Так что обращение в полицию не принесло ничего, кроме разочарования абсолютно всем участникам этого процесса. Самому Денизу — он-то был не менее вовлечен, и ему предстояло еще отвечать за растрату казенных денег в казино. К тому же при всем желании Дениза наказать господина Кая, это было невозможно — не существовало никаких материальных улик причастности того к делу. Организаторам воровства — погореть на такой мелочи, когда ворочаешь большими суммами и планируешь сложные многоходовки. И, не менее — полицейскому, которому пришлось заниматься этим делом — слишком уж незначительная добыча.

Но, видимо, была в нем авантюрная жилка, ибо господин полицейский обратился к начальству повыше с неожиданным предложением, а те согласились, и Денизу было предложено участвовать в предложенной операции, как ни в чем не бывало — с тем, чтобы получив доверие организации, узнать побольше и вывести на добычу пожирнее. Выбора у него не оставалось.

Поэтому разоблачение затянулось, засекреченная информация так и не просочилась из папок в ведомства повыше, Шахид не получил необходимой информации вовремя, а когда ему стало известно о сущности господина Кая и когда, преодолев препятствия в виде давления со стороны высокопоставленного дяди господина Кая, он сумел донести эту информацию до господина Новази, было уже поздно.

Тучи над головой Птички сгущались, но никто из них об этом не знал.

— Она была замужем, но я решил, что это ничего не значит. Ведь ничего не значил мой брак. Она не могла меня забыть, думал я, раз я не забыл ее. Она из той культуры, где не уважают семью, не имеют законов. Миллионы людей на Западе разводятся, как только столкнутся с препятствием. Почему не она? На самом деле это я разрушил свой брак.

Птичке стало неловко. Впервые за годы слепой любви она стала понимать, что этот человек, столь дорогой ей, намного сложнее чем то, что она о нем думала. Сложнее, изломанней, больнее. И как часто бывал он неправ и жесток? Эта новая сторона Омара вызвала в ней боль — болела часть ее души, давно уже неразрывно связанная с Омаром. Его несовершенство, его болезнь — это ее болезнь и ее боль.

Душевная боль превратилась в физическую — у нее защемило в висках. Но испугавшись, что выдаст себя, Птичка притворилась, что все в порядке, и слабо улыбнулась.

— Что же было дальше?

— Я написал ей. Это выглядело естественно. Уже появились социальные сети, ее адрес был там. Все выглядело так, будто в поиске университетских знакомых я случайно нашел ее. Этого не нужно было делать, но соблазн оказался слишком сильным. Я гадал: ответит — значит, любит, не ответит — злится. А злится — значит, не забыла.

— И что?

— Она ответила. Это было формальное доброжелательное письмо. Она рада, что все в порядке, зла не держит, счастлива. Это дало мне надежду. Я написал снова. Сказал, что по делам буду в Киеве, и не могли бы мы встретиться.

— Она согласилась?

— Согласилась, но не сразу. Она думала почти неделю. А затем назначила встречу в людном кафе в центре города.

— И вы встретились?

— Она пришла с опозданием. Я даже думал, что не придет. Впрочем, она всегда опаздывала. Она волновалась, это было видно.

Встреча, которую я так много ждал и прокручивал в воображении! Мы провели около часа, вспоминая прошлое, и мне все время казалось, что что-то ускользает. Это было и так, и не так. Все было неправильно. Но я сказал себе, что если увижу, что она счастлива, то больше не буду ее беспокоить. И за время беседы я убедил себя в том, что счастлива она не была. Хотя уже тогда я обманывал себя — я знал, что захочу ее вернуть. Понимаешь, Птичка — это означало бы вернуть себе молодость. Вернуться в то время, когда все было просто. Это не любовь, Птичка. И никогда не было любовью.

Неожиданно для себя Птичка согласилась. Последние полчаса перевернули ее представления о любви. И виной тому были даже не слова, а голос Омара. Что-то еще, что передается только в личном присутствии человека, и не может быть выражено ни словами, ни голосом.

Каким-то образом она знала, что подошла сейчас к очень страшной грани. Может быть, сейчас он скажет что-то очень важное. А может, не скажет. Она боялась спугнуть момент, нарушить молчание, сделать движение, и даже дышать. Как назло, зачесался нос, и захотелось сглотнуть.

— Тогда я сделал большую ошибку.

— Какую?

— Я похитил ее.

Возникшее чувство жути заставило Птичку охнуть и сразу же, не удержавшись, она чихнула.