— А вот ты же сразу решил.

Теперь Вася начал оправдываться.

— Да тут, видишь ли, раз на раз не приходится. Бывает, сидишь, сидишь…

— Ты, наверно, сильно любишь математику?

— При чем тут… Просто иной раз начинаешь решать и уже не можешь оторваться. Стыдно вроде бросать. А вообще — сухая наука. Дано тебе замкнутое пространство АВС — и пляши в нем. Никакой игры мысли… Слушай, сегодня занятие парашютного кружка. Пошли?

— Так я ж не записана. А вообще хочу в авиамодельный.

— Ну и правильно, — понимающе сказал Вася. — Знаешь, прыгать мне и самому… страшно.

Манюшка протестующе вскинула подбородок, но глянув на смущенно покашливающего Архимеда, раздумала обижаться и пояснила:

— Честно скажу: я как подумаю про прыжок, как представлю себе эту бездонную яму, и тебе надо вот сейчас шагнуть в нее, у меня аж сердце заходится. Стыдно, конечно, но…

— Да чего тут стыдного? Но с другой стороны: ведь прыгать-то все равно придется, раз в авиацию пошли, верно? Надо, значит, воспитывать себя, иначе летчиком не станешь.

— Ты прав, — вздохнула Манюшка. — Вон Павел Ефимович — на сбитом самолете падал, даже без парашюта. Значит, и к такому надо быть готовыми. Эх, взялась я за гуж… Ну, бог с ним, даешь парашютный!

После занятий в кружке, когда строились на ужин, Манюшка вдруг поинтересовалась:

— А ты чего не заходишь? Живем по соседству, а хлеба-соли не водим.

Вася начал заливаться краской. Чтобы скрыть смущение и занять руки, принялся старательно шарить в карманах.

— Ты сегодня свободна? — не поднимая глаз, спросил он.

— Что значит «свободна»? Буду дома, а выкушать по чашке чая время найдется. Только ты прихвати с собой ужинные пирожки. А то у меня кипяток-то найдется, а вот хлеба-соли — тюти.

Они встретились глазами и рассмеялись.