Роберт поймал её руку и поцеловал тёплую нежную ладонь.
— Я уверен, у вас получится. Вы, дорогая, способны убедить мужчину в чём угодно.
Кэтлин наклонилась и коснулась губами его лба в целомудренном поцелуе. Он ощутил исходящий от её груди аромат, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы не обнять её и не увлечь к себе на колени.
— Значит, решено, Роберт. Кто знает, может к тому времени, как вы вернётесь, Эдит полюбит меня как сестру и поймёт, что нет повода для подозрений.
Глава 16
Каждый, кто ступил на могилу некрещёного ребёнка, заразится могильной паршой, которую ещё называют могильной лихорадкой. Кожа начнёт гореть, дышать станет трудно, руки и ноги будут трястись, и вскоре тот человек умрёт.
Беата
Мне казалось, что странное это дело — приводить в дом любовницу, чтобы та ухаживала за женой, и я уж почти собралась сказать что-нибудь госпоже Эдит, но бедняжка совсем плоха, и мне не хотелось добавлять ей проблем. Она и так чуть не до смерти раздражалась всякий раз, когда мастера Роберта не было дома — во-первых, боялась, что его ограбят и убьют, а во-вторых, что он в компании госпожи Кэтлин или какой другой женщины.
После того, как госпожа Эдит слегла, эти фантазии усугубились, поскольку ей и думать теперь больше не о чем, кроме как о том, где её сыновья и муж. Она представляла, как без неё к ним подкрадывается сотня смертельных опасностей, и некому их защитить.
Как мастер Роберт и говорил, от этих страхов ей делалось хуже, они действовали на желудок, словно кусок прогорклой свинины. И, конечно, мастер Роберт настаивал — Эдит не должна знать, что это госпожа Кэтлин за ней ухаживает. Мне и Тенни он сказал, кто она, поскольку понимал — рано или поздно мы всё узнаем, кто-нибудь обязательно признал бы её.
В Линкольне секрет сохранить не проще, чем остановить вонь из помойной ямы. Кроме того, мастер Ян с ней встречался и точно мог её выдать. Даже слепая кобыла в темноте разглядела бы, что мастер Ян не особо доволен этой договорённостью, но ему велели помалкивать, как и всем нам.
Нам приказали называть её госпожа Мариот и не произносить настоящее имя перед Адамом или Эдит — ведь нельзя быть уверенным, что Адам не проболтается матери, как сказал мастер Роберт.
— Надеюсь, хозяин не думает, что я его в этом поддерживаю, — сказала я Тенни, когда мы остались одни. — Пока служу в этом доме, я не позволю обманывать свою хозяйку.
— Скажешь что-нибудь госпоже Эдит, и после возвращения хозяина дня не останешься в горничных. И где ты тогда окажешься? Будешь побираться на улицах, вот где. Насколько я знаю хозяина, уж он позаботится, чтобы тебе вовек не найти другого места, во всяком случае, не в здешних краях. Руки у него длинней, чем у дьявола.
— Но это же неприлично — притащить сюда любовницу, — возразила я, ещё сильнее расстраиваясь оттого, что Тенни прав.
— Хозяин говорит, она ему не любовница, просто знакомая, вдова, которой он помогает, — ответил Тенни.
— А ты и поверил? Вы, мужчины, всегда друг друга покрываете. Думаете, у всех женщин голова как капуста, поверим всему, что вы скажете. Я-то знаю, хозяин бывал у той вдовы в доме, хоть и клялся госпоже, что это не так.
Тенни застонал.
— Да это всё потому только, что он знает — госпожа Эдит такая же, как и ты. Увидит опавший лист — и тут же воображает, что за ним упадёт всё дерево. Вот мы с тобой видимся каждое утро, и день, и ночь, и даже спим в одном зале, а между нами ж ничего нету. Так почему должно быть иначе меж хозяином и этой вдовой?
Я поморщилась от его слов — я бы прыгнула к Тенни в постель, стоило лишь позвать, порой казалось, что я ему тоже небезразлична. Правда, с виду я прям горгулья. Давно, много лет назад, я слыхала, как один человек сказал, что меня надо воткнуть на поле, ворон пугать, и это чистая правда.
