Мантра Ом и Taol maen.
Мы словно вернулись на Таганай. Такая же каменистая тропа среди темнохвойного леса, по каким мы бродили там. И если бы не эти две недели походов по горам – боюсь, нам было бы не легко сейчас. Но ноги уже привыкли к горным тропам, нас не испугать камнями, корнями, курумами. Да и подъём здесь не такой уж крутой. Когда на Двуглавую ходили – пожалуй, тяжелее было. Или просто настоящая круча не началась ещё? Да, пожалуй так. Пока просто предгорье. До сопки где-то километр, так говорили.
Мы не бежим, просто стараемся шагать быстро, не растягиваясь. Впереди Рыбак и Лорик (с мальчиком, который у нас за проводника), за ними мы с Рыжим и Пушистым. За нами Ольсен и Радомир. Замыкающими Ильич и Чесс. Под ноги смотрим, конечно, но ещё внимательнее – по сторонам. Не хотелось бы вляпаться в засаду. Ведь знаем: в эту же сторону ушли раньше нас «стуки». Трое здоровых, плюс двое раненных. В каком-то смысле это хорошо, что у них есть «трёхсотые» – не зря же их так называют. На одного раненного бойца, по идее, нужно ещё двоих с носилками. А у этих даже и носилок нет… Так что двигаться они будут медленнее нас. И ещё, насколько нам известно, эти пятеро – без огнестрела. Но и камень в голову получить – тоже ничего хорошего. А камней тут предостаточно.
Ещё одна мысль приходит мне в голову. Кажется толковая… Рации! Если у противника есть связь – они могут передать предупреждение. Тогда мы потеряем всю надежду на фактор неожиданности, и уж точно, засада нам обеспечена. Любой мало-мальски толковый вражеский командир догадается устроить нам «сюрприз». Надо срочно донести это мысль до наших. Тиму и Рыбаку сказать прежде всего.
Но Тимофей уже подумал на этой тему – он просто показывает мне на своё ухо. А я и не заметил, что у него там наушник, оказывается!
– Всё нормально, я сканирую эфир. Пока тишина.
– А Соседом связь?
– Тоже норм, связь есть. Но мы договорились лишний раз не болтать – у противника могут быть уши.
Отчасти успокоенный, топаю дальше. Вот уже начинается более заметный подъём. Но пока ещё вокруг нас всё те же ёлки да сосны. Значит, до сопки ещё не дошли: проводник наш, Данька, говорил, что половина пути проходит по лесу, и только потом начинаются курумы и скалы. А мы, значит, где-то у подножия.
Точно! Вот впереди деревья расступаются, видны каменные осыпи. Вот он, южный склон горы. Ну да, местами крут. И почти весь усеян каменными глыбами. Подъём будет потруднее, чем к Гремучему Ключу или на Метеостанцию. Но не сложнее, чем на «Перья» у Двуглавой. Вот с Круглицей не могу сравнить – мы же на неё не поднимались… Но, скорее всего, должно быть похоже – там тоже сплошные курумы до самой вершины. Одно отличие – здесь, на Александровской сопке, всё же и между скал немало деревьев. Будем за них держаться, если что. В конце-то концов, будущий Император Александр Николаевич как-то же восходил туда? Ну и мы дойдём. Две минуточки только отдышимся…
Отдышались, лезем вверх. Деревья, действительно, помогают при подъёме. А ещё хорошо прислониться к шершавому стволу спиной, чтобы дать минутку отдыха ногам. Хоть разок бросить взгляд не вниз, на замшелые камни (они, зараза, требуют постоянного внимания, каждый шаг надо выбирать, куда поставить ногу!), а вдаль… А там! Здорово. Вот это вид! Вон дорога, Миасский тракт, по которому мы ехали. А вон там вдалеке сверкает зеркало воды – наверное, это Златоустовский пруд… Хотя, справа – это может быть и водохранилище, возле которого мы ставили наш самый первый лагерь… А вокруг зеркала – город, раскинувшийся между горами. Кстати, о горах. А ведь отсюда уже и Таганай виден! К северо-западу от нас, могучими каменными волнами, лесом заросшие гряды – сначала низкий Средний Таганай, а дальше – знакомые очертания Двуглавой сопки, правее неё – Откликной… Даже отсюда он впечатляет. И ещё дальше вправо – Круглица, на которой мы не были. А вот Дальний Таганай уже теряется в дымке. Но мы там были…
– Всё, хорош отдыхать. Пошли. Время. – говорит Рыбак, привалившийся в соседней берёзке. Фразы короткие, рубленые – это потому, что он сам ещё толком не отдышался. Тяжело ему, наверное – всё-таки, и возраст даёт о себе знать, и вредные привычки (курение, спиртное)… Но что это я? Нашёл время морализировать, однако! Подниматься по камням – это для всех нелегко. И привычки разные у каждого имеются. Но идём же вперёд, пусть даже на одних «морально-волевых».
