое от уверенности и своего рода удовлетворения.

Нет, он не мог ее отпустить. Теперь она была его. Она выбрала его в тот самый момент, когда вышла из ресторана, и в каюте ранее она тоже выбрала его снова.