Она очнулась, когда её грубо дёрнули вверх, а затем бросили на алтарный камень. Всем телом Маша чувствовала липкую жидкость, сразу же пропитавшую простыню на спине. Она не могла даже дёргаться и мычать — ужас сковал её. Равнодушно глядящий на неё жрец держал в руке окровавленный нож… Песнопения затихли…

Внезапно с грохотом упал деревянный щит, прикрывающий дверной проём. Жрец отшатнулся, со страхом глядя на большого, злобно рычащего снежного барса. Оскаленные клыки, хлещущий по бокам хвост повергли всех в ужас. Люди закричали, попятились, многие упали на колени, спрятали в ладонях лицо.

Одним длинным прыжком барс оказался на алтаре, встал на Машей. Она забилась, замычала, не веря, не смея надеяться, что останется жива. Барс опустил голову, глянул ей в глаза, тихо рыкнул и она поняла, замолчала, затаилась. Он опять оскалил белоснежные громадные клыки, посмотрел на людей. Все боялись пошевелиться. Жрец, воздев руки к потолку, завопил визгливо: — Кали Юга! Кали Юга! Великая богиня явилась к нам в облике ирбиса! Молитесь богине и приносите ей кровавые жертвы, и она услышит вас!

Маша видела над собой брюхо барса, покрытое короткой, густой грязновато-белой шерстью. Краем глаза заметила метнувшегося к алтарю человека: Ашвин, с проклятьями, замахнулся на зверя тонким длинным ножом. Ударить он не успел. Взметнувшаяся лапа с выпущенными острыми когтями встретила его, небрежно рванула лицо. Мужчина пронзительно вскрикнул, упал, покатился, зажимая обеими руками кровавую маску. Барс наклонил к Маше большую лобастую голову, совсем близко она увидела светлые внимательные глаза с узким зрачком. Приоткрытая пасть приблизилась к её рту и у неё мелькнула глупая мысль — поцеловать, что ли, хочет? — он осторожно, передними зубами, подцепил кляп и потянул. Маша со стоном выплюнула остатки грязной тряпки, со всхлипом прерывисто вздохнула: — о, Сантош, ты успел!! Я думала, что… — она заплакала. Барс аккуратно, кончиком языка, лизнул её в губы. Подняв голову, опять грозно зарычал на притихших людей.

Неожиданно Маша заметила, как стремительно уплотняется дым от ароматических палочек. Вот уже смутно наметилась странная человеческая фигура: появились голова, туловище… Ног не было, существо просто висело в дымном облаке. Барс перестал рычать, замер, глядя на возникающую фигуру. Это была женщина с красивым и жестоким лицом, ярко-красным, кровавым ртом, извивающимися змеями вместо волос и… двумя парами рук! Все четыре руки исходили из плеч и выглядели как-то очень естественно. На смуглом гладком лбу безобразная шишка. Одета была женщина, конечно же, очень ярко: алое сари с золотой каймой поверх ядовито-зелёной с золотыми узорами рубашки. Все четыре руки, до самых локтей, унизаны браслетами, на высокой груди многоярусные яркие бусы.

Женщина заинтересованно оглядела присутствующих. Жрец протяжно замычал, упал, сначала на колени, а потом распростёрся на полу. Вслед за ним, с неясным вздохом, повалились люди, уткнувшись лицами в земляной пол, замерли в благоговении.

— О, ирбис! — женщина гадостно улыбалась, оглядывая густо подведёнными чёрной краской глазами лежащих на полу людей, тело девочки в окровавленной простыне, большую кровавую лужу, алтарь с лежащей на нём Машей и оскалившегося, стоящего над ней зверя. — Ты, любимец богов, как посмел ты отобрать у меня предназначенное мне? — одна из рук удлинилась, потянулась к Маше. В отчаянии она попыталась отодвинуться, но не преуспела. Лязгнули зубы, и откушенная кисть упала рядом с алтарём. Другой рукой богиня подхватила кисть, приставила к обрубку, захохотала: — а ты смелый, ирбис! Не отдашь её мне? — барс пристально смотрел ей в глаза. Она замахала всеми четырьмя руками, и Маша увидела, что откушенная кисть уже приросла: — вижу, не отдашь. Но не может Кали Юга добровольно отказаться от второй жертвы! Скажи, ирбис, кого мне забрать? — Маша прямо почувствовала, как скривилась морда зверя в презрительной усмешке. Богиня отвела от них взгляд, нахмурилась. Вдруг лопнула шишка на лбу, и Маша с омерзением увидела, как громадный, налитый кровью глаз уставился на лежащих людей. Осмотрев их всех, Кали Юга, подхватила жреца и быстрым движением оторвала ему голову. Фонтан крови оросил стену и пол. Машу вырвало, она едва успела повернуть голову набок. Перед глазами всё поплыло. Богиня перебросила голову с руки на руку, громко захохотала: — прощай, ирбис, твоя жертва была невелика, но я выполнила твою просьбу, — барс дёрнул кончиком хвоста и та снисходительно пояснила: — чёрный петух! — Её фигура расплылась, превратилась в дым.

