— Они не двинутся с места, пока не завершат с идолами, — ответила я Юрасу.

— Завершат что?

— То, для чего и приволокли их сюда, для чего собрались именно здесь, а еще есть пленники… Закар, вы можете подслушать их разговор о том, что последует дальше? Хоть кто-нибудь там говорит об этом?

— Едят, пьют, устраивают шутливые сшибки на саблях, танцуют в кругу — бахвалятся… когда станут собираться до кучи, чтобы было похоже на совет — скажу.

Этой радости мы ждали еще день — ничего не менялось, разве что подошел еще один большой отряд и приволок своего идола. Теперь их стало семь. Мы сильно устали и мерзли… Юрас переставал смеяться и шутить, и я часто ловила его на том, что он молча смотрит на меня. Потом просто отводит взгляд, задумавшись и не стараясь превратить все в шутку. А вскоре он предложил:

— Нужно как-то заставить их провести этот совет. Зак, на подходе есть отряды?

— Есть… один — небольшой, без идола.

— Можешь показать его Таше?

— Могу, чего проще, — передавала я ему слова привида.

И я увидела его глазами — голова закружилась, стало холодно, и тело продрал жуткий, почти невыносимый страх, поднявший дыбом волосы на голове… я застонала сквозь зубы. Но увидела — по степи трусили мохнатые лошадки со степняками на спинах. На головах у чужаков были надеты лохматые шапки с длинными ушами. Грудь каждого перетягивал ремень от набитого битком колчана и тетива большого боевого лука, а впереди ехал он — тот самый пожилой степняк, которого я помнила в том видении. Его острый, умный взгляд оббегал степь, своих людей, искал опасность, которая могла угрожать им.

Я потерла рукой онемевшее горло и жалобно попросила привида:

— Не мог бы ты, Зак… убить его? — язык повиновался с трудом, и я поняла, что спрятанная где-то глубоко во мне фэйри противится убийству вот так — исподтишка. Это гнусный и подлый удар — в спину. Не так должны сходиться враги в битве — нужно лицом к лицу, глаза в глаза… Мысли ворочались тяжело, и я вытащила из их глубины воспоминания о маме, которая годами ходила плакать в степь по моему отцу. Почему это, а не то, что там ждут своей смерти пленники? Не понимала сама, но у меня стало сил сказать:

— Зак, вожака нужно удавить. Сделайте это.

Мне никто не ответил. Опять стало холодно и страшно до онемения рук и ног, но я снова видела то, что и тогда — вожак силился оторвать от себя руки привида, лицо стало красным, глаза пучились и лезли из орбит… Потом он тяжело уронил руки и сам сполз на землю… отряд шарахнулся, обтекая его тело, останавливаясь. А я закрыла глаза, запоминая этот страх и мертвенный холод, сохраняя их в себе — на кончиках немеющих пальцев.

После я рассказала обо всем командиру и ведуну и надолго замолчала. Юрас смотрел на меня с тревогой, а ведун понимающе хмыкнул и посоветовал:

— Гони ее подальше. Здесь точно не место для трепетной фэйри. Они враги и шли убивать.

Будто я сама не понимала этого…

Прошло время, и Конь доложил: — Отряд довез тело до места. Забегали… но ничего похожего на сбор… ни-че-го…

— А с чего мы вдруг решили, что они будут собирать совет? — задумчиво спросил Юрас, — в большом походе и у нас единоначалие. Слово командира — закон, его решение не обсуждается — иначе просто нельзя. И у них кто-то там… вождь? Главный каган? Как скажет, так и будет… а вот нельзя ли так же добраться и до него?

— Не думаю, — отозвался ведун, — уж он-то себя обеспечил защитой, это точно. Но попробовать можно. Чем мы рискуем при этом?

— Душами Закара и его ребят? — тоскливо проговорила я. Не знала, что дальше делать. Вернее — знала, но не дадут же… Вслушивалась, ждала, что будет дальше. Опять заговорил Закар:

— А вот и оно-о… вывели пленника, вяжут к идолу…

— Это из-за нас? — вскинулась я.

