Глава двадцать вторая

— в которой стальное чудовище уносит с собой прекрасную деву, а жуткие чары превращают девочку в старуху

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое ноября. Пулковское шоссе.

Где-то под слоем полированного металла, укрытый пластиком и резиной, оплетённый сотнями метров проводов, рычал зверь. Зверь был силён, он впитал в себя сотни душ, он был готов убивать и рвать на части, но ярость его была предназначена для иного. Изящные пальцы с безупречным маникюром твёрдо держали «поводья», указуя нужные повороты. Тонкие ножки, облачённые в туфли на высокой шпильке, уверенно управляли скоростью, не давая ей вырваться из-под контроля. И зверь был в гневе. Впрочем, та, что правила им, прекрасно понимала его состояние и разделяла его.

Самой первой чистой и неприкрытой эмоцией, окончательно вырвавшейся из-под тщательного контроля Нуарейн, оказалась злость. Ярость бессилия и непонимания. Скрыть этот неожиданный выплеск от окружающих оказалось несложно, но гнев требовал выхода. А выход нашёлся в не столь давно обретённом умении управлять автомобилем. Сейчас Нуарейн хотелось не неспешной поездки, а безумной, всепоглощающей гонки. И уж, разумеется, женщина не собиралась пользоваться возможностями утончённых иллюзий тренировочных залов Агентства. Новоиспечённой оперативнице Третьего отдела даже не пришлось заполнять особых бумаг на разрешение. Отметка о выезде из гаража, роспись в ведомости за взятое авто — и всё. Права на управление машиной ждали её в кабинете вместе с прочими удостоверениями личности на имя Александры Евгеньевны Тёмной.

«Ш-шутники. Впрочем, не в этом дело. Кабинет…»

В черте города Нуарейн вела себя прилично, соблюдая все мыслимые правила дорожного движения, благо на пустынных ночных улицах это было несложно. Но как только впереди пролегла широкая пригородная трасса, женщина дала себе волю. Высокий клиренс и широкие колёса машины позволили бы осилить и грунтовую дорогу, а уж на ровном асфальте зверь под металлом смог развернуться в полную силу.

«Надо отдать им должное, ездовых… животных они подбирают достойных. И всё же. Кабинет. Что с ним не так? Что вызвало настолько острую реакцию?»

Стрелка спидометра плавно миновала отметку «двести» и поползла дальше. Нуарейн стиснула зубы. Мягкий гул воздуха, обтекающего корпус, бесконечный полёт рваных теней по лобовому стеклу, свет фонарей… Трасса была живой, как и весь город, открывший Нуарейн своё сердце.

«Этот кабинет мёртв. Нет. Не так. Мёртв его бывший обитатель. И мне ничего об этом не сказали… опять не то. Я и не могла ожидать ничего иного. Любому ясно: просто так в „Альтаире“ комнаты не освобождаются. Я не истеричка и не дура, чтобы сходить с ума от малейшей эманации смерти… Нет. Там не было смерти. Там вообще не было никаких следов».

Женщина ещё прибавила газу, вслушиваясь в радостный рёв стальной ездовой твари, по ошибке названной автомобилем. Разум аналитика просчитывал и отбрасывал варианты, а пальцы правой руки машинально нажимали кнопки магнитолы, выискивая подходящую к случаю мелодию.

«Это не похоже на стандартный результат очищения фона помещения. Меня бы это так не насторожило, и тем более, не разозлило бы. Мой гнев — защитная реакция. На что?»

— На страх, — ответила она самой себе вслух несколько секунд спустя. — То, что произошло с предыдущим владельцем этого кабинета, напугало меня. Почему?

Нуарейн сбавила обороты двигателя. Мужской голос из колонок ритмично выводил нечто по-английски про «Персонального Иисуса». Мимо на страшной скорости пролетел здоровенный алый джип с белыми полосами на дверцах и корпусе, и скрылся впереди, игриво подмигнув задними фарами. Нуарейн не обратила на него внимания.

«Я, как последняя девчонка, сорвалась в ночь гасить яростью страх. Я не отчиталась ни Палачу, ни Светлову, не рассказала Тени: мне даже не пришло это в голову. Потому что я уже видела и ощущала нечто подобное в своей прошлой жизни. И потому, что мой отчёт не сыграет ни малейшей роли. О нём попросту не вспомнят через несколько часов. Человек или нелюдь, который жил и работал в этой комнате до меня, не просто мёртв. Он стёрт из сущего. А раз я ощутила его, значит, мне придётся столкнуться с тем, кто умеет делать подобное. Никто, кроме меня, не сможет ничего почуять».

