III

Григорий Александрович, друг директора Льва Борисовича, снова явился в ресторан. Палубин заметил его, когда он входил в зал в сопровождении двух молодых людей, державшихся чуть позади его, входил неторопливо, как князь в свою дальнюю вотчину, в которой не часто приходится бывать, входил с доброжелательной улыбкой, уверенный в высоком приеме. Роман похолодел, вспомнив свое унижение, стал молить, чтоб сел он не за его стол. Костик тоже увидел Григория Александровича, подлетел к нему, сгибаясь в полупоклоне, и повел к своему столу. Роман вытер лоб салфеткой, но не покинуло его неприятное чувство от того, что Григорий Александрович в зале и, возможно, следит за ним.

Было только начало вечера, седьмой час. В зале тихо. Музыканты еще не пришли. Половина столов пустовала. На них таблички: «Заказано». Воздух пока свеж, прозрачен, не висит пока дымная пелена. Тихий шелест разговора стелется меж столов. Направляясь за салатами, Роман столкнулся в коридоре со Львом Борисовичем. Он быстро шел навстречу не обычной своей важной походкой, а какой-то подобострастной. Лицо его, как отметил Роман, приготовилось улыбаться. Григорий Александрович позвал, понял Палубин и вспомнил, как Костя говорил, что они давние друзья, и подумал: «К другу так не идут!»

Лев Борисович разговаривал с Григорием Александровичем недолго, поднялся, отыскал глазами Палубина, кивнул легонько на вход в служебное помещение, чтоб следовал за ним, и двинулся туда. Роман шел, проклиная то мгновение, когда он решился обсчитать этого жлоба. За два месяца потом какую бы сумму он ни называл посетителям ресторана, никто ни разу не пытался усомниться в его подсчете, ни одного нарекания не было. Из-за трешки поганой столько переживаний. Роман готов был тридцать своих отдать, лишь бы оставил в покое. В кабинете своем Лев Борисович остановился посреди, оглянулся и похлопал Палубина по спине легонько.

— Считай, Роман, тебе повезло…

Такой фамильярности со стороны важного Льва Борисовича по отношению к себе Палубин не помнил и растерялся. Готовился он к неприятному разговору, готовился оправдываться.

— Ты знаешь, кому ты квартирой обязан? — спросил, улыбаясь, Лев Борисович.

— Борис устроил… а как… — пожал плечами Роман.

— Борис, — перебил, засмеявшись, директор. — Борис пешка… Что он может? В исполком звонил сам Леонид Семенович, позвонил, и там ответили: есть!.. Сегодня ты с ним познакомишься…

Кто такой Леонид Семенович, Роман не знал. Но имя это было почему-то знакомо. Где-то он его слышал. Костик, что ли, называл? Нет, не Костик. Вспомнил Роман, как на берегу Истры пристали к ним хулиганы, и когда Борис произнес это имя, говорливый сразу присмирел. А может быть, это совсем не тот Леонид Семенович? Мало ли в Москве Леонидов Семеновичей? Спрашивать у директора, кто такой Леонид Семенович, не решился. Стоял, слушал.

— Он заказ сделал… Сейчас подберут продукты, отвезешь ему на дачу… Это недалеко. Тебя отвезут и привезут. На работу возвращаться не надо… Об одном прошу, будь покладистым! Леонид Семенович со странностями, с чудачествами некоторыми… Постарайся понравиться ему. Попросит что, не отказывай. Будь покладистым! От него судьба твоя зависит…

— А как же? — кивнул Роман в сторону зала. — Я заказ принял.

— Не беспокойся, — снова перебил Лев Борисович. — Передай блокнот Косте.

Дача Леонида Семеновича стояла на берегу большого озера, на невысоком пригорочке среди хвойных деревьев. Черная «Волга» въехала в ворота и остановилась возле большого бревенчатого дома с мансардой в три окна, с широким балконом. Перила выкрашены в белый цвет, так же, как и широкие, с резными узорами наличники на окнах. Карниз тоже украшен резьбой. Под самыми окнами, в двух метрах внизу, плескались, хлопали о берег волны. Но большая часть уходящего вдаль озера еще покрыта льдом. Сосны шумели, покачивались, поскрипывали тревожно. Еще один домишко стоял чуть поодаль на берегу. Одной стороной он навис над водой, стоял на бетонных сваях. Волны хлюпали под ним. От двери домика деревянный настил убегал метров на пять в озеро. Труба над домиком курилась легонько. «Неужели это банька такая!» — позавидовал Роман.

