— Вы ведь не собираетесь со мной шутить? Говорите сейчас же!

— Он в Палаццо Россо, в камере пытки страхом.

Она заломила руки.

— Клянетесь честью?

— Да.

Не говоря ни слова, она повернулась и направилась к двери, через которую вошла. Беллини дважды позвонил в стоявший рядом с ним на столе колокольчик. Бельведера нашла дверь запертой. Пять из оставшихся шести дверей также оказались запертыми; шестая дверь выходила в коридор, ведущий в спальню Беллини, откуда другого выхода не было.

— Значит, я стала пленницей? — воскликнула она.

Беллини, просматривая какой-то документ, не ответил.

Вскоре он удалился в свои покои, чтобы подготовиться к визиту в Красный дворец. Было почти четыре утра. Бельведера, рыдая, бросилась на кушетку.

Бранд очнулся, истекая кровью, одежда висела на нем лохмотьями. Хотя псы благополучно удалились в свои конуры, какой-то новый звук вторгся в его сознание, наполнив его новым страхом. Он был измучен долгими испытаниями, но с беспокойством старого скряги, ловящего слухом скрип пола под ногами полуночного вора, стал прислушиваться к этому лязгающему звуку, доносящемуся снизу — и одновременно заметил открывшееся в полу черное пространство. Он в ужасе вскочил. Весь пол, как он теперь видел, состоял не из прямых половиц, а из широких колец, каждое из которых делилось на несколько частей. Именно эти участки сейчас один за другим быстро проваливались, исчезая из виду, а затем снова поднимались, поворачиваясь на скрытых петлях. Мало-помалу их движение стало быстрым, неисчислимым: то здесь, то там, то снова здесь, в бесконечных перестановках, внезапно начинали зиять черные провалы — и он пустился в безумный танец от кольца к кольцу, от люка к люку. Под ногами был ужас, каждый нерв напрягался в попытке уловить любые признаки ловушки, на мокром лбу Бранда выступили вены. Гроб! Внезапно он подумал, что постель и гроб, вероятно, прочно установлены на безопасном участке пола, отчаянно рванулся туда и в конвульсиях упал на крышку.

Здесь, спустя некоторое время, он начал размышлять. Были ли эти ужасы только пыткой или казнью? Убить его можно было уже давно; вероятно, это лишь пытка, за которой последует смерть. Кого винить? Он вспомнил взгляд Беллини на маскараде в прокураторском палаццо; интуиция подсказывала Бранду, что Беллини, наслаждаясь своим зловещим торжеством, не преминет нанести ему визит. Затем, прижав лоб к крышке, он начал вспоминать последние слова Брешии о том, как Беллини «убил» ее и как ей хотелось бы «стать смертью» старика и «покончить» с ним. Приподнявшись, он увидел, что движение пола прекратилось и только в одном месте у самой двери, вероятно, из-за какой-то поломки, открывался темный провал. Это подарило Бранду последнюю, полусуеверную надежду; стоя теперь спиной к гробу, он нащупал пальцами связанных рук углубление на крышке и немного сдвинул ее. Бранд отчаянно надеялся, что немощный старик, узрев внезапно свою жертву, отшатнется назад, навстречу гибели. Он отбежал в самый дальний угол комнаты и стал ждать.

Была половина пятого. Бельведера недолго пролежала в рыданиях. Она подняла глаза, увидела, что вокруг пусто, и начала расхаживать по комнате. «Неужели я так глупа? — говорила она себе. — Неужели я ничего не могу сделать?» Внезапно, заметив на стуле сброшенную красную мантию Беллини и его четырехугольную камилавку, она превратилась в стремительную косулю. Подскочив к столу, она нашла ножницы и мигом обрезала бахрому скатерти, а затем, стоя перед зеркалом, надела головной убор и искусно и быстро создала под ним иллюзию седых волос. Завернувшись в мантию, она позвонила и отступила в густую тень. Кто-то вошел. Чуть повернув голову, она небрежно произнесла, подражая голосу Беллини:

— Синьорина удалилась в мои покои; теперь ты можешь отпереть дверь, Дандоло.