А до вершины, кстати, не так уж и много осталось. Вон они, скалы. Почти до макушки сопка лесом заросла. И только там, уже самой верхотуре – камень голый, изломанный трещинами. Похоже на те «перья», что на Двуглавой мы видели. Или на те кубики для исполинов, из которых Откликной сложен. Короче – нам туда!
Но до самого верха мы всё-таки не дошли.
Я не сразу засёк этот звук, и Рыбак его не расслышал, хоть и в первой паре шёл. Ну тут понятно – мы и сами пыхтим так, что ничего вокруг не слышим… У Рыжего и Пушистого – так вообще, в ушах рация. А первым заметил звук, как ни странно, Сергей, который Чесс.
– Тихо! Слушай! – шикнул он сзади.
Мы замерли, дух перевели, чтобы не сопеть, хватая воздух. И тогда услышали.
– Мммммммммм… Оммммммм… – странный звук – как будто со всех сторон идущий, или вообще изнутри, из самой горы: – Омммммм… – монотонно пела сопка. Что-то смутно похожее на какие-то мантры, что-то с буддийскими монахами связанное.
– Ом мани падме хум, мля. – грубо, но верно заметил Рыбак. Наверное, на те же мысли про буддизм и мантры навёл его этот звук.
– Они близко уже. – сказал Данька. – Там полянка под самой скалой, отсюда не видать… И там у стуков жертвенный камень, вроде стола. На него кладут, и… – малец замолчал, видно, тяжело ему такое говорить.
– А поют они когда? – спросил деловитый Радомир. – Перед тем?
– Угу. До заката поют. Потом убивают. Потом кровью мажутся и пляшут голышом. – сказал пацан. – А ещё, я вспомнил: Стуков этот каменный стол называл непонятно так: «Таол Маэн».
– Как раз понятно. «Taol maen» – это на бретонском языке и значит «каменный стол». А по-нашему – «дольмен». – сказал Рыбак. – Только Стуков этот чокнутый псих и безграмотный самозванец, кроме всего прочего. Потому что по-бретонски произноситься «Тауль», а не «Таол». А Стуков, видно, нахватался где-то чего-то, да всё по верхам. Тоже мне, служитель культа недоделанный…
– Согласен. – сказал Радомир. – Это, между прочим, очень характерно для таких вот сект. Намешают понемногу всего: буддизм, индуизм, шаманизм всякий… Тех же инков и майя с ацтеками по кучи приплетут. И давай молиться камням. Мантры петь. А потом и кровь пускать. Уроды, одно слово…
– Ладно, разбор сектам после устроим. – вставляет своё слово Тимофей. – Солнце-то всё ниже. Действовать пора. Давайте уже решим по-быстрому, как именно будем работать.
– Что тут решишь? – пожимает плечами Рыбак. – Пока не увидим диспозицию, не узнаем. Судя по пению – совсем рядом поляна. Что они там поют – для нас даже лучше: не услышат, как мы пыхтим. И вообще, знай они, что мы идём – так не пели бы уже, а в засаде ждали. А так, выходит, что нас не ждут.
– Это всё замечательно, конечно. – говорит с ехидцой в голосе Чесс. – Если только малец сам не подставной. А то ведь может быть и так – что этим, с «ладошками», уже передали про нас. Что идёт тут колонна таких вот сердобольных личностей. И пацана выслали вперёд, в расчёте, что мальку никто под ноготь булавку не сунет. Эй, пацан! Ну колись уже – тебя же «стуки» послали? В засаду ведёшь, небось? Эх, рискуем мы…
– Да, конечно, рискуем. – ответила вместо мальчишки Лариса. – Но мы же всё-таки люди, не «стуки», не психи. А поступить по-людски – это значит пойти вперёд и разобраться. А мальчику я верю. Считайте, что это женская интуиция. Сердцем чую. Всё, а теперь вперёд. Последний рывок.