1
Два разведчика, присланные с донесением к Миронову, застали его за чтением сводки Совинформбюро в кругу штабных работников.
«Существенных изменений не произошло. Партизаны отряда «Смерть фашизму» подорвали водонапорную башню на станции. Убито десять и ранено тридцать солдат и офицеров противника». Заметив двух вошедших бойцов, Миронов прервал чтение.
— Вот так, товарищи! Газеты и радио ни слова о нашем наступлении.
— Значит, еще не заслужили, — сказал Ванин.
— Не в этом дело, — возразил Миронов, — не знают еще точных результатов прорыва. Проверяют и уточняют сведения. Вы к кому, товарищи?
— К вам, товарищ майор! — Боец вынул из бокового кармана и отдал ему бумагу.
— Ага, Ванин, наконец, откликнулись наши разведчики, зашевелились. А я думал, они отдыхают или загуляли на радостях.
— Что вы, товарищ майор, — сказал один, покраснев и поглядев на другого. — Взвод наш за Максарями. — И махнул рукой с досады. — Пусть меня старший лейтенант накажет, но я все же скажу. Его утром легко ранило в руку.
— Ранило? А чего же он в донесениях ни слова? Придется взгреть за эти штучки-дрючки.
— Да нет. Вы не шибко волнуйтесь, товарищ майор! Немножко в двух местах, в руку и ногу. Овраг переходили, а там немцы прятались. Ну, один гранату швырнул, а старший лейтенант... Они впереди были с заместителем и три бойца с ними. А граната прямо к ним и кружится волчком. Старший лейтенант схватил ее и к немцам обратно. Ну и не успел. Те, что с ними были, — все целехоньки. Они раньше его попадали.
— Ну, тогда другое дело, — подмигнул майор. — А я думал, он в героя сыграл, влез куда, не зная броду.
Миронов продолжал читать донесение. «Войска генерала Канашова разгромили штаб румынского корпуса в Перелазовском. Мы только что прошли Перелазовский. В станице пока тылы нашего танкового корпуса и полевой госпиталь. В балке обнаружили шесть исправных и три требующие небольшого ремонта трофейные автомашины. Оставил одного часового. Продолжаю движение по заданному маршруту. Остановлюсь в Максарях. Жду ваших указаний. Грозный».
— Тоже мне новоявленный царь — Евгений Грозный. На, читай, — передал Миронов донесение Ванину. — Пусть повара покормят орлов боевых, — кивнул он на разведчиков.
«Они, — подумал Миронов о корпусе Канашова, — как таран, пробивают нам путь. За ними мы как за каменной горой. И Евгений — молодчина. Девять машин. Нам они очень нужны». Звонок прервал его размышления. Это был Андросов.
— Когда будешь в Перелазовском?
— Путь свободен, товарищ полковник! Разведка только что донесла. Пять километров мы одолеем за час, ну самое большее — полтора. Есть, товарищ полковник, выступать, а завтра к утру быть в Калмыково.
— Слыхал, Ванин? Иди сюда с картой! — Майор стал объяснять задачу, полученную от комдива. — Как пройдем в Перелазовский, разведчикам идти на Зотовский. Ясно? — Ванин только молча кивал. Пока они беседовали, Каменков несколько раз заходил и выходил.
— Ты чего, Кузьма Ерофеевич, мечешься? Что случилось?
— Случилось, товарищ майор, случилось! Вы вчерась ужинали. А сегодня не завтракали и не обедали. Как же так? Оно вот взять, к примеру, коня. Конь — она крепкая скотина. А ежели не пожрет, и не спросишь с него работу. Будет себе так ни шатко, ни валко топать. А двое ден еще так, а за трое и копыта кверху.
— Все понятно, Кузьма Ерофеевич. — Миронов подтянул еще на две дырки поясной ремень, поправил портупею. — Учтем твое замечание. Давай, товарищ Каменков, закладывай нам с Ваниным своих рысаков в сани. Опять у Сучка мотор барахлит. А приедем в Перелазовский, тут уже ты нам сразу тройной обед подготовь. За все дни, что не доели.
Вошел шофер Сучок. Побелевший с лица с подрагивающей верхней губой, он исподлобья бросил на всех сердитый взгляд. Будто именно они были виноваты перед ним.
— Ты чего, товарищ Сучок? — спросил Ванин. — Мотор барахлит?
— Подмерз, товарищ капитан! Я вот паяльную лампу у Шведко возьму, враз отогрею.
— Да не мотор, товарищ капитан, а Сучок барахлит, — вмешался Каменков. — Он думает, ежели техника, то двинул, сунул рычагами — и на тебе, поехали.
— Ладно, Трофеевич, — махнул рукой Сучок, — без тебя тошно.
