В чем дело, граждане? Что-нибудь не устраивает?

В и к т о р. Не понимает…

М а ш а. Наивный…

Г е н а. Шлангом прикидывается.

С е р г е й (с надеждой). Может, они еще уговорят Родислава?

Г е н а. Ты что, Родислава не знаешь? Это же бульдозер. Все. От слона уши.

М а ш а. Господи, из-за такого ничтожества!

Точно плотину прорвало — все бросились к Славе, замахали руками, заорали.

Г о л о с а. Скотина!

— Паразит!

— Предатель!

— Спекулянт паршивый!

— Таких давить надо!

— Темну-ю-у!

Г е н а (бежит к двери, выглядывает в коридор). Никого. Можно.

Виктор сбрасывает халат, приближается к Славе, готовится набросить халат ему на голову.

Н а д я (бросается между ним и Славой). Не смей!

В и к т о р. Отойди! Его убить мало!

Н а д я. Сергей, проснись, с тебя спросят!

С е р г е й (вырывает у Виктора халат). Вы что, чокнулись?! Не надо. Не трогайте его. Расходитесь.

Его никто не слушает, шум, крик. Виктор стучит молотком по зажатой в тисках детали. Шум немного стихает.

В и к т о р. Почему все должны страдать из-за одного? Это справедливо?

Г о л о с а. Не-ет!

— Несправедливо!

В и к т о р. Кто он такой? Гений? Наследный принц? Три копейки цена со всеми хохмочками! Гамузом! Глушко — гигант! Это же мечта — работать у Глушко. Такой случай бывает раз в жизни. Поняли? Раз в жизни! Родислав не имел права решать за всех.

Г о л о с а. Правильно!

— Не имел!

— Нас всех на одного подонка променял!

Кто-то пропел: «Нас на бабу променял».

— Заткнись! Командир, давай собрание!

— Собрание!

— Давай собрание!

С е р г е й. Если все хотят… Только по местам идите. Родислав в любую минуту может вернуться.

Г е н а. Я на атасе.

Бежит к двери.

Все расходятся по рабочим местам. Слава один посреди мастерской.

С е р г е й. Считаю открытым. Кто хочет высказаться?

М а ш а. Я. (Искренне, взволнованно.) Просто не могу молчать. Просто все кипит. Кто виноват в том, что только что сейчас здесь произошло? Мы? Нет! Ребята! Товарищи! Разве мы не протягивали ему руку? Разве не предлагали дружбу и товарищескую взаимопомощь? Сто раз предлагали. Он просто не желает нормально относиться к товарищам и к учебе. Он просто не желает быть таким, как все мы. Он просто презирает нас в душе. Не знаю, почему его так защищает Родислав Матвеевич, не понимаю. Может быть, конечно, у него есть личные соображения…

С л а в а. Ну дает! (Смеется.)

М а ш а. Не смей ржать, Горохов! Ты позоришь ряды героического рабочего класса!

С л а в а. Да ну вас!

Сбрасывает халат, идет к двери.

С е р г е й. Вернись!

С л а в а. Пришлите мне вашу резолюцию по почте в трех экземплярах. Желательно, чтобы бумажка была помягче.

Отталкивает стоящего у двери Гену, уходит.

Пауза.

М а ш а (кричит почти истерически). Он же издевается, он же плюет нам в лицо!

Точно электрическая искра пробежала по мастерской, ребята закричали, забегали.

С е р г е й. Тихо! Да тихо же!

В и к т о р. Предлагаю решение! Горохов должен сам, по собственному желанию убраться из училища.

С е р г е й. А если он не захочет?

Г е н а (полон охотничьего азарта). Пусть только попробует — не захочет, уползет на карачках. Рыба!

Смех. Аплодисменты. Тот же голос, что и раньше, поет: «И за борт его бросает в набежавшую волну!»

Н а д я. С ума посходили… Куда он пойдет? Ему одна дорога.

Ей не дают говорить — свист, крики.

Вы что, озверели?

М а ш а. Не смей заступаться за этого подонка!

Н а д я. Ты просто влюблена в него и бесишься, что он перестал обращать на тебя внимание.

М а ш а. Врешь! Ты сама влюблена. Я принципиально.

Н а д я (мечется от одного к другому). Витька! Ребята! Подумайте о Родиславе!

Г е н а. А он о нас подумал? Мудрец! Горохов ему дороже, чем вся группа!

Н а д я. Дураки, вы же ничего не поняли!

М а ш а. Не глупее тебя — поняли.

В и к т о р. Кончайте базар! Сегодня суббота. До понедельника Глушко ничего не решит, а в понедельник Родислав уезжает сдавать экзамены. К его возвращению Горохова не должно быть в училище. Кто за это предложение?

Все, кроме Нади и Сергея, поднимают руки. Пауза. Сергей поколебался, тоже поднял руку.

