ПОИСКИ
У товарища Шнейдера в общей сложности я прожил несколько месяцев. Когда из гастрольной поездки вернулась его жена, забот у нас поубавилось, так как домашнее хозяйство попало в женские руки. Со Шнейдеровой я тоже был знаком еще до войны.
Новые впечатления и события так и сыпались на меня. Самым важным для нас сейчас было прочно обосноваться, отыскать настоящую базу. Мы обрели под ногами твердую почву и могли приступить к работе.
Эда до сих пор находится в Остраве, но о Кареле мы не имели никаких сведений. Это тревожило и беспокоило нас. Еще в Польше мы предположили, что может возникнуть ситуация, при которой нам придется работать каждому на свой риск, каждому на своем участке, а потому решили время от времени встречаться в определенном месте. Однако Карел там не появлялся.
Не прибывали и связные. Но обстановка вынуждала нас работать быстрее и налаживать контакты с людьми. Необходимо было найти новых сотрудников, расширить круг нашей деятельности, иначе нам трудно было приступить к делу.
Сведений о Центральном Комитете партии мы не имели, поэтому решили работать самостоятельно: налаживать связь с существующими организациями, обновлять и создавать новые. Если их работой руководит Центральный Комитет, значит, мы обнаружим его. Решили опираться на тех, кто работает, имеет возможность свободно передвигаться.
Чтобы заложить прочные основы, нам необходимо было использовать весь опыт и знания подпольной работы нашей партии и других братских партий в довоенные годы. Для нас, попавших в кошмарную среду оккупационного режима из социалистической страны, — все это было весьма затруднительно.
Мы постоянно должны были помнить, что теперь нам противостоит беспощадный враг — фашизм — со всем его аппаратом, включая гестапо. Враг, пользующийся в борьбе зверскими методами, прилагающий все усилия к тому, чтобы уничтожить партию.
Для успешной работы необходим пропагандистский материал. Его нужно где-то разработать, нужно апробировать. Нужно, чтобы этот материал не был случаен, а основывался на определенной методике. А для этого нам нужны помещения для технической работы со всем необходимым оборудованием, квартиры для размещения тех товарищей, которые прибудут на какое-то время с определенным заданием; нужно обеспечить возможность слушать московское и лондонское радио и застенографировать эти передачи, чтобы иметь под рукой подлинные сообщения. В нашу задачу входило создание радиостанции и связь с Москвой.
Поскольку до сих пор мы ничего не знали о существовании Центрального Комитета и издании «Руде право», то нам предстояло обеспечить выпуск этой газеты, а для этого нужно было раздобыть техническое оборудование для типографии, организовать точки распространения печатной продукции и т. п.
Наряду со всеми этими задачами стояла задача организации бесперебойного снабжения подпольных работников продуктами питания, одеждой, бельем и всеми прочими необходимыми предметами.
Мне так представлялось, что Тонда возьмется за технику, я — за обновление и создание партийных организаций, Эда — за оборудование радиостанции и налаживание связи, Карел — за формирование боевых групп.
Обретенная нами крыша над головой давала возможность действовать. В первую очередь требовались новые документы, паспорта, трудовые книжки, удостоверения личности, свидетельствующие о работе на заводах, в учреждениях и т. д. Без помощи людей из полицейских и районных политических управлений, трудовых ведомств, страховых обществ мы бы их не раздобыли. Имелся, конечно, и другой путь обзавестись нужными документами — изготовить их самим. Но для этого требовалось многое, например фотоаппараты, всевозможные химикалии, которые очень трудно было приобрести, а главное — чистые бланки. Все это поручалось Тонде, все зависело от него.
С помощью товарища Шнейдера Тонда встретился с Резничковой, чрезвычайно самоотверженным и скромным членом партии. Она помогла ему достать бумагу, краски и прочее.