— Валяй за двери сплюнь. Тошно. Дурья башка. В мозге твоем нет шевеления. Зима. Капот надоть одевать. А то как приедешь, и сам шмыг в теплую хату, а мотор пускай себе стынет. Тебе до него нет дела. Железный он, а и его железного терпения не хватает. Как ты к нему, так и он к тебе.
— Ну, завелся, затарахтел, дед! Хватит. И такое загибает. Шмыг. — Он прищурился. — Ты на что намениваешь?
— Сам разумей. Не к корове же, а норовишь к бабе какой добротной пристроиться. Ты молчи, не вводи меня в грех при начальниках, — погрозил пальцем Каменков.
— Ты, Ерофеевич, ну прямо с пол-оборота заводишься. Мне бы такой мотор к машине. Сиди тут со своим мотором, подогревайся! А я повезу начальников, куда им надобно. Замерзнешь шибко, заходи на огонек. Я тебе еще за эту загранишную бабу мозги вправлю.
— А может, нам, Ванин, машины дождаться? — подмигнул Миронов ему.
Каменков развел руками.
— Как желаете, товарищи начальники! Мой транспорт будет подан, — он вытащил большие серебряные часы-луковицу, — минутов через десять, а може, и семь.
— Чего же, это вполне подходяще, — снова подмигнул Миронов Ванину. — Тогда давай, пожалуй, поедем с Каменковым. Нам же харчеваться еще надо, а Сучок со своим капризным мотором может еще отложить наш обед на сутки.
К вечеру майор Миронов и капитан Ванин добрались до Перелазовского. Всю дорогу Каменков рассказывал им о том, какие на свете бывают породистые кони, и как они по-ученому выводятся.
— Вот ежели взять, к примеру, англичанов. Мне один ветеринар, знающий человек, сказывал: битюга посильнее трактора. Он может зараз один тридцать тонн тянуть.
На эту сногсшибательную новость живо откликнулся Ванин:
— Как думаешь, Александр Николаевич, зачем нам тягачи иметь артиллерийские? Один такой битюг десять гаубиц утянет.
На это Миронов, сдерживая улыбку, ответил:
— Да такой битюг и танк «тридцатьчетверку» потянет.
Каменков, долго прислушиваясь к их разговорам, вдруг остановил лошадей.
— Ну и конфуз, ну и позор какой. Вот подвел он меня, срамота-то какая. Тут я не по своей воле набрехал. Винюсь. Не тридцать тоннов, должно быть, а тринадцать. Вот оно как. — И с досады на свою промашку подстегнул коня.
Потом он сидел долго, задумчивый и молчаливый, а когда уже завиделась станица, спросил у Миронова:
— Прошу вашего совета, товарищ майор! Мысля у меня последнее время одолевает. Думал после войны в колхоз свой податься. А вот теперича так прикидываю, пора мне выбиваться в люди. Как думаете, товарищ майор, возьмут меня на конезавод? Давеча рассказывал мне наш Мелешкин — ветеринарный фершал, будто в Ростовской области такой завод имеется. Имени самого Семена Михайловича Буденного.
— А почему же не возьмут? Приедете героем войны, с наградами. Кто же вам откажет? А жена как? Согласится поехать? Семья у вас, Кузьма Ерофеевич, большая?
— У меня не жена — золото! Как хвост у коня. Куда я — туда и она.
Доехали они до Перелазовского благодаря стараниям Каменкова быстро, за час. Квартирьеры полка распределили уже между подразделениями улицы и дома, отвели несколько хат и для штаба и его служб.
— Вот что значит организация.
Ванин улыбался довольный. Миронов сказал ему:
— Не забудь, пошли своего пома по тылу. Надо привести в полную готовность те девять трофейных машин, что захватили наши разведчики. Мы их в подвижной отряд передадим. Вот находка будет для преследования!
Ванин ушел, а к Миронову приехал офицер связи с радиограммой. «Срочно отправить в распоряжение Канашова Добринка хозяйство Кряжева. По приказанию Кипоренко передано Андросовым».
Радиограмма огорчила Миронова. Действовать полку с таким надежным броневым кулаком, каким был батальон Кряжева, было очень кстати. И тем более необходимо это сейчас, когда полк, прорвав первую оборонительную полосу, выйдет на оперативный простор. Там всегда можно ожидать встречи с контратакующими резервами противника. Но что поделаешь? Приказ есть приказ. И хотя отсутствие танков нельзя ничем заменить, все же ему пришла мысль создать подвижную группу, используя трофейные машины и бронетранспортеры. «Им для усиления можно придать минометную роту и артиллерийскую батарею. Пожалуй, поручу это дело комбату-три», — решил Миронов.