Кто не любит родственников?

Кто не любит родственников?

- Юся, - моя сестренка скромно потупилась и ковырнула носочком пол. – Знакомься, это папа… он с нами жить будет.

Я открыла рот.

И закрыла.

И… открыла, желая высказать все, что думаю, по поводу внезапнообретенных папаш сомнительного виду, но наткнулась на умоляющий взгляд сестрицы и вздохнула.

Папа, стало быть…

Нет, ее папеньку я помнила распрекрасно. В детской памяти моей почему-то отложилась не внешность, но весьма характерный запах каленого железа, а еще колючесть бороды и громкий голос, от которого хотелось спрятаться под кровать.

- Юсенька! – воскликнул гном преувеличенно бодро. – Выросла-то как, выросла…

- Ага, - я огляделась.

А день-то хороший.

Солнышко вот выглянуло, даром, что осень на дворе, а оно припекает по-летнему, и малина наша, словно чуя, что деньков этаких осталось немного, поспешила раскинуть колючие плети, растопырилась, подставляя солнцу глянцевую темную листву.

Поблескивала черепица на обновленной крыше.

Из трубы сочился дымок.

Пахло мясною похлебкой и самую малость – тем вот каленым железом, которым гном пропитался от макушки до пяток. Что сказать… гном как гном.

Обыкновенный.

Широкоплеч, коренаст и бородат. Борода рыжая, с нитями седины. Глаза серые. Кожа темная, это только считается, что они на поверхность выглядывают редко, да и под землею уровень излучения высок, вот и загорают… ага, почти дочерна.

Морщины опять же.

Одет неплохо. Скромно, но практично. И кожаные штаны я оценила, и жилетку со многими карманами…

- А я тебе вот принес, - он вытащил из кармана пару мятных карамелек, и я сглотнула. Точно. Он приносил их и клал возле кровати, а после отступал.

…и еще он мне кроватку сделал, для куклы.

И саму куклу купил, красивую, с белым фарфоровым личиком и платьем бархатным. Я ее несколько дней из рук не выпускала… куда она подевалась потом?

- Спасибо, - карамельки я взяла. – Гм… а… вы к нам надолго?

Нет, воспоминания – дело хорошее, но дом наш не то, чтобы велик, да и в принципе не готовая к полному воссоединению семьи.

- Так это… - гном поскреб бороду и, оглянувшись на сестрицу, промолвил: - До свадьбы только…

И вот тут я окончательно потеряла дар речи.

Свадьба.

Свадьба – это, конечно, хорошо и даже замечательно, но где-нибудь в отдаленной перспективе, а не чтобы вот так и сразу. Когда вот так и сразу, то это уже не свадьба, но полнейшее безобразие.

Сестрица же, испустив тяжкий вздох, сказала:

- Ты только не ругайся. Я все объясню.

А я засунула карамельку за щеку. С карамелькой за щекою ругаться как-то не получалось.

…дело было в любви.

И еще в Гретином волшебном эликсире, который местные оценили сполна, да и не только местные. Небольшая реклама, и вот уже желающих приобрести чудо-зелье столько, что очередь приходится расписывать на месяцы вперед.

Нет, это хорошо…

…удачно.

И можно, конечно, нанять кого-нибудь, тем паче Грете намекали, но в кои-то веки она намеки предпочла не услышать, здраво рассудив, что открыть рецепт проще, чем закрыть его. Какое отношение это имеет к любви? Самое что ни на есть прямое. Эликсир Грета продавала через лавку многоуважаемого Торвуса, гнома в городе известного.

Сам-то он в силу возраста от дел почти отошел, передав оные с лавкой вместе сыну.

А уже сын…

…сын был хорош.

Деловит.

Практичен.

И доход от лавки сумел повысить едва ли не вдвое. Это до эликсира… а уж с ним…

- Понимаешь, мы патент оформим… я документы уже подала, - Грета нервно теребила розовые бусики, обмотанные вокруг запястья. – Передам права на пользование Эрику, а у него троюродный брат в столице… представляешь, какие перспективы открываются?

- Ага, - мятные карамельки были хороши.

Сладенькие.

Нервоуспокаивающие.

- И я подумала, что лучше жениха не найти. Только… он единственный сын, наследник… а я кто?

- Кто? – я была в том благостном состоянии, когда могла лишь слушать и задавать вопросы.

- Никто… сиротинушка… - Грета всхлипнула.

- Горькая, - подсказала я.

- Почему?

- Так жалостливей…

Она вздохнула.

