Видите, ещё остались черты, которые она в нём любит. Можно почувствовать, как она уже немного смягчилась по отношению к нему.
Поставив ужин Бри на стол, я беру органический яблочный сок из холодильника и наливаю в её непроливайку. Она обожает его и иногда так быстро пьёт, что я боюсь, как бы она не подавилась.
— Ножи в ящике справа, — инструктирую Эрин, когда она дважды открывает не тот ящик. — А стаканы в шкафу над микроволновкой.
Я ставлю стул перед Бри и начинаю её кормить. Ей нравится кушать самостоятельно и часто я не против, но сегодня мне не хочется счищать шпинат с пола. Убрав в сторонку загребущие ручки, я отправляю ложку с пюре и шпинатом ей в рот.
Пока я кормлю Бри, мы с Эрин болтаем о моей работе. Она вытаскивает весь наш ужин и расставляет тарелки.
— Начинай без меня, я буду через минуту, — говорю Эрин, после того как она ставит у тарелок по стакану клюквенного сока и садится за стол.
— Нет, я подожду, — у неё на лице расползается широкая улыбка.
Оглядываюсь на неё дважды.
— Ты сегодня ужасно весёлая. — Не сказать, будто обычно она ходит в плохом настроении, но только сейчас я замечаю, что Эрин практически светится.
Меня награждают наивным взглядом.
— Не больше, чем обычно, — она невинно пожимает плечами.
— Видимо, у тебя кое-что было, — я присматриваюсь к ней повнимательнее, отдавая Бри оставшуюся еду.
Закравшийся румянец на лицо Эрин подтверждает мои подозрения. Ну хоть у кого-то из нас есть секс.
— Не только, — объясняет она. — Я встретилась с ним за ланчем, и мы занялись быстрым сексом в его квартире.
— Что? Ты поехала в город в такую пробку? Для секса? Посреди дня? — Это не та Эрин, которую я знаю. Джош явно сделал из неё нимфоманку.
Ошеломлённо качаю головой, открывая десерт для Бри — маленький контейнер с яблочным пюре, — и протягиваю ей ложку. Тут она и сама справится.
— Боже, он, наверное, очень, очень хорош в постели, — комментирую я, беззвучно посмеиваясь.
Несмотря на всё усиливающийся румянец, она ещё раз ведёт плечами, словно не впечатлена:
— Это всего лишь секс.
— Ага, с парнем, которого ты терпеть не могла ещё месяц назад. — Я поворачиваюсь к ней лицом, давая сигнал, что взрослым пора есть. Тянусь за кусочком чесночного хлеба и откусываю. Такое ощущение, будто я умерла и попала в Маленькую Италию. Неторопливо жую, смакую маслянистый, чесночный вкус.
— Не знаю, правда ли я не могла его терпеть, если честно, — отзывается Эрин, тщательно подбирая слова.
Смотрю на неё своим лучшим «да ты издеваешься» взглядом.
— Неужели? А я верила твоим извечным словам на протяжении всех моих отношений с Митчем: «не выношу этого Джоша, какой же он придурок». Теперь к тебе вернулась твоя память? — вскинув бровь, интересуюсь я.
Эрин, не раскаявшись, просто улыбается:
— Но я всегда считала его горячим.
Я фыркаю.
— Хорошо, что ты на него так не действовала. В то время ты была бы для него тюремной приманкой.
— Когда мы познакомились, мне было почти семнадцать.
— А ему двадцать, — напоминаю ей.
— Мы друг другу не нравились, так что пофиг, — подводит она, принявшись за еду.
Бросив взгляд на дочь, вижу, что она, как обычно, наводит беспорядок своим яблочным пюре, больше размазывая его по лицу, чем запихивая себе в рот. Хотя бы не на пол. Я пользуюсь моментом, чтобы это исправить, и вновь возвращаю ей ложку.
— Уверена, он не позволял себе увлечься тобой, пока тебе не исполнилось восемнадцать.
Моё замечание, должно быть, содержит крупицу правды, потому что она вспыхивает и что более важно — не отрицает.
Идеальное время, чтобы поднять тему прощения, вторых шансов и всего такого позитивного. Но как мне это сделать, не вывалив всё на белый свет? Эрин не глупая. Она сможет понять, что я пытаюсь сделать в считанные секунды.
— Я говорила тебе, что Митч получил работу в компании своего шурина? Он начинает в сентябре.
Эрин бросает на меня взгляд.
— Полный день?
