-Как же так, Элджер? — прошелестел до боли родной голос.

Глаза защипало. Мама…

-У нас нет выбора, Хеллен, — послышался строгий голос отца, заставив сердце трепетать у горла.- Мы вынуждены ее отпустить.

-Но она же наша девочка?! — взмолилась мама.

Я распахнула глаза и попятилась, не убирая рук с дверей шкафа. Они удержали меня от попытки бегства. Стой, Эшли, и смотри.

Передо мной было отражение комнаты, в которой я находилась, только более живое. Пахло сургучом и чернилами, потрескивали поленья в камине, когда как в комнате для гостей его не было. На деревянном столике стояли желтые свечи, язычки огней плясали, вторя движениям мамы. Она шла босиком, шлейф халата василькового цвета тянулся по паласу. Под халатом белела ночная сорочка, отделанная золотистыми кружевами. Прижимая руки к груди, мама смотрела на отца блестящими от непролитых слез глазами. Глазами медового цвета, обрамленными бахромой черных ресниц, гармонирующими с алебастровой кожей и темными, почти черными волосами до пояса. Они были разделены на прямой пробор, струились по спине и блестели, как жидкое стекло. Моя мама была красива, изящна и утонченна, как фарфоровая статуэтка, но во всем ее мягком и женственном облике угадывалась сила, сталь, скрытая шелком.

-Она будет в безопасности, — уверил ее отец, но его голос дрогнул, утратив убедительность. Я повернула голову и посмотрела на него, сглотнув крик боли, рвущийся на волю, как птица из западни. Папа был высоким и статным. Его короткие черные, как воронье крыло, волосы с тонкой проседью, сзади были подстрижены клином. Черты лица резковатые, но приятные, в них ощущалась твердость духа и воли, мужественность, а глаза сияли, как два нефрита с золотыми радужками. Необыкновенные глаза для мага, даже высшего. Темно-синий камзол, расшитый белыми каменьями, туго обтягивал стройное крепкое тело, под ним была белая рубашка с кружевным воротником-стойкой и черные брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги. Такие одежды носили при дворе Верховной Ведьмы, а он служил ей. Я это знала, но не помнила.

-В Университете она никогда не будет в безопасности! Рядом с Ней не будет!

Мама упала перед отцом на колени и тронула за руку — на его запястье зазвенели подвески золотого браслета. Я загляделась на них — крохотные птицы крутились и сверкали в свете огня. Мать с мольбой смотрела на отца, по ее щекам струились ручейки слез, а он закрыл глаза, качая головой.

-Эшли оберегают от нее, Хеллен, — сказал папа и накрыл другой рукой бледные кисти мамы.

-Я не верю! — сдерживая рыдания, прокричала она и уронила голову, спрятав лицо за занавесом волос.

-Он дал слово, милая. Оно чего-то, да стоит.

-Она погубит нашу малышку, Элджер, ни перед чем не остановится. И он не сумеет помешать, а Эшли — совсем еще юная!

-Не преувеличивай…

-Наша дочь будет пешкой в их игре, — с жаром проговорила мама, вскинув головой, и посмотрела на отца глазами, пылающими гневом.

-Да, Хеллен, — усталым голосом согласился он.

-И он делает это не для Эшли, а для себя.

-Он делает это для Эгморра, — мягко возразил отец и с выражением муки на лице взглянул на маму сверху вниз, провел ладонью по ее гладким волосам.

-И ты позволишь манипулировать нашей дочерью, Элджер? — дернув его за руки, всхлипнула мама.

-Иногда приходится чем-то жертвовать. Я знаю об этом не понаслышке, Хеллен. Смирись, ее судьба предрешена.

-Вмешайся! Сделай что-нибудь!

-Не могу, — сглотнув, прошептал он и сжал ее руки в своих ладонях.- Она отобрала у меня крылья.

Перед глазами поплыло, а в голове еще доносился плач мамы. Его смыли крики птиц, разогнали шорохом перьев. Крылья? О чем они говорили?!

Комната закружилась, я закрыла шкаф и попятилась от него, забыв, как дышать. Отец служил при Верховной Ведьме, и крылья могли означать лишь одно — он был Главным Фамильяром. Почему я не знала об этом? И прежде не задумывалась, как Стэнли занял столь важный пост, ведь до него кто-то другой был правой рукой правительницы. И кто же? Мой папа. Но зачем она отобрала у него крылья? Ведь только в ее власти лишить силы…. Нет, не может быть! Это сделала Линетт?!

Старая рана почти затянулась и перестала саднить, как вдруг внезапные воспоминания растревожили ее. Будто кто-то намеренно запер воспоминания в шкафу, чтобы в нужный момент ударить по больному месту. Они ждали меня здесь. Значит, отец стоял во главе пернатой армии, во главе Патруля… Должно быть что-то еще! Я вернулась к шкафу, распахнула створки, но там кроме зачехленной одежды на вешалках ничего не оказалось.

Родители не упоминали имен, но ведь ясно, что речь шла о Линетт и Ровере. Я поступила в Университет, покинув семью, наивно полагая, что сделала самостоятельный взрослый выбор. А выходит, что мне позволили так думать. Мама была против…. Отец не мог вмешаться, потому что верил в великую цель. Но никто не спросил меня, хочу ли я всего этого?!

Я выбежала из комнаты и спустилась на первый этаж, все еще качая головой и не веря тому, что узнала. Пантера ждала у двери в спальню Моники, увлеченно вылизывая лапу. Все мое существо противилось заглядывать туда, не желало сталкиваться с призраками — Моника умерла, а комната еще жила ею. Но воспоминания из шкафа так взбудоражили сознание, что хотелось отвлечься на что-то другое. Пускай не менее болезненное, но другое.

Дверь беззвучно отворилась. В темноте поблескивали очертания интерьера, сквозь зазор в шторах сочился лунный свет, прорезая густой воздух. Пустая, остывающая комната. Возможно, дело в предрассудках, но я всегда считала, что это мы наполняем бездушные помещения теплом, а стены впитывают и хранят его. Погасла жизнь хозяина, и комната похолодела, потухла, утратила частичку волшебного света. Не умерла, но ослепла.

Я шагнула в давящую тишину, и тьма последовала за мной, заметая пол хвостом. Моя тень, зловещая и преданная. Она помогала искать, забиралась в потаенные уголки мебели, пролезала под нее. Я прошлась по комнате, касаясь кончиками пальцев краев тумбы и мягкого ворса покрывала на кровати. Цветочная, по-весеннему искрящаяся обстановка благодаря ярким обоям и оформлению Моники. У нее был вкус.

Приблизившись шкафу, я уже с опаской заглянула вовнутрь. Неизвестно, что из него могло выскочить — очередное видение или ловушка. Да, Моника любила расставлять их, считая это забавным. Пестрые, идеально ровные стопочки белья, платья на вешалках, полочка с десятком пар туфлей — все в порядке, как обычно бывало у нее. Но имелось в безупречной комнате одно неприглядное пятно — ворох книг и сундук с магическим барахлом. Обычно он стоял у стены и был задвинут в небольшую выемку, предполагающую установку камина. На полу виднелись следы волочения. Убийца что-то искал? И нашел ли? А копы заметили?

Я обошла сундук и опустилась перед ним на колени. Моника хранила в нем нечто ценное? Осмотрев замок и обнаружив выступающий элемент в композиции из металлических цветов, осторожно нажала на него. Тихий щелчок, и крышка сундука приоткрылась. Я откинула ее и тяжело вздохнула: мешочки, старинные книги, склянки и ворох тряпок перемешались в кучу, будто кто-то наспех рылся в содержимом. Я, взяла лежащую сверху книгу, пролистнула желтые от древности страницы. Вдохнув запах старой бумаги и тайной магии, мельком пробежалась глазами по рукописным строкам. Толкование снов и знаков — никогда бы ни подумала, что Моника этим увлекалась! Отложив книгу в сторону, я перебрала кучу пестрых тряпок, долго их рассматривала прежде, чем бросить на пол рядом с сундуком. Разномастные баночки, побрякушки из дерева и драгоценных камней…. Невзрачного вида и сомнительной красоты, словно их смастерил ребенок, и рука не поднималась выбросить. Бусы с вплетенными в них сморщенными ягодами, кулон из розового камня, обвитый тонкими, золотистыми веточками, напоминающими вены. Еще несколько браслетов и бус в аналогичном исполнении с применением растительных материалов. Лишь когда они оказались в моей ладони, я ощутила силу покалыванием на коже. Странно. Зачем Монике были нужны обереги, да еще такие старые? В детстве увлекалась рукоделием? Мы не часто виделись в те далекие годы, но я не помнила ничего похожего за ней. У нас была иная забава: она оставляла мне послания в тайных местах, а я следовала по ним и разгадывала ее секрет.