Глава двадцать первая

— очень короткая, в которой гневается и успокаивается глава Агентства, а ошибка объекта его гнева оказывается разом и серьёзнее, и несерьёзнее, чем о ней думали

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать пятого на двадцать шестое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Помимо «великой и ужасной» бухгалтерии в Агентстве было ещё одно помещение, о местонахождении которого не знал почти никто, кроме высшего состава. Но в отличие от вышеупомянутого подотдела, об этом месте не сплетничали и не шутили. Его время от времени искали, причём, в основном, новички, и исключительно из спортивного интереса. Более опытные сотрудники рано или поздно начинали понимать, что, во-первых, подобное знание им бесполезно, а во-вторых, что лучше бы никогда не знать, где находится это место: не приведи боги туда вызовут. «Этим местом» был кабинет Его Высочества, или, как его изредка называли, «Принца без Королевства». Последнее прозвище использовалось крайне редко и только теми, кто имел доступ в закрытые секции Архива. Многие не понимали, зачем руководителю подобной организации окружать себя столь плотным покровом тайны, но всё их недоумение со временем упиралось в старую басню об эксперименте над обезьянами «Здесь так принято». Посвящённые же знали: если тебя вызвал сам глава Агентства, не нужно искать его кабинет. Он сам окажется там, куда ты придёшь.

Именно поэтому Воин, покинув тёплую компанию на таёжной поляне, не стал мудрствовать лукаво, а попросту отправился к себе. Уже поворачивая ручку, он ощутил лёгкое смещение реальности и ничуть не удивился, когда за открытой дверью оказалось совершенно не похожее на его кабинет помещение.

Высокие, грубо высеченные из серого камня колонны огромного зала уходили ввысь и скрывали свои капители во тьме под потолком. Суровые, скверно обработанные доски пола не скрипели под шагами, но слегка гудели, отмечая поступь идущего. Вдоль видимой части стен и среди колонн клубился синеватый туман. Чуть вдалеке от входа намёком на тепло плясали отблески пламени. Воин вздохнул. Он знал, что увидит, пройдя на свет: камин с искусной отделкой, на полочке которого стоят подсвечники и старинные часы в малахитовой оправе. А над камином, на толстых железных крюках, вбитых в стену, отражает и впитывает тепло яркого огня древний клинок. Рядом с изогнутой решёткой чёрного железа лежит седая шкура огромной твари, а неподалёку стоят два кресла и небольшой столик.

— Значит, всё настолько скверно, — протянул демон, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Ну ладно. Повинную голову…

Он замолчал, вспомнив, что его бывший учитель, а ныне руководитель Агентства — дитя как раз того времени, когда головы секли по любому достойному и недостойному поводу.

Всё оказалось так, как он и ожидал, и даже не произошло самого страшного в его представлении: столик между кресел не был пуст. На нём стояли два бокала и керамический кувшин. Тем не менее радоваться было рано.

Воин вошёл в круг света, повернулся спиной к камину и совершил полный земной поклон тому, кто сидел в одном из кресел. Его Высочество выждал необходимое по этикету время, затем поднялся на ноги и кивнул.

— Можешь выпрямиться.

— Благодарю, — пробормотал демон, разгибая спину.

Глава Агентства помолчал, созерцая восстановленный стиль одежды своего непосредственного подчинённого, затем сделал несколько шагов вперёд и принялся греть руки над огнём. Воин мысленно вздохнул.

«Принц в ярости. Блин. Неудобно получилось. Ладно, будем потеть и каяться».

— Ты знаешь, зачем я тебя позвал, — спокойно произнёс Его Высочество. — Излагай.

— Я сейчас говорю со своим бывшим учителем, с Его Высочеством или со своим другом? — внешне невозмутимо поинтересовался Воин.

Принц без Королевства вздохнул.

— С человеком, которого ты чуть не подвёл.

У Воина опустились плечи. Он повернулся, встал рядом с главой Агентства и так же протянул руки к золотистым языкам пламени.

— Я кретин, — коротко сказал демон. — И признания этого недостаточно. Я не знаю, что сказать… вопреки всему, чему ты меня учил, я поставил личные эмоции выше интересов Агентства.