Нет, любовь была взаимной, а подкрепленная радужными перспективами обоюдной выгоды – все-таки проснулась в сестрице гномья кровь – и вовсе, можно сказать, неземной. Эрик дарил браслеты… и этот, с бусинками, тоже. В трактир водил. И матушке представил.

Вот тут-то и случилась… неприятность.

Матушка у Эрика была из рода старого, почтенного, а потому Грете не обрадовалась.

- Она… назвала меня полукровкой…

- Ты и есть полукровка, - я погладила широкий лист малины. – Даже четвертькровка… хотя так не говорят.

- Безродной… и вообще…

…именно тогда в Гретину светлую голову пришла чудеснейшая мысль отыскать папочку. А что, имя она знала, остальное же оказалось не так сложно.

- Понимаешь… она нас ждет… в гости… и если… если ей не понравится, то она не разрешит Эрику сделать мне предложение…

Я вздохнула.

Интересно, сказать Грете, что, даже будь она дочерью Подгорного короля, вряд ли бы понравилась будущей свекрови. Уж не знаю, почему, но чувствовала я это ясно. А еще чувствовала, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Но Грета уставилась на меня и, шмыгнув носом, добавила:

- Тебе хорошо… у тебя целый эльф имеется.

Эльф имелся.

И вполне даже целый, хотя местами и погрызенный. Он по-прежнему появлялся ближе к ночи, устраиваясь в беседке, и мы пили чай.

Пили и молчали.

Порой говорили, но о вещах каких-то посторонних, к высоким материям отношения не имеющим. Он приносил эклеры и сахарные трубочки, а я заваривала собственные сборы.

Нам было хорошо.

Мне во всяком случае. А Эль… как-то притащил большой справочник нежити. И еще подробную карту провинции, которую я повесила на стене в спальне. Были булавки с разноцветными камнями. И споры шепотом о том, стоит ли нападение свирдлов на рыбацкую деревушку считать особым происшествием…

…я знаю, он обращался в гильдию с запросами, но…

С гильдией у меня сложные отношения.

И у эльфов тоже.

Как бы то ни было, но прошедшие месяцы выдались на редкость спокойными, и это должно было насторожить.

- Ты же пойдешь? – робко поинтересовалась Грета.

А я вздохнула.

Пойду.

Куда ж я денусь. Вот интересно, должна ли я знакомить Гретиного папеньку со своим женихом, с учетом, что папенька, как по мне, личность пресомнительного достоинства, а жених и вовсе подставной?

Эль явился после заката, и малина зашелестела, приветствуя кормильца. Побеги стлались, листья сворачивались, выпрашивая сушеное мясо, которое Эль носил в кулечке.

- А что с ней зимою будет? – поинтересовался он, пытаясь отцепить особо наглый побег от рукава куртки.

- Понятия не имею. Уснет.

Зимой весь наш двор засыпало снегом. Порой он добирался до окон и выше их, и тогда в доме становилось не только холодно и сыро, но еще и темно.

На меня воззарились с немым упреком.

- Да она живучая, - попыталась оправдаться я, а Эль вздохнул и произнес:

- Если ты не возражаешь, я укрою ее. Иногда случаются морозы, а розоцветные к ним весьма чувствительны…

И малина поспешно закачалась, всем видом своим притворяясь чувствительною и вообще показывая крайнюю трепетность натуры. Я же пожала плечами: если ему хочется, то пускай укрывает.

Эль же протянул мне коробочку и спросил:

- Что случилось?

- Ничего. Нет, действительно ничего такого… Грета вот замуж собралась, - я поставила коробочку на лавку и посмотрела на дом. На кухне хозяйничала сестрица, и не то, чтобы мне было неприятно, просто…

…просто, глядя на тех двоих, которые вдруг и сразу нашли общий язык, будто не было ни побега, ни предательства, ни пропущенных лет, я чувствовала себя лишней.

- Отца нашла… он сейчас там.

- А ты здесь?

А я здесь.

Очевидная глупость, только ничего с собой не могу поделать. Чувствую, начни он играть в доброго папочку, нервы сдадут… и да, я не знаю, что там у них произошло с мамой. У нее и вправду характер тяжелый был, но… это не повод бросать Грету.

И меня тоже.

Я ведь к нему успела привыкнуть за пару-то лет… и та кроватка, кукла… и еще украшения из проволоки с камушками… первые мои украшения, которые до сих пор лежат в старой шкатулке, им же сделанной. И кукла, подозреваю, где-то там же. Только искать ее не буду.