Через минуту она уже летела через дворец к водному шлюзу; еще через минуту Беллини, возвратившись, обнаружил ее уловку и, в ярости топая ногами, велел пяти своим приспешникам следовать за ним. Когда часы на башнях Венеции пробили без четверти пять, три гондолы — нанятая Бельведерой впереди, за ней семеро вооруженных людей, позади Беллини, подгоняемый гневом — понеслись в бешеной гонке, вздымая пену, по посветлевшему Каналаццо.

Бранд, притаившись в темноте, услышал шаги за дверью. Беллини? Его зубы застучали. Кто-то отодвинул массивный засов; кто-то вошел, споткнулся, зашатался на краю провала и упал, но сумел спасти свою жизнь, вцепившись в противоположный край. Вошедший подтянулся и вылез, глядя с тупым изумлением на дыру в полу.

— Что все это значит? — прорычал он.

Бранд увидел огромную кучерявую голову, черное лицо: пьяный мавр вернулся домой из винной лавки. Он стоял приземистой тушей, покачиваясь на кривых ногах, и силился удержать глаза открытыми.

Вскоре Али заметил гроб с приоткрытой крышкой.

— Ну, здравствуй! — проворчал он. — Ты, значит, там, мой проклятый отец? Прекрасно!

Затем, поразмыслив, он ткнул в гроб указательным пальцем:

— Но ты не мой проклятый отец! Неужто покойники так бледнеют? И волосы длинные…

Али подошел ближе и заглянул в гроб. Подбоченясь, он затрясся от хохота.

— О, хо, хо! — он белый! Бедный мальчик весь побелел! Значит, вот что получается…

Внезапно он посерьезнел и мало-помалу начал сердиться.

— Послушай-ка, — сказал он трупу Брешии, — не нужны мне здесь никакие отцы. Кроме того, ты уж точно не мой треклятый отец…

Нижняя челюсть Али кровожадно выпятилась под верхней губой.

— Эй! А мне где прикажешь спать?.. — закричал он. — Убирайся отсюда, ты!..

Мавр рывком наклонился и схватил гроб.

— Вон, говорю тебе…

Пошатываясь, он добрался до окна; его ноша с грохотом проломила стекло и рухнула вниз. Вместе с гробом исчезла и последняя надежда Бранда.

В тот же миг в комнату ворвалась Бельведера, поспешно озираясь по сторонам. Увидев Бранда, она бросилась к нему и потащила его за руку.

— Быстрее!.. О, вы так ослабели? Он сейчас будет здесь, и с ним придет смерть!

Из коридоров доносился шум — эхо восклицаний, звуки торопливых шагов.

— Нас преследуют — слышите?.. О, ради всего святого…

Он бежал за ней быстро, как только мог, оборванный и окровавленный, со все еще связанными руками, пересекая множество темных коридоров, вниз по лестницам, задыхаясь. Бельведера, казалось, прекрасно знала дворец и выбирала задние лестницы и боковые переходы, удачно избегая преследователей; но в одном из коридоров они услышали прямо на пути топот ног. Она остановилась, сбитая с толку; повернула назад; побежала в затравленном страхе по боковому коридору, другому, третьему — и заблудилась. Преследователи не отставали. «Скорее! сюда!» — выдохнула она. Они проскользнули через открытую дверь в комнату и, сами того не зная, оказались в дворцовой спальне; здесь стояла кровать под балдахином, на которой некогда спали венецианские дожи. Бельведера подскочила к двери, ощутила под пальцами металл и заперла засов. Шаги приближались, приближались… остановились у двери. «О, я умру вместе с тобой!» — прошептала Бельведера. Снаружи подергали ручку — враги, казалось, совещались — и несколько человек разом ударили плечами в дверь. Косяки прогнулись, дверь слетела с петель и упала на пол, комнату залил яркий свет лампы. Бранд и Бельведера в страхе стояли посреди спальни.

Но ворвавшаяся толпа не обратила на них внимания, удостоив лишь беглым взглядом. Лица у всех были мрачные.

— Положите его на кровать, — приказал Рональдо. — Это единственная приличная кровать в доме.

Три человека подошли к кровати, неся тело. Лицо и голова были раздавлены и превратились в кровавое месиво. То был Мауро Беллини: когда его гондола в пылу погони мчалась под окнами дворца, гроб с трупом Брешии обрушился на старика сверху, проломив крышу каюты.

Бельведера спрятала лицо на груди Бранда. Затем они вместе вышли из Красного дворца — и утро было на небе и на воде.