На такой высоте ночь кажется тихой, лишь легкий шум уличного движения проникает через окно, заполняя пространство ее скромной комнаты. Пейдж устроилась в другом конце небольшого номера, давая нам время побыть наедине.
Пенелопа все ещё стоит ко мне спиной в ожидании моего следующего шага. Желая забыть о сегодняшнем вечере и раствориться в ее сладком аромате, я быстро расстегиваю бюстгальтер и отбрасываю его в сторону. Затем медленно скольжу ладонью вверх от ее живота к груди, где поочередно поигрываю с сосками, пока не слышу стонов Пенелопы. Чтобы как следует ее возбудить мне достаточно даже таких лёгких ласк.
– Ты хочешь меня, Пенелопа? – спрашиваю я возле ее уха, прижимаясь грудной клеткой к ее спине.
– Хочу, Гевин.
– Сними стринги и нагнись, опусти голову на матрас и подними задницу. Никакого милого и сладкого секса Я собираюсь трахнуть тебя жестко. Если ты против, то стоит сказать об этом прямо сейчас.
Она не отвечает, просто снимает трусики и принимает нужную позу, демонстрируя свою готовность помочь мне забыться и преодолеть то, что меня тяготит.
Я неторопливо раздеваюсь, наслаждаясь видом ее влажного лона. Пенелопа всегда готова ко мне, всегда готова быть оттраханной мной. Я благодарен за это чудо, несмотря на засоряющий мой разум мусор.
Я подхожу к ней сзади, скольжу кончиком члена в презервативе вдоль ее «киски», любуясь тем, насколько она мокрая. Без предупреждения поднимаю руку и шлепаю Пенелопу по ягодице. Девушка вздрагивает, простонав, а ее лоно сжимает кончик моего члена, который покоится у ее входа. Кайфуя от этого ощущения, я повторяю удар. На этот раз она выкрикивает мое имя от удовольствия.
Я поглаживаю красный отпечаток на ее заднице, отпечаток, гласящий, что эта девушка – моя, и снова опускаю ладонь на это же место.
– О Боже! – вскрикивает она.
– Хочешь меня, Пенелопа? Хочешь мой член?
– Да, – отвечает она, тяжело дыша.
Звук очередного шлепка разносится по комнате, и на этот раз я слышу в ее стонах попытку задушить страсть, уткнувшись ртом в матрас.
– Пожалуйста, – она замолкает. – Трахни меня, Гевин.
Член бешено пульсирует от ощущения ее жадной «киски», от звуков удовольствия из ее сладкого ротика и от влаги возбуждения, начинающего стекать по ее ноге. Я не могу больше сдерживаться, и одним длинным толчком погружаюсь в нее. Пенелопа запрокидывает голову ровно настолько, чтобы я мог схватить ее волосы и обернуть их вокруг своей руки. Держась за ее попку другой рукой, я жестко толкаюсь, не давая ей сделать и вдоха. Я груб, резок, неумолим и беспощаден до тех пор, пока Пенелопа не выкрикивает мое имя во всю силу своих легких и не сжимает своей плотью мой стояк. Порыв ее удовольствия отбрасывает меня через край, я долго кончаю, пока во мне не остается ничего.
Опустошенный, я опускаюсь на девушку. Мои ноги онемели, член все еще пульсирует внутри нее, а наши потные тела переплелись.
– Оху*ть, – бормочу я. Не припомню, чтобы когда-либо так сильно кончал.
Отпускаю волосы Пенелопы и массирую кожу ее головы, надеясь, что не сделал ей больно во время своего дикого самозабвения. Я не мог остановиться и контролировать себя от вида ее оттопыренного зада и манящей «киски».
Я безмолвно умолял ее помочь мне стереть преследующих меня демонов, которые заставляют меня думать о глупых и идиотских вещах, как например, начинать подвергать сомнению наши с ней отношения.
Я прибираюсь, выбрасываю презерватив и быстро возвращаюсь в постель с очень обнаженной и очень удовлетворенной Пенелопой. Она прижимается ко мне и опускает голову мне на плечо, начиная поигрывать пальчиками на моей груди.