Но оказалось, что Кэтлин совсем не красавица. Я ожидала увидеть юное хорошенькое создание с высокими торчащими грудками, вроде тех шлюх, что выставляют себя напоказ в тавернах, однако, по-моему, выглядела она совершенно обыкновенно, даже прилично. Она носила такие же хорошо сшитые платья, как и госпожа Эдит, только на ней они смотрелись куда элегантнее, чем на моей бедной хозяйке. Тенни, конечно, при виде её сразу развесил уши. Но такой потаскухе достаточно улыбнуться мужчине, и он тут же плавится, как масло на солнце.
Когда она появилась впервые, я была колючей, будто куст терновника. И разумеется, не собиралась её поддерживать. Но увидев, с какой нежностью она ухаживает за моей госпожой, как по-матерински старается обращаться с маленьким Адамом, я не могла хоть чуть-чуть не оттаять. Да и Ян заметно потеплел к ней — ведь он ничем не отличается от прочих мужчин. Стоит женщине им польстить, и все они растекаются лужицей воска.
То же самое можно было сказать и о маленьком Адаме. Ему не нравилось, когда возле матери кто-то чужой, а после того, как Кэтлин выставила его из комнаты, потому что госпоже Эдит нужно было поспать, Адам надулся и едва отвечал ей. Однако вдова ни разу не потеряла терпения и не повышала голос, как бы грубо он ни разговаривал.
Спустя несколько дней после появления вдовы Кэтлин я вернулась с рынка. Во дворе было пусто — Адам в школе, Тенни и мальчик-конюх ушли за тележкой дров. Я решила, что вдова Кэтлин, должно быть, сидит с госпожой. Оставив корзинку на кухне, я через двор прошла в большой дом, хотела отнести полученное у аптекаря снадобье прямо в спальню хозяйки.
Но едва открыв дверь в зал, я увидела чужака, стоящего у очага, в руках он держал один из лучших серебряных кубков хозяина. Я взвизгнула, сердце подпрыгнуло, как лягушка на противне пекаря. Незнакомец обернулся и направился прямо ко мне. Я схватила первое, что попалось под руку — остроконечный бронзовый подсвечник в форме человечка, и стала размахивать им перед собой.
Мастер Роберт предупреждал нас насчёт монаха из банды воров и убийц, который уже пытался на него напасть. Это тип на монаха не походил, но вполне мог быть из той же шайки.
Я решила было закричать, позвать на помощь, но не хотела пугать госпожу Эдит, лежащую в спальне прямо над залом.
— Не подходи, — предупредила я. — И не думай, что раз я женщина, то не воспользуюсь вот этим. Я могу за себя постоять.
— Я в этом ни минуты не сомневался. — Он отступил на шаг, поднял руки. — Такой хорошенькой женщине наверняка частенько случалось отбиваться от поклонников.
Он посмотрел на моё рябое лицо.
Я поняла, что он издевается, почувствовала, как лицо заливает краска.
— Я уже послала за бейлифом, — соврала я. — Он сию минуту придёт, и с ним вооруженные люди. Так что, если не хочешь получить ожерелье от палача, лучше отдавай, что украл, и убирайся откуда пришёл.
— Я, пожалуй, подожду бейлифа и его людей, — нагло ухмыльнулся он. — Клянусь жизнью собственной матери, я невинен как Пресвятая Дева.
У него хватило наглости — или смелости, как вам нравится — подойти к хозяйскому креслу с высокой спинкой и плюхнуться в него. Он похлопал ладонью по соседнему креслу.
— Почему бы тебе, красавица, не присесть рядом? Я уверен, чтобы скоротать время, пока мы ждём, нам есть о чём поболтать.
Я просто поверить не могла такой дерзости.
— Если ты ничего не украл, так лишь потому, что я тебя тут застукала. Честный человек не станет врываться в дом.
Я заметила, что бутылка вина, которая была на буфете, теперь стоит на столе. Подняв её, чтобы вернуть на место, я сразу же поняла — она наполовину пуста.
— Вот и доказательство, что ты вор. Утром-то она была полной.
Он улыбнулся.
— Признаю, я выпил. Но думаю, ты простишь гостя, который сам себе налил, чтобы освежиться. Моя жажда взяла верх над манерами, но уверен, твоя госпожа возражать не стала бы.
— Вот как, гость? — возмутилась я. — Мне никто ничего не говорил про гостей.
Выглядел он прилично, но эти мерзавцы всегда такие, и, разумеется, красноречив как все жулики. Я растерялась и не знала, что делать — он явно и не собирался уходить. Единственное, что пришло в голову — бежать на улицу и попытаться позвать на помощь кого-нибудь из прохожих. Я уже совсем собралась, когда услыхала шаги по деревянному полу над головой.