Письмо X.
Мистические искусства, не связанные с ведовством. — Астрология. — Ее значение в XVI и XVII веках. — Глубокое невежество тех, кто занимался ею. — Рассказ Лилли о своей жизни и том времени. — Астрологическое общество. — Доктор Лэм. — Доктор Форман[246]. — Создание Королевского общества. — Патридж. — Связь астрологов со спиритами. — Доктор Дан. — Ирландские суеверия (бэнши). — Те же суеверия в шотландских горах. — Брауни. — Призраки. — Представления древних философов по этому вопросу. — Расследования случаев настоящего времени. — Свидетельство призрака против убийцы. — Призрак сэра Джорджа Вильерса. — Рассказ о графе Сент-Винсенте, британском государственном чиновнике. — О привидении во Франции. — О втором лорде Литтлтоне. — О Билле Джонсе. — О Джарвис Метчем. — Суд над двумя шотландскими горцами за убийство сержанта Дэвиса, раскрытое призраком. — Беспорядки в Вудстоке в 1649 году. — Мошенничество со стоквеллским призраком. — Аналогичный случай в Шотландии. — Призрак является акцизному чиновнику. — Рассказ о беспокойном доме, умиротворенном благодаря настойчивости хозяина. — Призрак в Плимуте. — Клуб философов. — Приключение призрака у фермера. — Обман старого солдата. — Рассказы о призраках, рекомендуемые искусными авторами, которые их придумали. — Призрак мистера Вила. — Свидетельство призрака Дантона. — Влияние пейзажа на усиление способности видеть призраков. — Различия в разные периоды жизни. — Ночь в замке Глэммис в 1791 году. — Визит в Данвиган в 1814 году.
В то время как чернь пыталась заглянуть во тьму грядущего с помощью колдунов или предсказателей, люди высокого звания имели свою собственную, королевскую тропу на наблюдательный пункт в самой возвышенной части terra incognita ( неведомой земли).
Казалось, грядущее возможно познать несколькими путями. Физиогномика, хиромантия и другие фантастические искусства предсказаний предлагали свою мистическую помощь и советы. Но путь, наиболее льстящий человеческому тщеславию и в то же время наиболее приятный для людской доверчивости, рисовала астрология, королева мистических наук, которая говорила тем, кто верил в нее, что планеты и звезды влияют на будущее и определяют судьбу смертных и что мудрец, овладевший этой наукой, может предсказать довольно близко к правде грядущее, шансы человека на успех в жизни или в браке, расположение к нему сильных мира сего, а также ответить на любые другие сиюминутные, как их называли, вопросы, интересовавшие того или иного человека; требовалось только знать точный момент своего рождения. Последнее в XVI и большей части XVII века было необходимым условием, чтобы астролог мог создать схему положения небесных тел, которая открыла бы всю жизнь человека, со всеми событиями в его жизни, его прошлым, настоящим и тем, что еще произойдет.
Воображение человеческое подобная перспектива восхищала, и в XVI веке занятия этой фантастической наукой были уделом людей серьезных, людей, чьи представления о жизни и чьи достижения служили ориентиром для прочих. Сам Фрэнсис Бэкон верил в истину, которую можно обнаружить с помощью астрологии, если правильно применять последнюю, проводя таким образом различие между ремеслом и искусством, то есть между тем, чем занимались обычно, и тем, чем можно и должно заниматься. Но вдумчивое использование астрологии, даже научи ему Бэкон, не соответствовало характеру тех, кто, воспламененный надеждами на обретение преходящих благ, претендовал на толкование языка звезд. Почти все другие пути мистического знания вели к бедности, даже алхимик, хотя и говорил о бесконечных сокровищах, награде своим трудам, жил, перебиваясь надеждами, столь же невещественными, как дым над его тиглем.
А профессия астролога сулила немедленную оплату трудов. Астролог богател благодаря радужным надеждам и безрассудной доверчивости тех, кто советовался с ним, и жил, обманывая других, вместо того, чтобы голодать, обманывая себя.