Теперь главное заключалось в следующем: найти сотрудников, подобрать верных людей. Из конспиративных соображений я не хотел обращаться к старым функционерам партии. Соблюдать правила конспирации при создании движения было совершенно необходимо. Но к кому обратиться? И я решил: положусь на случай. Ходил к заводам, ездил трамваем в часы пик. Прошло несколько дней, и я встретился с несколькими знакомыми. Разговорился с ними. Расспрашивал о тех или иных товарищах, кто из них жив, кто чем занимается. А затем мимоходом осведомлялся о партии и ее деятельности. Но удовлетворяющего меня ответа я так и не получил. Люди были осторожны, некоторые говорили откровенно: «Где уж там теперь что-то делать! Головой рискуешь, а тут семья!» И сами задавали вопрос: «Ну, а ты чем занимаешься?» Я отвечал: «Работаю на н-ском заводе, теперь приехал навестить сестру».
Я знал, что наладить связь с людьми, работавшими в подполье, — задача чрезвычайно трудная. Здесь нельзя быть нетерпеливым и опрометчивым.
В конце концов выдержка и терпение дали свои плоды. Во время одного из очередных обходов Праги неподалеку от управления «Братства» на нынешнем Революционном проспекте я повстречал товарища Кулду из Высочан. Он шел с двумя незнакомыми мне людьми. Проходя мимо него, я умышленно слегка толкнул его и извинился. Он посмотрел на меня, я — на него и мы разошлись. Пройдя несколько шагов, я остановился и стал ждать. Вскоре товарищ Кулда простился со своими приятелями и возвратился ко мне.
— Что ты тут делаешь? Где обитаешь? — спросил он меня.
— Живу здесь у сестры, — ответил я.
Он оглядел меня.
— Я думал, что ты в Советском Союзе. Тебе известно, что твой брат арестован? Прошел слух, что он укрывал тебя.
Эта новость потрясла меня.
В завязавшейся беседе на мой вопрос, где он работает, Кулда ответил, что служит в «Братстве», куда теперь, мол, перешло большинство «вчелаков», однако руководящие посты занимают бывшие социал-демократы.
Потом Кулда спросил меня напрямик:
— Ведь ты все-таки был за границей?
— Ладно, буду с тобой откровенен: я приехал из Москвы. Мне поручено установить связь с партией или восстановить ее деятельность. Тебе известно что-нибудь о ней, о Центральном Комитете?
— Известно, но немного. Отдельные организации работают, но самостоятельно, это я знаю.
— А что с товарищем Мейкснером?
— Перешел с «Вчелой» в «Братство». Какую-то связь имеет, что-то делает. Никто из нас, из старых «вчелаков», об этом с ним не разговаривает. Ты же знаешь, всем верить нельзя. Теперь в «Братстве» разные люди, и при малейшей оплошности может возникнуть подозрение. Мы с ним не встречаемся, поэтому он и цел. Тебе ведь известно, что гестапо охотится за коммунистами.
— Не можешь ли ты мне организовать с ним встречу?
— Могу, но не рекомендую. Это было бы небезопасно и для тебя, и для него. Попытаюсь организовать тебе другую встречу, безопасную. Встретимся через два дня.
В назначенный день — это было в конце мая — я пришел на свидание минута в минуту. Еще не было произнесено ни слова, но я уже знал, что все складывается хорошо. Мой старый товарищ Кулда сообщил мне, что можно встретиться с товарищем Плишеком, кладовщиком «Братства» в Жижкове, и с товарищем Пайскром из Кладно. Кроме того, он дал мне адреса нескольких других кладовщиков «Братства», которые будут снабжать нас продовольственными карточками. На душе у меня просветлело.
Изложив все это, Кулда добавил, что нашел для меня резервную квартиру у товарища Ружичковой в Жижкове.
Я не выразил Кулде своей радости. Мы только пристально посмотрели друг на друга.
— А что ты делал после ухода из Кладно? — вернулся Кулда к прерванному разговору.
Я коротко изложил ему свою историю, основное Кулда знал.
— Был назначен инструктором по Моравии, но, как ты знаешь, события во «второй республике» развивались быстрым темпом. Берлин плел интриги с кликой Тисо, усиливал давление на чехословацкое правительство, которое ни о каком сопротивлении не помышляло, уступало и всячески хотело продемонстрировать антикоммунистический характер своих действий. 20 октября 1938 года правительство запретило деятельность коммунистической партии, 27 декабря — распустило ее. В начале 1939 года начались уже первые аресты.