ПОЛОВОДЬЕ

i_003.jpg

I

Вот уже два дня Тарас Коптелов ходит хмурый, куда только девалась его обычная веселость.

А всему виной письмо от Кати из деревни Дятлово, принесенное разведчиками. Она, Катя, зовет Тараса домой, в свой партизанский отряд. Да еще стыдит! «Вы, — пишет, — прячетесь всю зиму в лесу, а мы выбили из Дятлова немцев и теперь живем дома, оккупанты боятся дятловского отряда».

Это бы еще ничего. Суть в конце письма. Как бы между прочим Катя сообщает, что Степка Крысин состоит у них теперь пулеметчиком в отряде. Откуда он опять взялся, этот Степка? Тарас хорошо помнит, что его с первых дней войны мобилизовали в армию. Как же он очутился дома, если фронт около Тулы? Из окружения, что ли, выбрался или из плена?

Шофер Степка Крысин еще до войны немало испортил крови Тарасу. Вдруг возьмется приставать к Кате. Шутя, легко заговорит с ней, встретив на улице, пригласит прокатиться на машине. В клубе всегда старался танцевать только с Катей, балагурил. А той и любо. Она словно и не замечает, что Тарас мучается. Сколько было тягостных объяснений. Правда, они в конце концов разрешались примирением. Катя обычно уверяла, что ей совсем не нравится Степка, и Тарас скоро забывал обо всем. Уж слишком он любил Катю.

В землянку сквозь маленький квадрат окна, занесенного снегом, начал пробиваться свет. В железной печке, около которой сидел Тарас, трещали березовые дрова, и отсветы пламени трепетно прыгали по черным бревнам стен. Время от времени красные блики от печи падали на исхудалое лицо Тараса, и тогда на нем ярко выделялись пухлые розовые губы.

Тарас сегодня дежурный по землянке. В его обязанности входит не спать, поддерживать чистоту и тепло в жилище. Печь все больше раскалялась, в жарком воздухе сильнее обозначился запах сохнущих валенок и человеческого пота. Заметив, что многие партизаны перестали храпеть, Тарас понял, что они уже проснулись. Некоторые приблизились к печке, чтобы достать уголек и прикурить.

Чтобы скрыть свое настроение, Тарас стал шутить, вспоминая, как в Дятлове впервые появились фашисты.

— …Бросил фашист, значит, на колесный завод первую бомбу. Она разорвалась, — начал Тарас. — Потом стал кружиться над поселком. Поставил ребром крыло и кружится, кружится, все выше забирает. Только крест на хвосте чернеет. Народ, ясное дело, высылал на улицу, в ужасе глаз не сводит. Вдруг, слышим, мотор притих, и в это время от аэроплана отделилось что-то круглое, большое. Все так и ахнули: огромная бомба! Бабы сразу попадали на землю, юбки на головы тянут, укрываются…

— Сходил бы ты, Тараска, отгреб от окна, — внезапно прерывает кто-то из темноты рассказчика, — может, уже полдень на дворе-то.

— Лежи, не мешай, — с досадой отмахнулся Тарас и продолжал: — Ну, а я, значит, не оробел. Вижу, падает штука эта чересчур медленно. Наверно, думаю, не бомба. Так и есть! Почти около самой земли разглядел: фашист бочку сбросил с самолета. Для озорства, конечно. Как она грохнет посреди улицы! Словно из пушки. Обруча лопнули, днища из уторов повылетели и с визгом…

— Ну и врать ты здоров, Коптелов! — опять послышался тот же голос из угла землянки. — Что мы, как медведи, днем лежим в темноте? Отгреби, говорят тебе, снег от окна!

Тарас сделал вид, что не слышит.

— Только немного успокоились люди, — продолжает он, — вижу, подходит к тому месту, где упала бочка, старик Ермил, мастер завода. Поднял он одну клепку, повертел в руках и говорит: «Моя это работа. У другого мастера званья не осталось бы от бочки. А тут, видишь, только обруча таловые не выдержали. Вся целехонька. Хоть заново собирай». Однако не в том суть дела. По весне, помнится, продал я бочку эту в Брянскую плодоовощ. Город, стало быть, занят немцами. Теперь вскорости сюда надо ждать «гостей».

— Будет те болтать-то, поди очисть снег, — послышался повелительный голос командира взвода Пыжова.

— Да ведь история-то еще не окончена, — неуверенно возразил рассказчик, которому очень не хотелось выходить из теплой землянки на холод.

