Глава 9

Лешего я увидела только на третий день к вечеру. И надо сказать, что я бы на его месте точно слезу пустила — сколько народу собралось возле дома Саныча и ждало его прибытия. Но из директорского «Уазика» вылез спокойный и непробиваемый дядька с длинной бородой, коротко поклонился собравшимся сельчанам и сразу прошел в дом.

А я задумалась, вполуха слушая взволнованные людские разговоры и удобно прислонившись к забору. По моему мнению, та якутяночка поторопилась конкретно. Ей нужно было сначала хорошо подумать — в перспективе ведь была не только увлекательная борьба за мужчину, но и, в случае успеха, жизнь потом с этим мужчиной. А он не то, чтобы совсем уж… но впечатления на меня, как на женщину, не произвел. Староват был и запущен до изумления. Комплекция у него была стандартная для всех местных — могучая высокая фигура не разочаровала, но вот все остальное… Седые неровно подрезанные космы связаны в хвостик на затылке, такая же седая борода имела жутко неухоженный клочковатый вид и зеленоватый оттенок. Брови косматились тоже и, по большому счету, самого лица-то было и не разглядеть толком. Вот только остро блеснул зеленым взгляд, сразу спрятавшись за опущенными веками.

Одежда опять же… Я бывала в монастырях по долгу службы, так сказать. Было интересно обойти территорию и днем, и темной ночью. И проверить на наличие кладов прилегающую к монастырю территорию. Так я побывала и в Псково-Печерском, и в женском Снятогорском и Елиазаровском во Пскове. В Крипецкой не стала соваться — там было развернуто такое масштабное строительство, что если что-то и было, то все уже давно вырыли.

Так вот — видела я там и монахов, и простых трудников, и послушников. Люди были одеты по-разному, в том числе и в повседневную рабочую одежду. Старые отрепья не являлись обязательным условием и признаком монашеского служения. А на этом были такие заношенные тряпки… И я поняла, что придется покупать обратный билет в Якутию — однозначно. Потому что любая борьба — она за что-то, должен присутствовать стимул. А тут его не наблюдалось. А значит и Хозяин нам не светит, то есть — всему Рдейскому краю.

Из дома выглянула директорская жена тетя Света и позвала меня войти. Пройдя внутрь, я застала всех в большой комнате за столом. Не за обеденным, а за столом переговоров. Потому что на нем пока стоял только букет тюльпанов. Все оглянулись на меня и леший тоже. Безразлично посмотрел на лицо, опустил взгляд ниже, и он стал совсем отсутствующим — мужчина сразу отвернулся. Ну да, он десять лет не то, что девицу в джинсах — вообще считай, женщин не видел. А тут вошло по определению — запретное искушение, так еще и в штанах в обтяжку. Это я не продумала. Тут заговорил Саныч — как-то устало и совсем невесело:

— Садись, Ксана, расскажи, как дело обстоит с кладом.

Что-то нужно было делать, точно нужно и притом — срочно. И я попыталась, потому что Сан Саныч опустил закрылки, потух. Я его знала достаточно, чтобы уловить явные признаки уныния и апатии. И я рассказала:

— Во-от… значит, что в этом кладе есть? А есть там около десятка золотых… и т. д. — перечислила все, что помнила. А леший сидел и молча слушал, не выражая интереса совсем никак, пока речь не зашла о самородке. Я внимательно следила за выражением его лица, насколько это выражение можно было вообще отследить за седой растительностью. Когда я сказала о золотом сердце, по его лицу пробежала быстрая гримаса… и все. Что это было, я не поняла, но точно не радость. Скорее, наоборот. Если бы тут к месту было страдание, то это было бы оно. Но с чего?

Этого мужика нужно было как-то расшевелить, его необходимо было элементарно привести в порядок и показать невесте в приличном, товарном виде. А как?

— Помощь мне ваша нужна, э-э…?

— Прохор Григорьич, — буркнул мужик.

— Я так поняла, что вы к нам ненадолго, так же?

