VII

Ночь Егоркин провел в милиции, в изоляторе. Взяли у него кровь на анализ. Знал, что алкоголь найдут. Клял себя: Гале надо было дать, а самому не пить.

В камере были вдвоем. Когда Ивана привели, пьяный парень встретил его радостно. Нос у него был расплющен. Голова с короткими волосами крепкая, плечи широкие. Егоркин назвал его про себя амбалом. Вид у амбала был постоянного клиента милиции. Это заметно и потому, что он чувствовал себя в изоляторе, как в баре. Иван быстро догадался, почему амбал так ему обрадовался: поговорить было не с кем. Они познакомились. Амбал назвал себя Васей и стал рассказывать, как он с двумя дружками Гусем и Бальзамом вмазали утром, потом лакали, бухали весь день. Но хотелось еще. Бабки у Бальзама есть, зажал ханурик. Дал ему по рогам. Жмет! Еще дал, скопытился. Очухался и орать, а тут менты. Загребли. Рассказывал Вася эту простую историю долго, а Иван с тоской думал о Гале, тер грудь ладонью. Как она теперь там одна за хлипкой дверью? Придут сволочи, что хочешь сделают! Как мучается теперь, страдает из-за него… Он морщился, давил на грудь.

— Горит? — с участием спросил Вася. — У меня тоже… Зажал, гад, бабки. Завтра еще по рогам дам… А тебя замели?

— Влепил троим, — буркнул Иван.

— Троим! — восхитился Вася. — Дай лапу! — потребовал он и с уважением пожал руку.

Было в его облике, в голосе что-то знакомое. И наколку на руке — восходящее солнце на тыльной стороне ладони и русалка выше кисти — где-то видел. Но не до гаданий было сейчас — видел, не видел. Душа болела. Вася говорил еще долго. Иван не слушал, думал о своем. Наконец Вася умолк, уснул, а Егоркин лежал. Сна не было. Тускло светила лампочка под потолком, бледно светился сплющенный нос Васи. И вдруг Егоркин вспомнил, где видел его. Это был тот говорливый из четверки парней на пляже, которые приходили покуражиться над ними, когда Борис приезжал на озеро на своем «жигуленке». Вспомнил без интереса. Ночью он так и не заснул, лежал до тех пор, пока не вызвали.

Привели в маленькую комнату, где умещались только стол и два стула. В ней никого не было. Милиционер буркнул, чтоб он подождал, и вышел. Минут через пять появился невысокий чернявый мужчина в сером пиджаке. Иван поднялся навстречу, но мужчина сказал быстро.

— Сиди, сиди, — и представился: — Я — следователь Владимир Александрович Деркач. Буду вести твое дело…

Задав несколько вопросов, уточняющих личность Егоркина, он попросил рассказать поподробнее о вчерашнем вечере — и только правду. Предупредил, что свидетелей много было, поэтому лучше ничего не скрывать. Иван стал рассказывать все как было. Владимир Александрович записывал молча. Ничего не уточнял, не перебивал. Записал, вздохнул и передвинул по столу исписанный листок к Ивану, всем видом своим показывая, что он ни слову Егоркина не поверил.

— Прочти и подпишись!

Пока Иван читал, он играл ручкой, поглядывая на Егоркина с любопытством. Два деловых человека звонили уже по этому делу. Представлял он Ивана не таким. Более крепким, энергичным, волевым. Четырех лбов уложил. Приятно такого ломать, а этого, мальчишку, скучно. Иван подписал. Владимир Александрович подтянул лист к себе и заговорил медленно и вяло:

— Дело выеденного яйца не стоит… Зачем упорствовать, запутывать. Рассказал бы все, как было, и разошлись. Ну, получил бы свои два года условно, больше бы не дали. В первый раз. Неумышленно. Ревность. Опасности для общества пока не представляешь. Оплатил бы больничные пострадавшим. Студенты… Копейки. Ну, выперли бы из института. Что поделаешь? Надо платить за дела свои…

— Я рассказал все, как было…

— Да, не так было, не так, — поморщился Деркач. — А как?

— У меня здесь показания четырех, — следователь поднял над столом папку. — Совпадают почти слово в слово… Может, порвем это, — указал он на листок, — и расскажем правду? Или лучше своей рукой напишешь?

— Я правду рассказывал.

— Зачем упорствовать?..

— А как же было, по-вашему, как?

— Ты лучше меня знаешь, но могу и рассказать… Жена после работы зашла в гости к ребятам. Сидели, слушали музыку… Кстати, все трезвые были. Анализы в деле, — положил он руку на папку. — А вот твои не в порядке. Пьяненьким был… Так вот, сидели, спокойно разговаривали. Ты пришел домой поддатый. Жены нет. Стал искать, догадывался, где она. Ворвался в квартиру и набросился на ничего не подозревающих ребят. Вчетвером бы они тебе быстро бока намяли, но люди они интеллигентные, не понимают, как можно ударить человека. Ты воспользовался замешательством, одному челюсть свернул, другому руку сломал и удрал. Все просто и ясно, как Божий день! А ты накрутил здесь… Ну что, будем правду говорить?

— Я правду сказал…

— Упорствуй, упорствуй, себе же хуже делаешь. Лишний год за то, что следствие запутать пытался, накинут. Да не условно, а в колонию… Слышал, наверное, что чистосердечное признание смягчает вину?

— Ни себя, ни жену оговаривать не буду… Она то же самое расскажет…

— Знакомо. Обычный сговор. Жены с мужьями всегда одну песню поют.

— Когда же мы сговариваться будем. Я тут, она там. Вызовите сегодня, допросите…

— Сегодня уж не успеем, а вы сговоритесь. Я же сейчас тебя отпущу. Подписочку о невыезде подпишешь — и до скорой встречи… Не надумал менять показания?

— Нет.

— Хорошо, подумай дома. Надумаешь, приходи…