Командир не повторял приказа, и Тарас понял, что ему не отвертеться. Он умолк, изобразив на лице обиду, стал собираться. Долго разыскивал валенки, потом натягивал ссохшийся полушубок, который гремел на плечах, словно был сшит из жести.

Когда Тарас открыл дверь, в землянку вместе со светом утра ворвался белый вал морозного пара и завихрился вокруг горячей печки. Жилище сразу посвежело, в нем стало легче дышать. На нарах заскрипели доски, начали подниматься партизаны.

Тарас утоптал около окна снег, отгреб от двери и, захватив охапку дров, вернулся в землянку. Но вернулся он не один.

— Ну и воздух у вас, братцы! Хоть бы проветрили! — услышали партизаны знакомый басовитый голос командира отряда Громова.

— Только поднялись, Василь Гордеич, устали вчера с дороги, — ответил Пыжов. Он быстро отодвинул от жаркой печки чурбан, и Громов сел на него.

Партизаны тотчас начали спускать ноги с нар, одеваться.

— Ну, как живем, ребятки? — обратился Громов с обычным вопросом, чтобы начать разговор.

— Ничего, в тепле живем, — ответил командир взвода, но Тарас добавил:

— Хорошо живем, хлеб жуем, только на зубах он немного тово…

Пыжов преувеличенно громко кашлянул, остро кольнул взглядом Коптелова. Тот сразу прикусил язык. В землянке водворилась неловкая тишина. В смущении Тарас виновато стал оглядываться по сторонам, натыкаясь на осуждающие взгляды товарищей. А командир отряда, открыв створку печки, молча наблюдал, как с пылающих сосновых поленьев падают, вспыхивая, крупные капли смолы.

— Прав ты, конечно, Тарас. Голодно живем, ничего не скажешь.

— Да я это в шутку, Василий Гордеич, разве я не понимаю?

Партизаны нахмурились, молча осуждая Коптелова, потом заговорили, советуя командиру не обращать на него внимания. Он-до так, по глупости сболтнул. И Тарас готов был согласиться с этим.

Через минуту беседа продолжалась своим чередом. Тарас робко, но опять заговорил. Он упомянул об отряде Гришина. О нем здесь говорили часто и с восторгом, особенно разведчики, которым иногда доводилось бывать в Дятлове.

В середине зимы Гришин вышел из леса, занял поселок Дятлово, выгнал оттуда полицейских. Фашистский батальон два раза пытался выбить партизан из поселка, но безуспешно.

— Сильный отряд, — восторженно заметил один из разведчиков. — Хорошо вооружен, и живут сытно…

Уходя, командир неожиданно сказал Пыжову:

— Сегодня пойдете с моим поручением к Гришину. Тараса возьмите с собой.

II

Тяжело жил в это время отряд «За Россию». Уже четыре месяца он находился в лесу, давно кончились запасы хлеба, а пополнить их все не удавалось. Люди получали по небольшому куску конины на день, да и она была на исходе. В отряде сохранились всего две лошади, истощенные до крайности. Два налета на фашистские гарнизоны прошли удачно, но из этих сел немцы заранее вывезли все запасы хлеба. Неделю назад партизанская группа напала на обоз оккупантов. Но обоз сопровождал отряд фашистских автоматчиков. Пришлось отступить, да еще потеряли трех человек.

Теперь партизаны готовились напасть на село Козыревку, где в привокзальных складах немцы накопили большие запасы хлеба. Но в селе стоял крупный отряд карателей. Громов посылал записку Гришину, предлагая ему совместно разгромить фашистов в Козыревке.

Громов вышел из землянки вместе с Пыжовым. Узким коридором, глубоко прорытым в сугробе, Громов шагал впереди и внезапно остановился. Пыжову показалось, что командира качнуло в сторону.

— Что, Василь Гордеич? — тревожно и участливо спросил Пыжов.

— Вот что, Пыжов, — подчеркнуто строго сказал командир. — Ты сейчас же отправляйся к Гришину, чтобы завтра вернуться.

Вскинув голову, Громов твердо зашагал к своей землянке, оставив на тропе растерянного Пыжова. Командир был до крайности смущен минутной слабостью.

Партизаны переносили трудности с питанием молча, стиснув зубы.

Вернувшись к себе в землянку, Громов повел невеселую беседу с комиссаром отряда Кошелевым.

— Мы не нашли пока эффективной тактики, — отрывисто говорил он. — Конечно, зимнее бездорожье, нехватка патронов, отсутствие общего оперативного руководства отрядами — серьезная помеха в нашем деле. Но мы должны воевать, а не сидеть, в этом главное.