Глава 42

Киату

Чёрные маги королевы наиздевались над ним вдоволь, бросая о каменные стены, как котёнка. Но Киату не призвал Тасю. И ни одну из джив. Наборот, когда почувствовал в себе слабину, вновь упав лицом о каменные плиты, Киату мысленно приказал Тасе и всем остальным дживам — не перемещаться к нему! Даже если позовёт.

«Я запрещаю являться ко мне на помощь!» — рявкнул он в подпространство мыслей, зная, что они услышат. В мозгу щелчок, световая вспышка — сигнал принят. На сердце отлегло, тело вновь скрутило болью. Увы, королевское отрепье знало, что он может. Они обо всём были хорошо осведомлены.

— Она всё равно явится к тебе, дживари! — хищно и слишком уверенно заявила эта женщина без сердца, в королевской мантии, отвратительно похожая на Риту. — И у тебя будет выбор: её жизнь или твоя!

Киату промолчал, глядя из-под опухших век. Его потащили по плитам и сунули в каменный мешок посреди мрачного королевского зала, в котором несмотря на золото одежд, багряных мантий и бесчисленных украшений, редкой красоты сталактитов под высокими арочными потолками, было невероятно темно и душно. И пахло могильником.

— Тебе не убежать отсюда! — сообщила холодно королева. — Сиди и думай: её жизнь или твоя!

Толстая дверь отшлифованного, поблескивающего магией каменного саркофага захлопнулась с грохотом. И в тесной, удушающей темноте Киату понял, что с него не спустят глаз. Он лежал, скрюченный в три погибели, потому что вытянуться в полный рост ни стоя, ни лежа в этой камере не вышло бы. Хотелось не шевелиться. И даже не дышать, потому что это было больно. Но он заставил себя сесть. Закрыл глаза в изнеможении. Холод камня говорил о том, что смерть, вот она — близко. Но не её боялся Киату больше всего, он страшился собственного малодушия. Он может не выдержать…

Сквозь закрытые веки понеслись живой лентой воспомнания. Однажды он смалодушничал, ушёл из Храма Ока. Там было трудно. Возможно, если бы он не решил тогда почерпнуть вдоволь от жизни удовольствий, попользоваться даром заклинателя моря ради собственной выгоды, компенсировать нищее детство и получить всё, что было у самодовольных богатеев, всё было бы иначе. Но он решил наплевать на познание света, на тайны Всевидящего Ока и лично получить то, чем другие пользовались с рождения, походя оскорбляя и унижая бедняков. Грубо послал старика-жреца, способного творить чудеса своей верой и преданностью, и ушел. И достаточно быстро Киату превратился в Катрана, короля контрабандистов. Замок себе отстроил, ни в чём не отказывал себе, имел женщин каких хотел… А теперь он здесь, и смерть скоро поставит точку. Потому что внезапно богатство и власть, секс и пьянящая беззаконием свобода, всё отступило на задний план и стало блеклым, ненужным фоном перед чистотой и невинностью смешной девочки. И он не предаст её. Любовь в сердце оказалась такой большой, что Киату даже сам себе показался чище. В её небесно-голубых глазах всё преобразовывалось, всё становилось лучше, красивее, нежнее. Она была ещё наивна, но не глупа. Просто юность. А юность проходит, но красота сердца остаётся. И в сотню лет оно может быть по-прежнему чистым и большим, как у ребёнка, впервые увидевшего и полюбившего мир. Тася и была таким ребёнком. Киату поразило, что она совершенно искренне согласилась спасать чужой мир. Кто пойдёт на это? Только очень большое и красивое Сердце, в котором живёт свет. Даже если с первого взгляда и кажется, что ты видишь лишь хрупкую, тоненькую, наивную девушку.

Надо, чтобы она смогла пережить его смерть. И осталась жива сама. Счастливая. Даже без него. На этот раз ни ревности, ни боли в душе не было. Киату улыбнулся про себя: она ещё станет великой, самой великой дживой, сохранившей миры. Она будет возвышенной, чистой легендой, положившей новый виток развития для погрязшего в грехах мира. Он верил в неё, ведь он сам был, как этот мир. Полный дурного прошлого, тёмных мыслей и гнева. И только Любовь изменила его, очистила сердце. Киату вспомнил, как дживы говорили о том, что он и другие помощницы могут отдать силу Тасе. Возможно, наступил тот момент. Отдать не половину, не часть подаренной свыше силы, а всю, без остатка. Эго внутри воспротивилось, мятежно, до исступления захотело жить. Но Киату знал: времени не было — королева проговорилась: день Х наступит завтра…

Не сдерживая стон, Киату медленно пересел на колени, положил руки в магических кандалах на бёдра, выпрямился, превозмогая боль в спине. Он помнил: позвоночник должен быть ровным, и макушка направлена к небу — иначе энергия не пойдёт. Такова была поза моления Оку. Так его учили в храме. Так он сидел часами, будучи подростком, рядом с другими мальчиками. И так он не садился уже многие годы.

В кромешной тьме не было даже повода закрывать глаза. И Киату сосредоточился на дыхании, тщательно вспоминая тайну риатула, в которую посвятил его светлый жрец. Надо успокоить мысли. Дышать. Через боль, через саднящее тело и шумные мысли. Дышать. Так глубоко, как получится. Чувствовать, как через ноздри проходит прохладная струйка воздуха и выходит тёплая, почти горячая. Дыхание — это то, что нам дано. Подарено. И пытаясь сонастраиваться с ним, мы подключаемся к высшему. Кто-то сразу, кто-то через годы практик и молений. Час или полтора усилий, и у Киату получилось. Энергией из воздуха — джиу можно было наполнить тело, но сейчас Киату направил всю в макушку — там есть тайный ключ, способный открыть врата, соединяющие любое сознательное существо с Космосом, а самым умелым — войти в обитель Всевидящего Ока и слиться с ним, чтобы осуществить невозможное…

Наполненное решимостью и знающее, что нет пути назад, сознание Киату полностью сосредоточилось на намерении сделать это. Вдох-выдох. Не думать, не додумывать мысли, пошумят и уйдут. Вдох-выдох, вдох-выдох… и так до бесконечности. Ибо бесконечность — цель. Тело одеревенело. Боль перестала чувствоваться. Время остановилось. В макушку ворвался свет…