Он поднял на меня глаза.

— Дело в том, что этот-то клад никуда не денется, а вот тот, что во Пскове… Я объясню сейчас.

Я уселась на стул и, повозившись немного, собралась с мыслями.

— Я еще когда только начинала заниматься поисками, сразу во Псков поехала. А куда еще-то? В далеком прошлом это центр торговли всего северо-запада, перекресток европейских торговых путей. Историческая часть внутри большой крепостной стены — это старый город. Там, конечно, рылось и застраивалось все эти годы и столетия. Но существуют еще полуразрушенные крепостные башни и сами осыпавшиеся стены огромной протяженности. Так вот — там есть парк. Тот, который тянется от памятника Пушкину и Арине Родионовне до самой Псковы. А там дубы… И корни аж под…

— Каким образом это касается меня, и чем я могу помочь здесь? — перебил меня леший.

— Дубы… — со значением недовольно повторила я, — они тянутся корнями под самые стены. Дубы эти являются природными памятниками — столетия им. А под корнями у самой стены — клад. Очень хороший клад. Там чисто на переплавку — монеты безо всякой нумизматической и исторической ценности. Его зарыли, а потом корни эти к нему долезли и над ним растопырились — и все. Во-первых — рыть в людном месте нельзя — вызовут полицию. Во-вторых… не получится там, короче. Слишком все на виду — даже ночью.

— И-и…? — нервничал леший.

— Ночью пойдем, я покажу — где. Вы попросите, чтобы они подтолкнули наверх… там коробочка железная, соржавела уже почти. Осторожненько, мочковыми корнями если подхватить…

— Исключено. В этом нет никакой необходимости. Все золото не найдете, все клады не выроете, — строго философствовал леший, очевидно, пропагандируя принцип не стяжания и непритязательности в быту. И я разозлилась, всерьез…

— Конечно! Вам точно нет необходимости, зачем вам? Вы в монастыре на полном довольствии. Учебники, пособия, компьютеры и канцелярию в школу вы не закупаете, корма и лекарства лошадям — тоже. Медпункт еще… И запчасти для «Беларуси», и дизельное топливо, чтобы не только общие земли, но и частные огороды распахать… в трех селах.

Леший смотрел на Саныча.

— Ты сказал, что дела хорошо идут.

— Да нормально они идут, нормально, — расстроено скривился директор, — если только на себя тратить. А триста человек из Заборовья и Мошиц оставить на выживание? Чтобы жили только натуральным хозяйством? Оно, конечно, можно, только они же соседи наши. И так мужики почти все на заработках. Мы помогаем со школой, детсадом, медичке зарплату и…

— Я понял. Почему именно этот клад, он там один?

— Семь. В стенах и возле них только три полноценных клада и четыре незначительные захоронки. Про клады: один проклятый, а чтобы добраться до другого, нужно разбирать стену. Третий — наш.

— Не послушают меня дубы, — тихо и обреченно сказал леший.

— А вы точно это знаете? Когда вы пробовали просить последний раз?

Спросила и пожалела. Потому что взгляд у него стал такой… потерянный, и он опустил глаза. Я просто не верила…

— Да ладно…! Мы тут десять лет крутимся… мама и потом я… Одной ногой в тюрьме, можно сказать, боясь засветиться перед волками… а вы даже не пробовали? — Не услышав ничего в ответ, решительно продолжила: — В общем, так: приводим вас, Прохор Григорьич, в порядок. Едем, забираем клад из-под дуба и делайте потом что хотите. Там много, на год-два нам точно хватит, во всяком случае — пока не рожу. До того рисковать я больше не намерена… да и после. Время поджимает — меня ищут. Так что брейтесь, стригитесь, волосы красьте, чтобы не привлекать лишнего внимания. Саныч, джинсы ему и рубашку в клетку найдите — самая неприметная одежда. Завтра выступаем… на моей «Ниве». Вопросы? Нет вопросов… Я и не сомневалась. Не совсем же вы совесть потеряли…