«СЕГОДНЯ 2 ФЕВРАЛЯ. СУББОТА.ТРЕТИЙ ЧАС ЗАНЯТИЙ.10.50—11.35».
Музыка.
Надпись на табло меняется:
«СЕГОДНЯ 8 ФЕВРАЛЯ. ПЯТНИЦА.ЗАНЯТИЯ ОКОНЧЕНЫ».
Кабинет директора училища.
За столом М а р у н и н. Входит Е р ш о в, направляется к столу, кладет перед Маруниным бумагу.
М а р у н и н (берет бумагу, читает). «Прошу освободить от должности мастера производственного обучения как не справившегося с работой». (Отложил бумагу. После паузы.) Где вы были?
Е р ш о в. Искал Горохова.
М а р у н и н. Я же просил вас зайти после того, как повидаетесь с группой. Не стоило целый день носиться по городу, его уже нашли.
Е р ш о в (почти равнодушно). Где? Когда?
М а р у н и н. Часа два назад. Прятался на садовых участках. Зря панику подняли.
Пауза.
Е р ш о в. Подпишите заявление.
М а р у н и н. И не подумаю.
Е р ш о в. Силой не удержите, отработаю две недели, как по закону полагается, все равно уйду. Лучше без волынки.
М а р у н и н (подошел к Ершову, обнял за плечи). Родислав Матвеевич…
Ершов отстранился.
Обиделись. Готов просить прощения. Погорячился. Каюсь. Делегация с минуты на минуту, а тут этот балаган, драка… Может быть, все-таки присядете, потолкуем?
Е р ш о в. Толковать не о чем. Дело минутное, постою.
М а р у н и н. Хотите правду? В этой истории с Гороховым, как педагог, я восхищался вами.
Е р ш о в. Не заметил. А вот как старались любой ценой уладить дело с Глушко — заметил.
М а р у н и н. Не представляете, как хочется иногда бросить все эти оргдела! Поймите же и меня: Глушко — величина. Для училища может сделать многое. Кроме того, вопрос престижа…
Е р ш о в. Сегодня в жертву престижу Горохова, а завтра… Что понесут в мир? (Вынимает из кармана знакомый конверт, подает Марунину.) Это?
М а р у н и н (вынул из конверта бумагу, пробежал глазами). Негодяи! Ах, негодяи! Кому-нибудь показывали?
Ершов усмехнулся, пожал плечами: мол, вот что вас волнует.
Комиссиями замучают. (Убрал бумагу в ящик стола.) Мы получаем детей не с небес, не из рождественской сказки — вы это знаете не хуже меня, — живых, реальных, тех, что дает школа, со всеми их достоинствами и недостатками. Между прочим, во время вашего отсутствия они ходили к Глушко, пытались попасть на прием. К счастью, Николая Сергеевича не было — уехал в командировку.
Пауза.
Ну, что же вы молчите?
Е р ш о в. Все, что мог, сказал, больше нечего.
М а р у н и н. Тогда я вам скажу: сейчас вы, как никогда, нужны группе. Они там, кажется, все переругались. Вы знаете, какую роль в истории Горохова сыграли Селезнев и Белых. Одни осуждают, другие оправдывают…
Е р ш о в. Да имеют ли они вообще право судить! Эти двое только довели до конца подлость, которую задумали все.
М а р у н и н. В конце-то концов виноваты оказались не все…
Е р ш о в. Я виноват, один. Не справился. Все. С самого начала решил: не выйдет с Гороховым — обратно на завод.
М а р у н и н. Принцип?
Е р ш о в. Принцип.
М а р у н и н. Уважаю принципы. Но принцип, возведенный в абсолют, очень часто оборачивается беспринципностью. Знаете, на что похоже сейчас ваше поведение? На дезертирство.
Е р ш о в. Это не так.
М а р у н и н. Извините, Родислав Матвеевич, но с моей точки зрения это выглядит так. В группе у вас тридцать человек. В конце концов, в каждом деле есть неизбежный процент отхода.
Е р ш о в (кричит). Мы не пылесосы делаем, не тракторы! Их можно на переплавку, под пресс! А детей куда? Тоже под пресс? В утиль? На свалку? Куда?
М а р у н и н (кричит). Хватит демагогии! Слушать противно. Хватит в облаках витать, спуститесь на землю. Я не бог. Мы живем в реальном мире, а он бывает жесток, груб, несправедлив. Но мы все равно должны делать свое дело. Должны! Вы на кого, собственно, обиделись — на меня или на своих учеников? Если на учеников — глупо, если на меня… Вы коммунист, вас партком сюда направил, — боритесь, жалуйтесь.
Е р ш о в. Жаловаться не на кого, разве что на себя самого. Может быть, это самое трудное дело на земле — быть воспитателем. Не смог научить самому главному. Не тяну. Нет у меня педагогических способностей.
М а р у н и н. Я, по-вашему, кто — Сухомлинский? Где их взять — Сухомлинских? Давайте все разбежимся, потому что мы не Макаренко, не Ушинские! Ладно, хватит дурака валять, вы нужны не мне, а ребятам, вашим ученикам. Уйдете, они обвинят в этом Селезнева и Белых. Скажут, из-за них. Хотите, чтоб этих тоже пришлось разыскивать с милицией? Вы им нужны. И они нужны вам. Вы ведь жить теперь без них не сможете!
Е р ш о в. Смогу.
М а р у н и н. Не сможете.
Е р ш о в. Смогу! Подпишите заявление.
Дверь распахивается, в кабинет толпой вваливаются р е б я т а. Здесь все ученики Ершова. Они расступаются, и вперед выходит… С л а в а. Так они и стоят друг против друга: Ершов, Слава, а за его спиной вся группа.
М а р у н и н. Ну вот, а вы говорите: не научили… (Не спеша, обстоятельно рвет заявление Ершова.)
Пауза.
З а т е м н е н и е.
Музыка.
На табло меняется надпись:
«СЕГОДНЯ 9 ФЕВРАЛЯ. СУББОТА.7.45—8.30ЗАВТРАК».
З а н а в е с.