— Ты чуть не развалил мне Второй отдел, — отозвался Его Высочество, не глядя на собеседника. — Ты впал в депрессию и решил, что остальные помогут тебе, потому что ты «дружбан» всея организации. Ты спихнул свои обязанности на Светлова и Палача, понимая, что в выстроенной тобой структуре твоё личное присутствие не просто необходимо — критично, — голос принца стал глубже и сильнее, эхо зала, рассчитанное как раз на подобное, усиливало и без того гневные интонации. Воин невольно втянул голову в плечи, а глава Агентства продолжал: — Если бы не твои исключительные таланты и возможности, ты распрощался бы со своим местом в первые же месяцы. Но я наблюдал за тобой. Меня лично попросили дать тебе шанс.

— Светлов? — рискнул негромко спросить демон.

— Да, — кивнул Принц. Было видно, что он уже выплеснул свою злость. — Воин, он спас тебя своим ходатайством. Ты нарушил все писаные и неписаные правила. И я лично обещаю тебе: ещё одна подобная выходка, и я не буду ничего списывать на твою тонкую демоническую натуру. Ты попросту потеряешь место с запретом на руководящие должности. Полтора года, Воин. Полтора года мы терпели твои выходки. Считай, что ты на испытательном сроке. Проект «Троица», результаты обучения Нуарейн, достижения Ривы — твоя личная лакмусовая бумажка. Что там с Лоренсом? — без паузы спросил он. Воин откашлялся.

— Либо прибью его завтра, либо нет. Поединок покажет.

— Хорошо, — проворчал Его Высочество, возвращаясь в кресло и откупоривая кувшин. — Устроил из «Двойки» притон. Разбирайся теперь. Да, за этим тоже буду следить. Садись, чего встал?

Демон выдохнул про себя, проследовал к креслу и принял из рук начальства полный бокал. Выпивка и ворчливо-недовольный тон означали, что разнос окончен. Рядом с кувшином из воздуха соткалась ожидавшая своего часа колода карт.

— Знаю, тебя ждут, — Принц услышал лёгкий недовольный вздох бывшего ученика. — Одна партия, за которой ты расскажешь, как именно и что ты намерен менять в своём отделе, а заодно, что у нас по связям с цивильными представителями власти — и свободен. Я слышал твоё пламенное выступление и знаю, что половину планов ты придумаешь на ходу. Так у тебя лучше выходит. Сдавай.

Санкт-Петербург. Двадцать шестое ноября. Раннее утро. Адмиралтейский район, неподалёку от набережной реки Фонтанки.

Человек по имени Хесус Гарса с хитрым прищуром взглянул на свинцовое питерское небо, застенчиво укрывшееся тонкой пеленой туч, а затем повернулся к тем, кто ждал его слов.

— Бойцы! — патетически провозгласил сын солнечной Мексики, воздевая руку. — Я не забуду вас. Ни одного из вас. Вы делаете благое дело. Пусть кому-то оно покажется недостойным и низким, даже преступным! Но не сомневайтесь. Ваш вклад в моё предприятие угоден, не побоюсь этого слова, богам! Поступки ваши войдут в историю и станут началом многих иных историй, что надёжно вплетутся в многоцветную ткань сего мира. Кроме того, помните: за всё содеянное вам богато заплачено. — Хесус сделал паузу, посмотрел на совершенно оловянные глаза тех, кто стоял перед ним, махнул рукой и завершил свою речь совершенно обыденно: — Один хрен, это единственное, что вы запомните.

Хесус говорил по-испански, с шикарным местечково-мексиканским выговором, но с тем же успехом мог разговаривать с теми, кого он нанял, на суахили. Для успешного выполнения задуманного Гарсе требовалась полная бессмысленность всех участников, разумеется, помимо него самого. Ну а способов добиться подобного у вёрткого мексиканца было более чем достаточно.

Помимо пяти одурманенных Хесусом мужчин, его воодушевляющей речи внимали мокнущие под мелким дождиком припаркованные машины, витрина продуктового магазина, вывеска с лошадиными головами и названием банка и немногочисленные в сумрачный утренний час прохожие. Безмолвие и безучастность аудитории, зависевшие, в основном, от усилий самого Гарсы, вполне его удовлетворили. Он хищно ухмыльнулся, вновь воздел руку, но уже совершенно иным жестом и, отчаянно грассируя, воскликнул по-русски: