С л а в а. Сам себя не пощекочешь, никто тебя не рассмешит. (Включает магнитофон.)
Музыка. Надя слушает некоторое время, глядя куда-то вдаль, в окно, потом встает и выключает магнитофон.
Не впечатляет?
Н а д я. Почему твой отец в овощном работает? Он ведь выставку расписывал…
С л а в а (листает страницы альбома с фотографиями). Что он тебе еще рассказывал? Про мать?
Н а д я. Сказал, что она живет в другом городе. Я его сразу узнала, как только вошла. Меня мама часто в овощной посылает. Недавно видела — он разгружал машину и упал с мешком. А потом спал на мешках с картошкой. Пьяный. Покупатели смеялись. А мне его стало жалко. Как будто знала, что это твой отец.
Пауза.
С л а в а. Ладно, поговорили… Давай, что ты там принесла, и уходи.
Н а д я. Забудь об этом. Я тебе ничего не принесла. В понедельник я за тобой зайду, вместе пойдем в училище. И не вздумай сбежать. Что бы там ни произошло. Не вздумай. (Показывает кулак.) Убью!
Уходит.
Пауза. Слава включил магнитофон, опустился в кресло, сидит неподвижно, закрыв глаза. Тихо открывается дверь, входит Е р ш о в. Некоторое время молча стоит у двери.
Е р ш о в. «Кто».
С л а в а (вскочил). Что?
Е р ш о в. Я говорю: эта поп-группа называется «Кто», по-английски «Ху».
С л а в а. Нет, это «Деторс».
Е р ш о в. Сначала их было трое: гитарист Питер Тауншед, певец Роджер Долтрей и бас-гитара Джон Энтуистл. Тогда они называли себя «Деторс». Потом к ним присоединился ударник Кейт Мунд, и они стали называться «Ху».
Слава смотрит на Ершова с изумлением.
(Продолжает как ни в чем не бывало.) В подлинной записи — двойная стереофония. Подчеркивает раздвоение личности. Герой этой рок-оперы — Джимми. Он шизофреник. (Подошел, выключил магнитофон.) Завтра я уезжаю в Москву. На десять дней.
Пауза.
С л а в а. Я лучше уйду из училища, Родислав Матвеевич…
Е р ш о в. Это будет самая большая подлость, какую ты можешь сделать. Пойми, старик, дело тут не только в тебе, речь идет о всех, о всей группе. Есть позиции, с которых отступать нельзя, невозможно. Поговорим?
С л а в а. Поговорим.
З а т е м н е н и е.
Музыка.
На табло появляется надпись:
«СЕГОДНЯ 28 ЯНВАРЯ. ПОНЕДЕЛЬНИК.7.45—8.30ЗАВТРАК».
Вестибюль училища.
Еще почти никого нет, ребята только начинают собираться. Поглядывая в сторону входной двери, прогуливается М а ш а.
Входит С е р г е й.
С е р г е й. Ты уже здесь…
М а ш а. Брат на машине подвез. Привет! Не пришел.
Сергей идет к раздевалке, снимает пальто.
И Надежды еще нет.
С е р г е й. А Родислав?
М а ш а. Не видела.
Входят В и к т о р и Г е н а. Потом появляются другие ребята из группы Ершова.
В и к т о р. Есть новости?
С е р г е й. Без существенных.
Г е н а (Сергею). Что же ты на каток вчера не пришел?
С е р г е й. Антресоли с отцом делали. Квартира здоровая, а все равно барахла столько, что девать некуда.
В и к т о р (посмотрел на часы). Что-то долго Надежда не идет, обычно она первая за столом.
С е р г е й (отводит Виктора в сторону). Слушай, Витек, мы вчера не перегнули палку?
В и к т о р. Что написано пером… Что же ты теперь, после драки?
С е р г е й. Хорошая мысля приходит опосля. Я, понимаешь, отцу рассказал. Ну так, в общих контурах. Мой ветеран слушал-слушал, а потом как треснет меня по уху. Подлецы вы, говорит. Представляешь? Мы еще и подлецы…
Г е н а (подходит). О чем звук?
В и к т о р. Лирика, несущественно.
Входят Н а д я и С л а в а. Все замолчали.
С л а в а (небрежно). Чао!
Н а д я. Вы почему не идете завтракать?
Ей никто не ответил. Надя и Слава идут к раздевалке, раздеваются, их провожают настороженными взглядами.
Г е н а (Наде). На пару слов.
М а ш а (Славе). А ты, Горохов, иди.
Н а д я. Иди, Славик, займи мне место.
Слава уходит, что-то беспечно напевая. Пауза.
Все вопросительно смотрят на Надю.
М а ш а. Ну! Отдала?
Надя открывает портфель, достает резолюцию, молча протягивает ребятам.
Я говорила! Она нарочно взяла. Она заранее знала, что не отдаст. Она…
Н а д я (спокойно). Не суетись. Думаете, мне не хочется работать у Глушко? Я не знала, как поступлю, знала только, что должна побывать у него. Не каждого можно простить, но каждый человек, любой, имеет право на то, чтоб его поняли. Возьмите вашу резолюцию. Матери у него нет, она их бросила, а отец — слабый, опустившийся человек, алкоголик.