Он вместе с водителем вытащил из машины хорошо упакованные продукты, и они понесли их в дом. Водитель шел впереди уверенно. Видно было, что он неоднократно приезжал сюда.

Леонид Семенович встретил их в комнате, помог внести коробки. Потом пожал руку Роману, назвал себя. Был он невысокий, плотный, крепкий, с поседевшими курчавыми волосами, одет в джинсы и светлую сорочку с короткими рукавами. Руки в седых густых волосах, даже на пальцах с тыльной стороны пучками седая поросль. Роман, пожимая руку, вспомнил поговорку о волосатой руке, которую неплохо иметь для удачи в делах. Леонид Семенович был улыбчив, прост, без отпечатков барства, так сильно выраженного во всей фигуре Григория Александровича. Приятный, простой человек. На какие странности намекал Лев Борисович?

— Спасибо, Витя, — пожал Леонид Семенович руку водителю. — Покатайся часика три, а к одиннадцати, — глянул он на японские часы на руке — будь! Рому заберешь.

Палубин подумал, что он привезет продукты и вместе с машиной вернется в Москву, не рассчитывал на то, что придется задержаться у Леонида Семеновича.

Машина ушла. Они стали распаковывать продукты, выкладывать на стол. К ним больше никто не выходил. Похоже, что на даче больше никого не было. «Для кого же эти деликатесы? — гадал Роман. — Гости, что ли, сейчас подкатят. Видать, так!» А он должен их обслуживать. Для этого и оставил его Леонид Семенович. Когда стол был накрыт и два прибора напротив друг друга легли, Роман решил, что тот любовницу ждет. Но Леонид Семенович сел за стол и указал с улыбкой Роману напротив себя:

— Прошу.

Палубин удивленно уставился на него, не решаясь садиться: не шутит ли?

— Садись, не буду же я один ужинать, — с укоризной улыбнулся Леонид Семенович. — По стопочке примем. На работу тебе все равно не возвращаться… Давай, давай, — ласково приглашал он. «Не эти ли чудачества имел в виду Лев Борисович?» — присел за стол Палубин.

— Скромный ты парень, — говорил Леонид Семенович, закусывая семгой. — Я рад, что помог тебе с квартирой… Ты откуда родом?

— Я детдомовский. Вырос в Горьковской области…

— Да-а, — с сочувствием протянул Леонид Семенович. Держался он по-прежнему, как радушный хозяин, просто, естественно. И Роман постепенно стал чувствовать себя за столом свободно. Приятно ему, что один на один с большим деятелем ужинает. Наверное, ему нужны толковые молодые люди, деятельные, энергичные, на которых положиться можно. Услышал он о Романе и решил познакомиться поближе, потому и расспрашивает. Ведь говорил же Лев Борисович, что от Леонида Семеновича судьба его зависит. Так думал Палубин и отвечал на вопросы о себе. — Родителей знаешь?

— Меня мать в роддоме оставила…

— И не пытался найти?

— Зачем?.. Раз я ей не нужен… Проживу.

— Ну и правильно, правильно, — погладил его зачем-то по руке Леонид Семенович.

— До ресторана ты где работал?

— На заводе, сборщиком.

— Понятно… Жена у тебя, дочка. Давно женат?

— Полгода.

— И дочка уже, — засмеялся Леонид Семенович.

Роман рассказал, как он женился. Леонид Семенович слушал с интересом, одобрительно кивал. Чувствовалось, что биография Романа нравится ему. Выслушал и взялся за бутылку.

— Еще по маленькой — и в баньку… Я баньку натопил… Банька у меня неплохая. Люблю попариться… Выпей, выпей…

Предбанник весь в розовых коврах: пол, стены. Телевизор на тумбочке, рядом японский магнитофон. Напротив столика на колесиках — два кожаных дивана. Небольшой холодильник между ними. На столике два чистых полотенца, простыни. Леонид Семенович включил магнитофон. Музыка тихая, расслабляющая. Нежный женский голос пел, наверное, об очень интимном.

Роман раздевался смущенно, хоть и захмелел, а робел, не понимая, почему ему, незнакомому юнцу, такое доверие: роскошный ужин, банька.

— Что это у тебя? — увидел Леонид Семенович рубцы на теле Палубина.

— Служил в Афгане.

— Понятно… А кожа какая у тебя нежная! — с любовью глядя на него, произнес Леонид Семенович и ласково потрепал по груди. — Пошли.