Глава 72

– Папочка, я хочу остаться с тобой, – сказал Джереми, с глубокой печалью в голосе.

– Тебе сейчас нужно идти с мисс Селестой, кроха. Она заберёт тебя в приют и найдёт хорошее место, где ты останешься, пока мы не сможем снова поговорить с судьёй.

– Но, папочка, пожалуйста!

– Прости, малыш, – сказал Томас.

– Почему? – требовательно спросил Джереми.

– Что почему?

– Почему ты не любишь меня?

– Я очень, очень люблю тебя, кроха. Но я должен следовать закону, и делать то, что говорит мисс Селеста. Я хочу забрать тебя домой, но не могу. Но если бы я мог забрать тебя домой прямо сейчас, я бы сделал это, и я всегда буду твоим папой и никогда не позволю кому-нибудь снова забрать тебя.

– Ты на меня не злишься?

– Конечно, нет. С чего бы мне злиться на тебя?

Но Джереми не ответил, он был слишком расстроен.

– Я не злюсь на тебя, кроха. Я никогда не злился на тебя. Ты хороший мальчик. Хороший, милый мальчик, и я очень сильно тебя люблю. Я поговорю с судьёй и попрошу его позволить тебе вернуться домой. Но на это понадобится некоторое время, и ты должен пойти с мисс Селестой, пока мы всё не устроим. Хорошо? Пожалуйста, постарайся понять. Я буду навещать тебя при каждом удобном случае.

Слёзы Джереми разрывали его.

Селесте Миллер пришлось силой оттаскивать Джереми.

Томас наблюдал, как они идут к машине на парковке отеля, чувствуя, как слезы жгут ему глаза.

Рэнди стоял рядом с ним, обнимая его за талию.

Томас наблюдал, пока маленький "Форд Фиеста" не скрылся из виду.

– Почему бы вам с Дуэйном не пойти поплавать? – предложил Томас. – Я прокачусь. Мне нужно побыть одному.

– Ты ведь не собираешься делать что-нибудь глупое, например, ехать к Койлу?

– Нет, – ответил Томас. – Но мне нужно побыть одному.

Он схватил ключи от своего грузовика и ушёл.

Он проехал через центр города, направляясь к гроту, который был католическим сооружением с кучей статуй и каменными репродукциями соборов и других знаменитых зданий. Это было мирное, тихое место, где человек мог побродить и побыть один, не потревоженный. Он купил билет, спустился по крутой дорожке и быстро потерялся в лабиринте тропинок грота.

Он нашёл скамейку перед Девой Марией, сел, закрыл лицо руками и заплакал.

С того момента, как он услышал крик Джереми "Папочка!", когда подъехал к трейлеру, его сердце разрывалось на кусочки. Боль смягчилась присутствием Джереми рядом, и он чувствовал себя лучше, пока они не пошли в туалет, и он не увидел рубцы.

Мысль о том, что Койл избивал его...

Ему пришлось приложить все усилия, чтобы не сесть в грузовик, не поехать к Койлу и не устроить ему момент возвращения к Иисусу. Он не был жестоким человеком, не верил в жестокость, знал, что Койл – более молодой, более сильный, более злой – наверное, надерёт ему зад, но всё же...

Мысль о Джереми, маленьком ребенке, находящемся во власти этого человека...

– Вы в порядке?

Томас вытер глаза, поднял голову и увидел монахиню с молитвенными чётками в руке. Это была пожилая женщина, невысокая, круглая, с приятным лицом и очень голубыми глазами. Она была одета в старомодное монашеское платье.

– В порядке, – сказал он. – Мне просто нужна... минута.

– Я знаю, о чём вы, – сказала монахиня, садясь рядом с ним на скамейке и поднимая взгляд на большую каменную статую Девы Марии. – Я мешаю?

– Нет, – сказал Томас.

Что-то в этой женщине вызывало доверие, сочувствие.

– Я прихожу сюда, когда мне нужно сбежать, – сказала монахиня. – Жизнь тяжела. Понимаете?

Томас кивнул.

– Кстати, я сестра Мария, – сказала она, протягивая руку.

– Томас.

– Томас, приятно познакомиться. Это всё построил монах бенедиктинского ордена. Я удивлена, что у него было время, но, полагаю, жизнь в те дни шла медленнее. И была не такой сложной. Я вообще не понимаю, где он взял все эти камни.

– Я не католик, – отметил Томас, чувствуя, что должен всё прояснить.

– А кто католик? – легко ответила она.

– Я на самом деле гей.

– Молодец.

– Серьёзно.