— Вы… уходите отсюда. Прямо сейчас… как можно… — затихал голос в моей голове. Я вскочила, оглядываясь. Позвала со страхом:

— З-закар? Конь? Конюшка, ты где?

Ни звука, ни слова в ответ я не услышала и поняла, что с ними сталось что-то страшное.

— Собирайтесь! Быстро! — решительно повернулась я к своим спутникам, — уходите прямо сейчас. Закар не просил — велел. Зря говорить не стал бы. Там принесли жертву и что-то стало с моими привидами. Юрас, мне нужно туда. Со мной ничего не станется — я говорила вам. А вы сгинете безо всякой пользы. Уходите, я прошу вас — это нужно для дела. Не уйдете ведь, да? Не уйдете… Подождали бы, спрятавшись вблизи — может, мне как-то тайно помогли бы…

— Дурь, Таша, — просто ответил командир. И насторожено развернулся в сторону, прислушался, взлохматил волосы, провел ладонью по лицу. Потом светло улыбнулся мне. Смотрел так, как я мечтала когда-то — жадно, ласково, словно вбирая в себя мой облик навеки.

— Все равно уже поздно. И не вспомнить мне, не узнать — как у нас было тогда, да, Таша? Но уйдем мы вместе… ты согласна принять смерть от моей руки? Я не отдам тебя на позор и муки. Ведун… — прошипел он, снова оглядываясь, вытирая ладонью холодный пот со лба, — ты что, разве не слышишь? Земля гудит… бьют по мерзлой земле копыта… чужие, не кованные.

— Слышу… — тоскливо пробормотал ведун, — как не слышать? Это сама Смерть — ее поступь. А я в Змеиный лес собрался… тянет меня туда, давно уже. Будто судьба моя там… или пара моя меня дожидается. Все что-то не дает, все что-то мешает, — вставал он решительно, — значит, буду ждать ее на той стороне. Обо мне не думай — я все сам.

Отошел от нас, добывая из ножен саблю, доставая длинный нож в другую руку. А Юрас шагнул ко мне… Я уже и сама слышала глухой гул, который передавался землей, близился, неотвратимо надвигаясь, укладывая тяжелую плиту страха на душу.

— За сына не бойся…

— Я и не боюсь. Юрас…

— Ничего не бойся, совсем ничего… ты и не заметишь. Подожди меня там один миг… за руку за собой уведу. Навеки вместе будем, вот только поцелую тебя хоть разочек, злюка моя любимая, — потянулся он, прижимая меня к себе одной рукой. Одной… а в другой был зажат нож… Я отскочила, вырвалась, закричала:

— Не смейте! Оба! Мы не умирать сюда шли, так чего же вы? Я же сказала — мне нужно туда! Почему вы не верите? Я же знаю, что выживу. Просила же — уйдите вы! Даже если и на смерть… то хоть попытаться вы мне дадите? Дадите попробовать сделать то, ради чего мы шли сюда? Не верите…?

Юрас уронил на землю нож, протянул ко мне руки.

— Иди сюда…

Я качнулась к нему, а он обнял так, что, казалось, затрещали косточки. Я задохнулась, обхватила его за шею, хмыкнула со всхлипом:

— Не зарезал — задушить хочешь?

— Боюсь… как же страшно я боюсь за тебя. Не верю, что все закончится добром, но тебе хочу верить. Мой рыженький воин… делай, что должно. Что делать нам?

Я вскинула голову — по краям балки стояли всадники… много всадников. Молчали, только дыхание шумно вырывалось из многих глоток — человеческих… конских. Так выглядит Смерть?

— Всеми силами… любыми возможными способами постарайтесь сохранить свои жизни. Ты нам нужен, Юрас… сыну нужен, — я провела рукой по его лицу, жалея — ему сейчас будет трудно. Провела так, как тогда — в том домике, в наш первый раз. И услышала сказанное со стоном: — Та-аша…

Я уже не смотрела на него, шагнула, вскинув голову к высоким краям балки. От страха за него и Таруса скручивало узлом внутри живота, тошнило. Проглотила вязкую, горькую слюну и отчаянно крикнула:

— Кто у вас старший, с кем мы можем говорить?