Снова в пути
Бригада двинулась в далекий путь. Пройдя целиной строго на север около двух километров, головная часть колонны вышла на засыпанную снегом, без единого следа дорогу и повернула на запад…
Незадолго до рассвета мы приблизились к насыпи, пересекавшей лес. В тридцатые годы здесь начинали строить железную дорогу, а потом почему-то прекратили работы. За насыпью нас ждал сильный вражеский заслон, но путь был быстро расчищен.
Дальше двигались без происшествий, если не считать казуса на Тушковском поле. Несколько подвод с гитлеровцами выехали с боковой дорожки прямо на нашу колонну… Взвод Кости Баженова знал свое дело: тринадцать карателей отвоевались навсегда. Двое сдались в плен.
К одиннадцати часам бригада приблизилась к Мглинскому большаку и остановилась среди дремучих елей на берегу Ипути.
— Эх, и хорош лес для отдыха! — обрадовались партизаны.
Но до отдыха было далеко. Каратели не зря находились в Ворге, стоявшей как раз на середине лесной части большака. Разведчики, посланные выяснить обстановку, принесли нерадостные вести. У места, намеченного нами для перехода, торчат дзоты. Справа, в деревне Старая Рудня, полно карателей. Оттуда на большак нацелены два крупнокалиберных пулемета.
Времени на раздумья у нас не было: обстановка могла усложниться с часу на час. Командир бригады приказал 2-му батальону двумя ротами парализовать гарнизон Старой Рудни, а 1-му — силами одной роты сковать дзоты. Прекрасно знавший эти места Лазарев уверял, что между дзотами и местом перехода есть небольшая возвышенность и, если идти через большак чуть пригнувшись, вражеские пули совершенно не опасны.
Сконцентрировав на маленьком участке основные огневые средства, 2-й батальон ударил по Старой Рудне. Вначале оттуда ответили довольно сильным огнем. Но вскоре он начал стихать — партизаны не давали гитлеровцам поднять головы.
Родивилин повел через большак 3-й батальон. За ним последовали санчасть и обоз.
Рядом с моими санями я увидел сына лесника Володю Анодина. Это был смышленый, начитанный мальчик. Вел он себя в бригаде по-мальчишески смело. Но на этот раз Володя явно перетрусил.
— Страшно небось? — сочувственно спросил я.
— Нисколечко! — бойко ответил мальчик.
— А мне вот страшновато…
— Неправда! Комиссары — они всегда бесстрашные.
— Ну раз так, садись ко мне. Вместе мигом проскочим через большак.
Мальчишка с радостью забрался в сани.
За большаком на целый километр тянулось мелколесье. Выслеживая путь партизан, над колонной стал кружить немецкий разведчик. Чтобы отогнать его, пришлось ударить из десятка пулеметов.
К середине дня большак пересекли последние лазовцы.
Бригада двигалась без отдыха до наступления сумерек. Больше полутора суток мы находились в бою и на марше, без пищи, на лютом январском холоде. От усталости люди буквально валились с ног. После небольшого совета командование предоставило партизанам право решить, что делать дальше: либо ночевать у костров и здесь же устроить дневку, либо добираться до ближайших деревень. И все же, несмотря на страшную усталость, партизаны единодушно решили продолжать поход. Надежда на полноценный отдых в тепле словно придала им новые силы.
Часа в два ночи бригада расположилась в шумячских деревнях Дунаевщина и Изборовщина. Жители этих деревень уже второй раз гостеприимно приняли партизан.
Много знакомых встретили мы здесь. Все они искренне радовались, что лазовцев стало в десять раз больше, чем было летом.
Хорошо отдохнув, следующей ночью мы перешли в Климовичский район Белоруссии.
Две недели рейдировала бригада по белорусским деревням. В самом начале рейда, в деревне Питер, небольшой отряд гитлеровцев, не разобравшись, что к чему, попытался напасть на нас и был полностью уничтожен. После ухода бригады оккупанты выжгли Питер дотла, оставив без крова ни в чем не повинных крестьян…
Однако фашисты довольно скоро примерно установили, какими силами располагают партизаны, и стали поспешно стягивать войска: они привыкли действовать наверняка.