Г е н а. Подумаешь — алкоголик! У меня отец тоже выпивает, я же не подонок.
Н а д я. Ты в этом уверен, Геночка? Охамить человека, пригрозить, что уползет на карачках… Для этого не требуется ни ума, ни сердца.
Г е н а. Слыхали? Мы бессердечные гамадрилы, а она — гомо сапиенс, разумная и добренькая.
Н а д я. Я не добренькая. Я даже сама себя пугаюсь, какая я недобренькая. Вот сейчас, например, мне дико хочется дать тебе по роже.
Г е н а. Попробуй только, ты, небесное создание!
Н а д я. В общем, так: если вы отдадите эту мерзость Горохову, я все расскажу Родиславу. В управление пойду. Не испугаюсь — вы меня знаете. Скандал будет. Тогда уж точно Глушко не возьмет нашу группу. Я не сгоряча говорю, спокойно все обдумала. Решайте.
В и к т о р. Это что, ультиматум?
Н а д я. Не обижайся, Витя, иначе не могу.
В и к т о р. Ладно, давайте разбираться. Тебе жалко Горохова?
Н а д я. Жалко. Не знаю. Не то слово.
В и к т о р. Дело не в слове. Ты ему сочувствуешь. А мне? У меня мать инвалид. Деньги нужны. Я в институт мечтал, на электронику, а пошел в училище. Я с третьего класса в кружке в Доме пионеров занимался. Горохов твой в это время что делал?
Г е н а. Пласты базарил. Что ты с ней разговариваешь, Витек, она же втюрилась в него. Точно Машка говорит — втюрилась!
Надя молча пошла на Гену.
(Увертывается от нее, прячется за ребят.) Втюрилась, втюрилась!
Входит Е р ш о в. В руке у него уже знакомый по первой картине чемоданчик. В суматохе его не замечают.
С е р г е й. Братцы, не будем ссориться! Может, все к лучшему? Правда, погорячились в субботу. Это же не собрание у нас было — толпа. Страшное дело — толпа: все орут, никто ничего не соображает. Родислав ведь тоже о чем-то думал, он нам не враг. Нужно поговорить с Родиславом, пусть объяснит свою точку зрения.
Е р ш о в. Что требуется объяснить?
Ребята смутились, суетливо здороваются.
В и к т о р. Вы знаете, Родислав Матвеевич, мы вас уважаем, даже очень…
Е р ш о в. Давай без реверансов, на завтрак опоздаете.
В и к т о р. Хорошо, без реверансов. (Твердо.) Мы хотим, чтоб нашу группу взял для специализации Глушко.
Е р ш о в. Я тоже хочу. Вопрос еще не решен окончательно. Как решится, не знаю. Очень возможно, что ничего не выйдет. Даже наверняка.
М а ш а. Из-за Горохова?
Е р ш о в. У меня есть свои принципы. Вам они, очевидно, кажутся непонятными, но я от них отступиться не могу.
В и к т о р. По-моему, вы делаете ошибку, Родислав Матвеевич.
Е р ш о в. Какую?
В и к т о р. Мы не дети, говорите без педагогики, прямо. Может, поймем?
Е р ш о в. А вы не боитесь прямого разговора? (После паузы.) Ну хорошо. Есть такое страшное слово: предательство. Как вы к нему относитесь?
Г е н а. Предавать можно только своих, а Горохов…
Е р ш о в. Горохов такой же, как все вы. Что получится из каждого из вас в будущем, никому не известно. А если завтра ты окажешься в положении Горохова?
Г е н а. Не окажусь.
Е р ш о в. Не зарекайся, жизнь, она, знаешь, штука сложная.
В и к т о р. Если я окажусь в положении Горохова… Считаю, что коллектив имеет право пожертвовать мною ради общих интересов.
Е р ш о в. Смело говоришь. А что такое, по-твоему, общие интересы?
В и к т о р. То, что выгодно всем, коллективу. Вы же отлично понимаете, Родислав Матвеевич, что предложение Глушко — дорога на всю жизнь. Это же классная специальность. Нас тридцать, а Горохов один. Взвесьте, подумайте о нас.
Е р ш о в. Я думаю о вас. Я сегодня ночь не спал — думал. Коллектив, понимаешь, не стадо, не толпа. Ты, Надя, Сергей, Геннадий… Характеры. Все разные, непохожие. И судьбы у вас сложатся по-разному. Только одно общее: люди вы, ребята, молодые люди. Ты толково говорил об обратной связи, Виктор. Она существует не только в машинах. Все мы связаны между собой обратной связью. Совесть — наш сигнал ошибки. Если не прислушиваться к этому сигналу, он начинает звучать все реже. А потом наступает духовная глухота. И вот ходят, понимаешь, по жизни такие специалисты… (После паузы.) Да… В общем, Глушко вы понравились. Идите к директору, изложите свою точку зрения. Возможно, он вас поймет. Горохова уберут из группы. Но я с вами работать не буду. Не смогу. Оттолкнуть Горохова — это сделать первый шаг. И страшен он тем, что второй сделать гораздо легче…