– Прости, если сделал больно, – шепчу я. Наши сердца все еще не восстановили ритм от напряжения, через которое я только что заставил нас пройти.
– Мне понравилось, – отвечает она и застенчиво ластиться ко мне. – Поверить не могу, что мне понравилось, когда меня шлепают.
– Было чертовски горячо смотреть, как ты течешь все сильнее от каждого удара по заднице.
– Ну, круто. – Я чувствую ее улыбку на своей груди. Она лежит спокойно со мной еще несколько минут, прежде чем спросить: – Что случилось с твоим отцом?
Так и знал, что это произойдет. Я даже удивлен, что она так долго тянула с расспросами. Я видел вопросительные знаки в ее глазах всю оставшуюся часть ужина. Она явно хотела знать, что, черт возьми, произошло между тем старым пердуном, Харли и мной. Увы, она была не в курсе, что я не хочу об этом говорить. Мой отец в прошлом, он наделал много ошибок, но нет смысла вспоминать их.
– Ничего, – яростно отвечаю я, давая ей понять, что разговор окончен.
К сожалению, намек ею не понят.
– Как это «ничего»? Ты явно расстроен.
– Я не расстроен, – выдыхаю я. – Хватит, бл*ть, Пенелопа.
Я сказал это грубо, чем огорчил ее. Никогда не хотел так с ней разговаривать, но она переходит границы, так что ей необходимо было дать понять, что если она хочет и дальше быть в моей постели, то любые вопросы о моем отце под запретом.
– Прости, – так кротко шепчет она, что я мгновенно чувствую себе виноватым.
Дерьмо. Меня начинают грызть муки совести, скручиваясь и ворочаясь внутри, доводя меня до исступления. Я не такой! Черта с два я позволяю всяким мелочам вывести меня из себя. Так какого хрена я позволяю не только Харли, но и Пенелопе залезть мне под кожу? И почему, черт возьми, я чувствую себя виноватым? Кто ж знал, что я могу чувствовать такие эмоции?
И вот так у меня начинается что-то вроде клаустрофобии. Волосы Пенелопы на моей коже чуть ли не душат меня. Мое тело зудит, желудок выворачивает наизнанку, у меня появляется желание бежать. Мне необходимо выбраться отсюда
Я резко вскакиваю на постели, заставив Пенелопу вздрогнуть. Она шокировано наблюдает, как я выскальзываю из-под одеяла и начинаю одеваться.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, оперевшись на локоть.
– Ухожу. Не видно?
– Почему?
– Мне нужно кое-что сделать с утра, – отвечаю сквозь стиснутые зубы.
Соврал я неубедительнее, чем когда-либо. Это видно по тому, как Пенелопа оборачивает свое обнажённое тело простыней и подходит ко мне.
– Гевин, прости меня. Я не хотела тебя расстраивать. Пожалуйста, останься.
– Я не расстроен, – отчаянно настаиваю я. – У меня дела. Бл*ть, где мой второй ботинок? – кричу я, в панике осматривая комнату. Мне нужно убраться отсюда к чертовой матери, прежде чем кипящее внутри меня беспокойство выльется на Пенелопу.
– Вот, – она наклоняется, поднимает ботинок и протягивает его мне.
С туфлей в руке, расстегнутой рубашкой и надетой сикось-накось одеждой, я выхожу из ее спальни и оказываюсь у входной двери в рекордно короткое время.
– Гевин, – она догоняет меня перед самым моим уходом, – пожалуйста, просто скажи, что все в порядке. Прости меня, пожалуйста. Не сердись на меня.
Я опускаю голову и делаю глубокий вдох. Ее вины нет ни в чем, так что я должен что-то сделать, чтобы успокоить ее. Развернувшись на месте, я обнимаю девушку и прижимаюсь губами к ее виску.
– Я не сержусь на тебя, детка, – шепчу ей в висок. – Спокойной ночи. Я позвоню тебе завтра.
Отстранившись, выхожу за квартиры и нажимаю кнопку лифта, чтобы развалиться на части в уединении собственного дома.