– Я говорю серьёзно. Я думаю, что люди должны точно знать, кто они, потому что такими их создал Бог.

Томас улыбнулся. По какой-то причине эта женщина вселяла уверенность, чтобы делиться секретами.

– Я пытался усыновить мальчика с особыми потребностями, – признался он.

– Правда?

– Я взял его под опеку, но затем появился его отец – отец, который бросил его, когда он был малышом, потому что он родился без рук.

– Оу...

– Мне не следовало вам об этом рассказывать. Почему я вам это говорю?

– Это не проблема. Я свободна весь день. А ты выглядишь как кто-то, кому нужен друг, так что... в любом случае, я монахиня. Что ещё мне делать? Свидания явно под запретом. Я пыталась найти настоящую работу, но я не умею быстро печатать и варить кофе. Я пыталась получить роль в кино, но Анджелина Джоли меня опередила. Так что расскажи мне о нём. Об этом мальчике.

– Отец живёт неподалёку отсюда, – продолжил Томас. – Судья отдал его под опеку, и... я приехал навестить его.

– Как зовут мальчика?

– Джереми.

– Оу, какое милое имя.

– Он отличный парень. Я нашёл рубцы на его спине.

– Отец побил его?

Томас кивнул.

– Понятно, – тихо сказала монахиня.

– Мне не следовало говорить вам этого.

– Мой рот на замке, – сказала она с яркой улыбкой. – Думай об этом, как об исповеди.

– Вы, ребята, ещё занимаетесь этим?

– Только когда епископ рядом, что бывает раз в год. Мы должны выполнять несколько вещей, чтобы он был доволен. Он очень традиционен в этом смысле.

Томас рассмеялся. С женщиной легко было говорить.

– Видишь? – произнесла она. – Теперь мы оба говорим то, что не должны. Но исповедь... если спросите меня, они должны отрезать ему голову и вонзить кол в сердце. Но никто меня не спрашивает, потому что я монахиня, а что мы знаем? Итак... вы нашли рубцы...

– Не только это. Я позвонил в ДСО, и они забрали его обратно в приют. Теперь я могу больше никогда его не увидеть.

– Но разве ты не был его приёмным отцом?

– Я живу в Тупело, Миссисипи. Отцу пришлось судиться с ДСО Миссисипи, чтобы получить опеку и перевезти его сюда, через границу штата.

– Но наверняка...

– Я надеюсь.

– Мы могли бы помолиться об этом, если хочешь.

Томас подумал о своём отце и нахмурился.

– Я на самом деле не особый любитель молитв.

– Я тоже, – призналась монахиня. – Я ненавижу вымаливать что-то у Бога. Это так по-детски. Я думаю, Бог знает, что нам нужно. И всё же время от времени у меня появляется такое чувство, что нужно напоминать Богу об определённых вещах, особенно, когда дело касается детей. Он может быть очень равнодушным. Я вижу очень много детей, которые ложатся спать голодными, и я немного ругаю Бога. Не говори никому этого – меня выгонят из ордена. Но я ничего не могу поделать и думаю, что он может лучше. Особенно с детьми. Они не должны страдать за наши ошибки. Но, конечно же, они страдают, верно?

Томас кивнул. Они определённо страдали.

– Но, может быть, поэтому мы здесь, – добавила она.

– Простите?

– Ты и я. Делаем то, что делаем. Может, мы пытаемся помочь Богу. Мне нравится думать об этом так. Я слышала, он очень занятой. В конце концов, этот парень должен разбираться с эго Дональда Трампа и со всем таким. Он должен полагаться на таких людей, как мы, которые всё сделают. Конечно, мы не всемогущие. Мы не можем взмахнуть своими волшебными палочками и всё устроить. Но здесь или там, возможно, мы можем сделать мелочь или две...

– Мне нравится ход ваших мыслей, сестра Мария.

– Правда? – рассмеялась она. – Большинству людей не нравится. Слышал бы ты, как говорит обо мне настоятельница. Клянусь, иногда они поют "Как нам решить такую проблему, как сестра Мария?", когда меня нет рядом. Или, возможно, они просто издают огромный выдох облегчения.

– Вы совершенно не похожи на моего отца.

– Это хорошо?

– Он огнедышащий, ужасный человек. Священник. Меня так долго проклинали адом, что тяжело представить какой-то другой исход.

– Это немного резко.

– Он немного резковат. Несчастный старик... Я не должен вам этого говорить.

– Должно быть, он у тебя на уме.

– Он считает, что геи, которые хотят усыновлять детей, просто пытаются создать новое поколение геев.