Началась игра в кошки-мышки. Ночью бригада занимала два-три населенных пункта. Разведчики зорко следили за передвижением противника. Как только вокруг партизанских деревень собирались силы, достаточные для нападения на партизан, бригада снималась и уходила километров за тридцать — туда, где не было гитлеровских гарнизонов. Оккупанты вынуждены были опять разыскивать нас, перебрасывать своих солдат, разрабатывать новые, планы. Но стоило им закончить подготовку к нападению — партизаны снова исчезали…
Так повторялось много раз. Жители белорусских деревень Артемовна, Городок, Старая Вуда, Касперка, Пехтери и других принимали смоленских партизан, как родных братьев, помогали всем, чем могли. Особую сердечность и радушие встретили мы в Макеевичах.
Игра в кошки-мышки оказалась довольно чувствительной для противника. Почти каждую ночь группы партизан, забравшись подальше от места нахождения бригады, в коротких стычках разгоняли полицейские гарнизоны, заодно пополняя наши запасы продуктов. Не было дня, чтобы немцы не нарывались на нашу засаду.
В один из ненастных февральских дней бригада получила задание взорвать небольшой однопролетный мост на железной дороге Кричев — Рославль. В радиограмме Попов предупреждал о сложности обстановки в этом районе и подчеркивал, что задание необходимо выполнить точно в назначенный срок.
Операцию поручили 3-му батальону. От командовании бригады с батальоном послали меня. Отобрав наиболее тепло одетых партизан, мы с Родивилиным повели их к железной дороге. С Коротченковым условились, что к моменту нашего возвращения бригада должна передвинуться опять в Ершичский район.
Разыгралась метель. Люто завывал ветер. Снег слепил глаза. В трех шагах не видно было ни зги. Я боялся, что собьемся с пути, хотя шли в основном по дорогам и сворачивали лишь при обходе деревень. Вел нас младший брат Родивилина, Даниил, отлично ориентировавшийся в темноте.
Проникнуть в нужный район оказалось непросто. Все селения кругом были забиты оккупантами. По дорогам сновали мотоциклы, довольно часто пробегали легковые и специальные машины. По всему было видно: где-то рядом стоит крупное соединение оккупантов.
За день разведчики нащупали скрытые подходы к мосту по перелескам и балкам. Ночью мы с величайшими предосторожностями пробрались к мосту. По нему неторопливо вышагивал часовой. Родивилин отобрал двух добровольцев. Через несколько минут они бесшумно сняли часового. Два взвода вышли на полотно справа и слева от моста, образовав заслоны. Принялись за свое опасное дело подрывники.
Тревожные минуты пережил я, когда с запада все отчетливее стал доноситься шум приближавшегося поезда. Но минеры успели.
— Все готово, — доложил Родивилин. — Разрешите дать команду на взрыв.
— Люди отведены?
— Так точно.
— Давай!
Молнией сверкнуло пламя. Содрогнулась от взрыва земля…
Даниил Родивилин, который по-прежнему вел нас, получил приказание:
— Самый широкий шаг!
Высокий, крепкий Даниил делал такие шажищи, что мы с трудом поспевали за ним. Торопились мы не напрасно. Деревни вокруг засветились ракетами. По дорогам загудели грузовики с гитлеровцами.
Вьюжная ночь надежно укрыла нас. Целиной, по глубокому снегу мы обошли все вражеские кордоны и через два дня соединились с бригадой в деревне Ломня, что в десяти километрах от Ершичей. Здесь мы узнали счастливую новость: 8 февраля войска Воронежского фронта освободили Курск.
— Красная Армия скоро будет здесь! — ликовали партизаны.
Последние трое суток так измотали меня, что, попав в теплый дом, даже толком не пообедав, я уснул непробудным сном. И проспал очередную стычку с противником. Две роты гитлеровцев попытались атаковать Ломню и попали под перекрестный огонь партизан. Оставив на снегу пятьдесят два трупа, оккупанты убрались в Ершичи…
Ночью бригада беспрепятственно пересекла Мглинский большак, чуть южнее Ершичей, и снова оказалась в знакомом лесном краю.
Леса по-прежнему блокировались немцами, но теперь вражеских солдат было здесь значительно меньше. Наш лагерь каратели превратили в свою лесную крепость: вырубили вокруг деревья на расстояние ружейного выстрела, опоясали дерево-земляными укреплениями, за которыми укрылся сильный гарнизон.