Глава тридцать девятая

Рори

Понятия не имею, что я тут делаю, меня уж точно не приглашали. Даже Кит не пошел. Он сказал, что в наших же интересах вежливо отказаться. Что, возможно, она не лгала и действительно потеряла ребенка. Но он не знает ее так, как я. Она ненормальная и отказалась от своих безумных планов только, когда стало очевидно, что я не поддался ее манипуляциям.

Тем вечером и много раз после я неоднократно говорил ей, что помогу. Что я буду отцом для нашего ребенка, но этим наши отношения ограничатся. И потом она мне вдруг звонит из гребанного ресторана и заявляет, что ребенка больше нет. Вот так - не потеряла или сделала аборт, а просто: "Брось это, Рори. Ты свободен". И какой вывод, черт побери, я должен из этого сделать кроме того, что она бессердечная и долбанутая на всю голову?

Затем, пару недель назад она объявила о своей помолвке с каким-то другим лохом. Она использовала меня. Во многих смыслах. Спровадила единственную женщину, которую я когда-либо любил, но я прячусь в ее саду не ради мести. В этом нет никакого смысла, потому что я ни в коем случае не хочу снова становиться мишенью. Я просто хочу... Господи, хрен знает, чего я хочу! Может, я пришел, чтобы заставить ее страдать также, как я, когда она заявилась в мой дом.

Конечно же я последовал за Фин, побежал за ней, и все для того, чтобы увидеть, как Кит запихивал ее в свою машину. Ублюдок бросил на меня испепеляющий взгляд и уехал. Он не отвечал на мои звонки, а потом свалил в Лондон. Он даже не сказал мне, куда отвез Фин - и долгое время не признавался - пока не стало очевидно, как мне хреново. Выражение лица Фин в тот вечер все время стояло у меня перед глазами; боль и предательство. Хочу ли я, чтобы жених Бет чувствовал то же самое? Кит может много болтать и по большей части, чтобы разозлить меня, но он был прав - не надо было приходить сюда. Какой бы идиотской не была причина, мне не стоило находиться тут. Думаю, я предпочел бы удалить нерв в коренном зубе или пережить осмотр простаты проктологом с большими мясистыми пальцами, чем снова увидеть Бет. На самом деле, я лучше бы занялся анальным сексом с...

— О-ох. — Когда я поворачиваюсь, кто-то врезается мне прямо в живот. Этот некто, сжавшийся в комок и частично выбивший из меня дух, бормочет извинения и пытается освободить свой локоток из моей хватки. — Где пожар, цыпочка?

Судорожно вздыхая, она издает какой-то непонятный звук в ответ. Слова могут быть искажены, но голос? Этот голос я знаю.

Этого ведь не может быть? Должно быть, мой разум снова меня разыгрывает. Прошло уже несколько недель, как я гнался по улицам за ее призраком и в итоге поймал за локоть какую-то девушку. Какого хрена ей тут быть? Какой-то долбанный заговор.

— Пожалуйста, — всхлипывает она. — Отпусти меня. — Ее голос возвращает меня к действительности, однако я делаю прямо противоположное, сжимая ее локоть так сильно, что понимаю, как это, должно быть, больно.

— Прекрасная, мать ее, Финола. — Мои слова звучат довольно резко, и она напрягается под моей хваткой.

— Пожалуйста.

Она ахает, когда я притягиваю ее ближе, увлекая нас обоих под сияние какого-то садового фонаря. Ее волосы стали немного длиннее и чуть темнее и туго стянуты на затылке. А некогда прямая челка теперь заколота назад. Если не считать этих небольших изменений, она выглядит как прежде — чувствуется так же — кроме, может быть, бледности ее лица.

— Так значит, ты помнишь?

Выражение шока и обиды на ее лице превращаются в некую злость и решительность.

— Господи, лучше бы не помнила.

На ум сразу приходит фраза: все так же полна энергии. Жаль, что ее голос этому не соответствует. Потому что он едва слышен.

— А, вот и она. Моя маленькая злючка. — Кто-нибудь, придушите меня, заткните мне рот. Да, мне больно. И было больно долгое время, но если я продолжу в том же духе, то все пропало.

— Я... — Ее грудь начинает вздыматься, ее дыхание под стать моему. Мы оба эмоционально возбуждены — кипим от злости — но на этот раз хрена с два я ее отпущу. — Рори... — Слышать, как она произносит мое имя. — Рори, я... меня сейчас... вырвет.

Она выворачивается из моих рук, ее тошнит, и рвота практически попадает на мои ботинки.

— Вот блин! Ты пьяна? — Я отскакиваю подальше от рвоты. Упершись руками в колени, она не отвечает, и ее тело внезапно сотрясается от громких рыданий. Я подхожу ближе, осторожно кладу ладонь ей на спину. Фин не останавливает меня, и я начинаю поглаживать ее маленькими кругами поверх рубашки. Внезапно она бросает на меня взгляд из-под ресниц, и это не так сексуально, как кажется. Ее глаза слезятся, ресницы влажные и слиплись, но это не мешает ей свирепо смотреть на меня. Скажем так, если бы взгляды могли убивать, я бы и сам чувствовал себя не очень хорошо.

— Ага, почти в беспамятстве, — произносит она, все еще испепеляя меня взглядом. — Но не от того, что ты думаешь. — Выпрямившись, она отстраняется от моей руки, ее тело покачивается, как у пьянчужки. О, черт. Кажется, она сейчас потеряет сознание.