(Наде.) Ты против?

Надя молчит.

За?

Надя молчит.

Г е н а. Она воздержалась.

В и к т о р. Единогласно при одном воздержавшемся.

Крики «ура!», аплодисменты, топот.

Тихо! Он просил резолюцию. Будет ему резолюция. Кто у нас живет недалеко от Горохова?

Н а д я. Я.

Г е н а. Ты же воздержалась.

Н а д я. Пишите, я отнесу.

В и к т о р. Кто секретарем?

М а ш а. Я.

В и к т о р. Надеюсь, среди нас нет предателей? (Маше.) Садись, пиши.

Маша устраивается возле одного из верстаков. Все сгрудились вокруг нее — ни дать ни взять картина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

Сверху большими буквами: «секретно».

Началось коллективное «творчество».

Г о л о с а. Подонку!

— И отщепенцу!

— Горохову!

— Лично!

— Резолюция!

З а т е м н е н и е.

Музыка.

Табло гаснет.

Комната в квартире Гороховых.

Когда-то ее обставили с любовью. Мебель и теперь стоит на прежних местах, но все пришло в запустение. Одна стена заклеена фотографиями модных исполнителей, переснятыми из заграничных журналов, на другой стене портрет молодой красивой женщины — это Славина мать. На полную мощь гремит магнитофон. С л а в а сидит в кресле, откинув голову на спинку, закрыв глаза.

Входит Г о р о х о в. Он что-то говорит, но слов не слышно из-за рева магнитофона. Горохов подходит к магнитофону, нажимает на клавишу. Музыка обрывается. Становится слышен резкий стук по трубам центрального отопления. Слава открывает глаза. Где-то наверху еще несколько раз сердито ударяют по трубам, и все стихает.

С л а в а. Ты чего?

Г о р о х о в (кричит). Разобью твой агрегат!

С л а в а (лениво потягиваясь). Только без нервов, спокойно.

Г о р о х о в. Давно не видал участкового? У Хасановых старик болен, а ты…

С л а в а. В воскресенье у них гости были — до трех часов топали. Ничего?

Г о р о х о в. Что ж, людям и повеселиться нельзя?

С л а в а. Так я ж не стучал им по трубам.

Г о р о х о в. Хулиган!

С л а в а (добродушно). Устал, батяня?

Г о р о х о в. Опять форму разбросал по всей комнате.

С л а в а (не двигаясь с места). Сейчас соберу.

Г о р о х о в. И сидит. Совсем одурел от этого воя. (Хватается за магнитофон.) Разобью!

С л а в а (спокойно). Прекрати.

Г о р о х о в (устало махнул рукой, вынул из сумки бумажный кулек). Огурчики. Пикули. Килограмм взял.

С л а в а. Взял или купил?

Г о р о х о в. Стыдить будешь?

С л а в а. Интересно, сколько человек у вас в магазине работает?

Г о р о х о в. Не беспокойся, покупателям кое-что остается.

С л а в а. Что-то я таких на прилавке не видел. (С хрустом откусывает огурец.) Вкуснятина.

Г о р о х о в. Как дела в училище?

С л а в а. Нормально.

Г о р о х о в. Вот я схожу, поговорю с твоим мастером.

С л а в а. Сходи. Только учти: после такого визита вежливости ноги моей в училище не будет.

Г о р о х о в. Стыдишься отца?

С л а в а. Горжусь. Ты ж у меня личность известная — космонавт. Получки не было?

Г о р о х о в. Завтра.

С л а в а. Не забудь, ты мне шесть рублей должен. (Встал, идет к двери.)

Г о р о х о в. Куда?

С л а в а. В булочную. Есть небось хочешь. Хлеба ни крошки.

Уходит.

Горохов собирает валяющуюся по всей комнате форменную одежду, вешает на плечики, убирает в шкаф. Уносит в переднюю ботинки. Звонит телефон.

Г о р о х о в (берет трубку. Солидно). Квартира Гороховых. Кто его спрашивает? Откуда? (Вдруг срывается на крик.) Я тебе дам райком комсомола! Студент! Ты! Не меняй голос. Что тебе нужно? Нет его. И не звони больше. Оставь Славика в покое. Он учится. Ах ты прохвост!

На другом конце провода повесили трубку, очевидно сказав на прощание что-то не слишком вежливое.

(Бросает трубку.) Прохвост!

Звонок в передней. Горохов выходит, возвращается с Н а д е й.

Посидите, пожалуйста, он сейчас придет, с минуты на минуту.

Н а д я. Он сегодня раньше ушел с занятий…

Г о р о х о в (поспешно). Заболел. В поликлинику пошел за бюллетенем. Катар, наверное, или тонзиллит. У него вообще носоглотка рыхлая, с детства. (Усаживает Надю в кресло, садится напротив.) В одной группе занимаетесь?