Только сейчас Маша услышала звук моторов и людские голоса. Барс спрыгнул с алтаря, и голый Сантош встал у изголовья, поднял выпавший из рук Ашвина нож и принялся торопливо резать опутавшие её верёвки.

— Сантош! Я думала, что я умру! — Маша плакала. Он принялся покрывать поцелуями её лицо, она отворачивалась: — не надо, пожалуйста! От меня плохо пахнет! И ты опять голый! А там… кто-то приехал, ты слышишь?

— Это полиция, Маша. Отец приехал с полицией.

— Но… как?

— Потом. Всё потом, родная. Давай, я помогу тебе встать. — Он стал выпутывать её из простыни.

— Подожди, Сантош, я же там голая! Они отобрали у меня всю одежду!

Голоса послышались совсем рядом. В дверной проём, перешагнув через поверженный щит, быстро вошёл Джайя, беглым взглядом окинул помещение. Следом ввалились вооружённые полицейские, принялись пинками поднимать лежащих на полу людей, морщась при виде залитого кровью пола и алтаря.

Джайя подбежал к сыну, сунул ему в руки сумку, которая висела у него на плече: — одевайся, пока на тебя не обратили внимание.

Маша заметила, как протолкавшись между уводимых полицейскими людей, к ним направляется офицер. У него расширились глаза, когда он увидел на женщине окровавленную простыню: — госпожа, вы ранены?

Она покачала головой: — нет, господин офицер, это кровь девочки, которую убили эти фанатики. Просто у меня отобрали всю одежду, поэтому я вынуждена оставить простыню, — тот болезненно сморщился, избегая смотреть на обезглавленные тела:

— одну минуту, госпожа, у нас в машинах должна быть какая-нибудь одежда, — он с облегчением выскочил на свежий воздух, а Джайя сокрушённо сказал:

— мы с Галой даже не могли предположить, что тебе тоже нужно будет что-то надеть!

Вернулся офицер, неся в охапке ворох разномастной полицейской формы. Помещение уже опустело. Полицейский вместе с Джайей вышли на улицу, а Сантош принялся одевать Машу. Она подумала, что если бы не его помощь, она так бы и осталась голой. Ею овладела такая слабость, что она с трудом могла поднять руку. Невыносимо хотелось пить, но когда Сантош хотел принести воды, Маша вцепилась в него обеими руками: — нет! Сантош, пожалуйста, не оставляй меня! Я сейчас… сейчас… — она стала оседать на пол. Он подхватил её на руки, кое-как закрыл обнажённую спину мужской рубашкой и понёс её к своей машине. Машину он оставил далеко, в Кундеботы, на краю которого и находился полуразрушенный храм Кали Юги. К счастью, Джайя догадался перегнать транспорт к самому храму.

Сантош усадил Машу на заднее сиденье, помог надеть на голое тело рубашку. Она пребывала в полубеспамятстве. Он вытащил из багажника бутыль с водой. Намочив салфетку, принялся обтирать её лицо. Маша облизнула потрескавшиеся губы, тихо сказала: — пить хочу. Дай воды, пожалуйста. — Напившись, почувствовала себя лучше. Кое-как выбралась из машины и при свете фар умылась, прополоскала рот.

Три полицейских фургона уехали, увозя арестованных. Остались только они с Сантошем и Джайей и двое полицейских у входа в храм. Дверной проём заколотили досками, тела девочки и жреца увезли.

Маше хотелось поскорее уехать из этого страшного места, поэтому она вытерлась рубашкой Сантоша и полезла в машину. Мужчины тревожно поглядывали на неё. Перекинувшись парой слов, Джайя сказал: — Маша, я хочу сделать вам инъекцию лёгкого транквилизатора… — ей было всё равно. После укола они уложили её на заднее сиденье, и Сантош медленно тронул машину.