— Фин? — Я притягиваю ее к себе, обнимая за талию. Господи, как бы я хотел повернуть время вспять, нажать на перемотку. Начать эту встречу по-другому. — Тебе не хорошо? Боже, ты вся горишь.

— Нет... черт, — с трудом выговаривает она между небольшими вздохами.

— Где тебя черти носили? — Ничего не могу с собой поделать, но, хотя вопрос звучит резко и сердито, мои пальцы тянутся к выбившейся пряди ее волос. — Что ты здесь делаешь?

В ответ она рассеяно дергает за кусок ткани вокруг ее бедер. Фартук?

— Ты — ты ведь никогда не была официанткой? — Зачем?

Фин отрывисто смеется, резко наклоняясь вперед, и ее снова начинает тошнить. Я поглаживаю ее спину, на этот раз сильнее, держа при себе тот факт, что не переношу запаха и вида рвоты. Хорошо, что я ничего не ел с обеда, иначе присоединился бы к ней.

Она отстраняется от меня во второй раз, но уже не так порывисто, и прислоняется спиной к оштукатуренной стене дома.

— Пожалуйста, Рори. — Она поднимает голову к потемневшему небу, ее слова звучат устало и по понятным причинам хрипло. — Пожалуйста, просто оставь меня в покое.

— Как я могу? — Сжав кулаки, я подхожу ближе, лишь для того, чтобы лучше видеть ее в свете, льющемся из кухонного окна. По крайней мере, так я себе говорю. — Как ты можешь просить меня уйти? — Разве она не знает, как я ее искал?

Она вытягивает руку, словно держа меня на расстоянии, ее дрожащая рука внезапно —неуверенно — обхватывает мою щеку.

— Ревнивый парень? — спрашивает она, ее голос дрожит от неудавшейся попытки засмеяться.

— И не говори. — Я улыбаюсь от ее прикосновения, хотя мне все еще больно. Ее касание. Моя щека, которую украшает огромный фингал. — Твой друг называет это шотландским гостеприимством. — Ее взгляд затуманивается в замешательстве. — Думаю, ему не слишком-то нравятся мои визиты по выходным. Потому что в этот раз я привез больше, чем банку с песочным печеньем. — По крайней мере, они не все меня ненавидят. Старушка поцеловала меня в щеку и угостила булочкой пару недель назад.

Ее глаза вспыхивают возмущением, но она быстро подавляет его и восклицает,

— Нэт сделала это! Почему?

— Хотел бы я, чтобы это была она, мать твою. — Ухмыляюсь я. — Потому что у того остолопа сильный хук справа. — И я не дал сдачи. Не на это раз, по крайней мере. Это была его первая и последняя возможность, я ему так и сказал... как только убедился, что все зубы на месте. — Я появлялся там каждую неделю после того, как ты бросила меня. — Когда она убирает руку, мне хочется схватить ее. Притянуть к себе и никогда не отпускать.

— Я не бросала тебя. Я ушла, потому что у тебя и так было полно дел.

— Знала бы ты, — с горечью отвечаю я.

— Мне показалось, что я многого не знала.

— Кто бы говорил, крошка. — Чувствую презрительную усмешку на своем лице. Черт, да, я злюсь, но не из-за ее предполагаемого развода и вдовства. Не из-за всего, что произошло потом. Я просто в бешенстве, что она сбежала. И не дала мне возможности объясниться. Не дала нам шанса.

Ткань ее черной рубашки трется о стену, когда она выпрямляется, глаза яростно сверкают.

— Ты оставил меня в салоне. Сказал мне, найти тебя. Но вместо этого я застала тебя с Бет. Ты это подстроил?

— Что? Черт, нет! Ты планировала, что репортеры там появятся? — отвечаю я.

— Ты же знаешь, что нет.

— Неужели? Только пару часов до этого ты была вдовой, а я ни хрена об этом не знал!

— Всему свое время, — она почти кричит в ответ. — Именно так ты сказал. Тем временем, ты... — Внезапно она замолкает, опускает голову и снова закрывает глаза. — Но все это неважно. Теперь уже.

То, как она сжимает руки в кулаки, говорит об обратном. Я хочу взять их, раскрыть сжатые ладони и обернуть ее руки вокруг моей талии. Но не делаю этого. Она выглядит такой хрупкой, и да, больной, но по-прежнему такой красивой. Желание прикоснуться к ней почти непреодолимо. Борясь с ним, я засовываю руки в карманы.

— Согласен. Все это не имеет значения. — Единственное, что важно, это что происходит сейчас. — Так чем ты занималась? — Вежливо спрашиваю я. Оставайся спокойным, держись непринужденно. Удержи ее здесь.

— Серьезно? Ты хочешь вести светскую беседу?

Я отвечаю лишь резким кивком.

— Работала, — говорит она, растягивая слово и вздыхая, словно не может поверить, что вообще со мной говорит. — Продолжала жить.

— Да ну на хрен. — С горечью смеюсь я, потому что это ужасно злит. — Все не так, как кажется. Люди не прячутся, если продолжают жить.

— Я не пряталась —

— Вранье и охренеть как неправильно! И пусть ты не знала о моих визитах? Ты даже не потрудилась подождать — спросить меня. А как же я? Как насчет правды? — Мой голос повышается вместе с моим гневом, руки хватаются за волосы, которые сейчас, наверное, также растрепаны, как и мои чувства. И мое бешено колотящееся сердце. — Когда ты собиралась сказать, что отпускаешь меня?