— Нет, неполный. Он сможет перевестись осенью в Хинсдейл, как только закончит летние занятия.
— Ого, поверить не могу, что он бросает Уорвик. И футбол. Думаешь, он попытается попасть в команду Хинсдела, когда будет там?
Я качаю головой.
— Нет, по его словам, футбол отнимает много времени. Со всеми выездными играми и тренировками.
Эрин переводит взгляд на Бри, которая весело лепечет, играя с пустым контейнером, и расплывается в улыбке:
— Мда, он совершенно изменился. — Её улыбка испаряется, а глаза ужесточаются. — Бьюсь об заклад, пожалел, что не остался и не повёл себя как мужчина.
— Так и есть, — уверяю её я, вспоминая собственный крах и его слёзы. Это был первый раз, когда я видела Митча плачущим — и это говорит о многом. — Он сказал, что это было самой большой ошибкой в его жизни. — И я ему верю.
Эрин довольно прыскает и бормочет в своей ужин.
— Ему лучше никогда больше так не делать. — И тогда, словно осознав, как можно расценить это замечание, она со смехом трясёт головой. — Я говорила не об ещё одном ребёнке — в общем, ты поняла о чём речь. Я имею в виду — не облажается так снова.
— Нет, думаю, он выучил свой урок.
Вдруг её смех замирает, и она бросает на меня прищуренный взгляд.
— Ты опять в него влюбляешься, — обвиняет она. — У тебя на лице написано. И чем бы он тебя не кормил, ты начинаешь ему верить.
Эй, я возражаю!
— Он ни чем меня не кормит. Митч совершил ошибку, и он о ней жалеет. Я не собираюсь напоминать ему о ней всю оставшуюся жизнь. — Если она и заметила защитные нотки в моём тоне, то проигнорировала их.
— Я не говорю, что ты не можешь его простить. По сути, могу поспорить — ты уже его простила. На мой же взгляд, единственное, что имеет значение — это его любовь и забота о Бри. Но твоё прощение не значит, что ты должна принимать его обратно.
— Знаю, — говорю я, и в моём голосе прослеживается досада.
Вот чему я противостою. Против него — немало людей. И все они мои близкие.
— Но ты же об этом думаешь? — прощупывает она, в выражении её лица смешивается огорчение и безропотность. Она знает меня, знает как сильно я любила его до того, как всё пошло наперекосяк. И она знает от чего я отказалась ради него.
С таким вопросом я не могу солгать.
— А если да, ты потеряешь ко мне всё уважение?
Эрин тихонько вздыхает.
— Никогда. Просто буду переживать, что он снова сделает тебе больно. Тебе нужен парень, который будет готов пройти с тобой и через хорошее и через плохое. Митч же из парней на «хорошее время», прости за каламбур, — шутит она и подмигивает, пытаясь смягчить свои слова.
— Он оступился. Я без проблем могу это признать. Но ты тоже должна согласиться, что я сглупила. Думаю, он бы остался, если бы я была откровенна насчёт таблеток.
Эрин возводит глаза к потолку.
— Ну вот, опять ты его оправдываешь и берёшь вину на себя. Неважно как ты забеременела, он должен был остаться. По крайней мере, ради дочери.
— Я говорю не обо всём, а только о своей вине. Господи, да даже Джоша вина здесь есть.
Эрин напрягается, опустив вилку.
— Что ты имеешь в виду? — интересуется она обманчиво спокойным голосом.
Проклятье. Сегодня мой рот как поезд без тормозов. Остаётся только идти на попятную.
— Только то, что он лучший друг Митча. Он был на его стороне. Не в том смысле, будто убеждал бросить меня, — поспешно добавляю я. Кажется, меня затягивает в трясину объяснений. — На самом деле, по словам Митча, Джош говорил ему, что он неправильно себя ведёт. В любом случае, он извинился за то, что не надавил на Митча сильнее, чтобы тот вернулся домой, и к тому же нашёл мне новую работу.
— Я всё ещё жду ответа на мой вопрос, — произносит Эрин, вежливо дождавшись, когда я закончу.
— Мной было сказано только то, что ответственность за все совершённые ошибки лежит не только на Митче. Я приняла свою вину, и хочу чтобы ты поступила также.
Она молча смотрит на меня с нечитаемым выражением лица. И человеку, который знает её практически всю жизнь, это говорит об очень многом. Наконец, она вздыхает, вновь подхватывая вилку.
— Только ты одна знаешь свои поступки. Остаётся только молиться Богу, что тебе это не вернётся бумерангом.