Нуарейн покачала головой. Теперь ей стала понятна причина вспышки эмоций. Злость улеглась вместе со страхом, остались тревога и горечь. И вместе с ними пришёл призрак имени.

«Что-то шуршащее, шипящее, но холодное, будто змея в траве. Шол… Шолто?»

Смысла спрашивать кого-то из Агентства об этом имени не было: никто бы его не вспомнил. Нуарейн понимала, что и сама вскоре его забудет, когда схлынет дарованное яростью наитие.

«Я знаю об этом, потому что когда-то сама могла делать нечто похожее. Осталось понять, кто обладает такими силами здесь. И я всерьёз полагаю, что ответ мне уже известен. Другое дело, что он меня не радует».

Взвизгнув покрышками, зверь круто развернулся и помчался обратно в сторону зарева над городом.

— Надо будет дать тебе имя, — прошептала Нуарейн, поглаживая кончиками пальцев оплётку рулевого колеса. — И забрать себе. Теперь я имею право обзаводиться таким имуществом. Но я подумаю об этом завтра.

Зверь отозвался довольным, гулким рычанием. Ему понравилось служить новой хозяйке. Теперь в его беге слышались уверенность и спокойствие: он шёл по следу и знал, что когда-нибудь этот след приведёт его к добыче. Или к сопернику.

Санкт-Петербург. Двдацать седьмое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина.

— Я ненавижу Геббельса, — процедил сквозь зубы Палач и покрутил носом. Огромные капли пота скатывались ему на лицо со лба, а утереть их было нечем.

— По поводу? — Воин криво ухмыльнулся. Жилы у него на шее вздулись так, будто его вот-вот должен был хватить удар.

— Этот нацист утверждал, что всё гениальное просто. Сюда бы его.

— А по-моему, это Лео сказал.

— Какой Лео?

— Да Винчи. Ф-фу, не могу больше. Давай прервёмся, а? Второй час уже пошёл. Я сейчас сдохну.

— Ты понимаешь, что если мы сейчас прервёмся, всё придётся начинать с третьей ступеньки заново? — Лицо Палача исказила гримаса. Воин скрипнул зубами:

— Плевать.

— Ладно, перерыв.

— Спасибо, друг мой. На счёт «три». И раз, и два…

Главы отделов одновременно отняли руки от лежавшего между ними на столе небольшого медальона. С гравировки на серебряном металле издевательски подмигивала летучая мышь. Простенькая на вид вещица, закреплённая на кожаном шнурке, должна была через несколько часов стать могущественным маскировочным амулетом. А поскольку использовать его надлежало в дальнейшем на совершенно секретной операции, подготовкой основы занимались лично руководители Агентства. Дело проекта «Троица» и так началось с утечки информации, и организаторы операции, с лёгкой руки Воина получившей кодовое название «Упырь», не хотели лишний раз рисковать.

— Надо было попросить у Мо сковать заготовку с нуля, — пробормотал Палач, с явным удовольствием вытирая лоб.

— Ага, и ждать неделю, пока он подберёт нужные компоненты, — парировал Воин. Прикурить у него получилось только с третьего раза: зажигалка прыгала в пальцах, не желая давать искру.

— Перстни для собрания Детей Каина они со Жрицей сделали за пару часов, — глава Третьего отдела не собирался сдаваться.

— Слушай, что ты как маленький, — возмутился Воин. — Перстни были разовой вещью, там надо было просто пыль в глаза пустить. И сам Бэрринг не слабый мальчик — смог сориентироваться и доработать на ходу то, что смог. Чтоб ему икнулось. Что-то мне подсказывает: без него это дело тоже не обошлось. В любом случае, эту штуку Риве таскать минимум пару недель, и работать она должна постоянно, как швейцарские часы. При этом быть незаметной для остальных. Да ещё комплекс заклятий на защиту. Скажи спасибо, что у нас вообще нашлась чистая заготовка, способная вместить такую кучу всего подряд…

Дверь открылась без стука, и на пороге возникла Жрица.

— Господа, у вас всё готово? Агент должна быть полностью укомплектована через пять часов, а мне ещё предстоит согласование рождественских праздников.