И самые мудрые обманывались призрачной идеей сверхъестественного влияния, со времен Валленштейна[247] до Бонапарта. Успехи вселяли уверенность в фаталиста, вдохновленного верой во влияние своей звезды. Науке в подобном случае следовали мало; ремесленники, не сомневавшиеся в своих предсказаниях, постепенно начинали выказывать болезненное тщеславие, и место отважных борцов за истину было занято людьми пусть иногда гениальными, но склонными к обману, людьми, чьи ответы, как у оракулов во время оно, основывались на стремлении обмануть, людьми, которые, если им порой удавалось возвыситься и достичь благополучия, часто оказывались заодно с мошенниками и бездельниками. Достаточный запас нахальства и смутное знание необходимых терминов оказывались единственным багажом новоявленного «мага».
Естественным следствием деградации астрологов была деградация астрологии. Лилли220, который написал «Историю моей жизни и моего времени», описывает в своей любопытной книге самых выдающихся современников, имевших отношение к астрологии, и почти всех без исключения называет никчемными вымогателями, предающимися пороку и обманывающими ближних самым вопиющим образом. Из того что мы узнали о нем самом: Лилли, невежественный простолюдин, едва ли не фанатик по темпераменту, очень хорошо умел дурачить других, и, может быть, сам обманывал себя; быть может, он прочитал в наиболее удачный период своей жизни некоторые астрологические книги и счел себя достойным давать советы тем, кто был менее ловок. Публика проглатывала все эти астрологические надувательства, хоть они и исходили от никудышного авторитета.
Астрологи рассуждали о гражданской войне в Англии; и король, и лидеры парламента стремились узнать у Лилли, Уортона или Хедбери то, что те прочли в небесах. Лилли был осмотрителен, искусно правил своим пророческим судном, так чтобы всегда ловить ветер судьбы. Ни один человек не мог лучше него раскрыть по различным предзнаменованиям все злоключения короля Карла, сразу после того, как те происходили. Во времена республики он предвидел гибель монархии, а в 1660 году прежние пророчества не помешали ему возвестить о реставрации Карла II. Он пользовался доверием даже среди представителей высшего сословия — Обри и Эшмол,— оба называли себя его друзьями, будучи людьми, без сомнения, чрезвычайно доверчивыми в том, что касается мистических искусств.
Раз в год астрологи устраивали общественные обеды или банкеты, где мошенники повелевали компанией глупцов, которые ввели термин «филоматы», то есть любители математики; этим именем все еще называли тех, кто осмеливался следовать мистической науке предвидения, наиболее противоречащей точным наукам. Элиас Эшмол, «самый почетный эсквайр», которому посвящена «Жизнь» Лилли[248], редко пропускал эти мероприятия; более того, несколько здравомыслящих и образованных людей почитали за честь бывать на этих встречах. Форсайт Конгрива[249], невежа, изображающий провидца, посвященного в тайны астрологии и родственных ей наук, был в то время обычным явлением в обществе.
Но астрологи XVII столетия не ограничивались звездами. Не было такой области мошенничества, в которой бы они не подвизались. Они выступали как сводники и как знахари, продавали яд для самых низменных целей. По этим причинам простые люди не терпели астрологов, как и колдунов из своего окружения. Доктора Лэма, которому покровительствовал герцог Бэкингемский, как и другие потерявшие милость фавориты склонявшийся к астрологии, в 1640 году разорвала на куски разъяренная толпа в Лондоне, а его тринадцатилетнюю служанку позднее повесили в Солсбери. В истории с отравлением сэра Томаса Овербери во времена короля Иакова замешан доктор Форман, другой деятель того же сорта, что и доктор Лэм, который консультировал графиню Эссекскую — как ей лучше вести грязную интрижку с графом Сомерсетом.
Форман умер перед тем, как все открылось, иначе бы ему грозила виселица, как это случилось со всеми, кто был связан с этим делом, кроме самых главных участников, жестоких авторов преступления. При расследовании дела в суде было представлено несколько маленьких кукол. Часть публики рассматривала их с ужасом, как принадлежность самых страшных колдовских ритуалов. Было даже сказано, что в зал суда для их опознания едва не привели самого дьявола. А прочие присутствующие видели в них только детские игрушки, на которых портные, как и сейчас, показывали новые фасоны одежды.