Глава 4 Хоулингстоны из Фоксфилда
Глава 4
Хоулингстоны из Фоксфилда
Когда путники подъехали к деревне, уже стемнело, в окнах многих домов горели огни, и на пустынных безмолвных улицах не было ни души. Приблизившись к родному дому, Элизабет увидела, что из его окна исходит теплый желтый свет, на фоне которого просматривался силуэт женщины, вглядывающейся в темноту снаружи. То была мать нашей героини. Одинокая женщина, услышав, наконец, цокот копыт у своего домика, отворила дверь, чтобы взглянуть на улицу. Элизабет спустилась с лошади и, увидев свою мать с растрепанными вьющимися волосами, всю сияющую от радости, широко распахнув руки, бросилась в ее объятия. Они долго обнимались, целовались и радостно разговаривали, пока девушка не вспомнила о госте, который уже собирался уезжать.
— Мама, позвольте представить вам этого молодого человека.
В эту минуту в голове у матери пронеслась странная мысль.
— …, который сегодня спа… — начала торжественно ее дочь.
— Да нет же, не преувеличивайте, — оборвал ее на полуслове смущенный гость, а затем представился с поклоном, — Джозеф Сандерс!
— Ааа… — протянула мать девушки, услыхав знакомую фамилию. — Вы, должно быть, из семьи фермеров, что живут в Маллингеме, недалеко от нас?
— Да, — кивнул молодой человек.
— Очень приятно с вами познакомиться, Джозеф.
— Это моя мама, — Хильда Холуингстон, — вставила Элизабет.
— Тоже очень рад знакомству, миссис Хоулингстон, — сказал парень.
— Может, зайдете к нам в гости, выпьем по чашечке чая, если не торопитесь? — предложила мать девушки.
— Только если ненадолго.
Войдя в дом, Джозеф заметил небольшой беспорядок, в котором, однако, чувствовались уют и забота хозяйской руки. Из темной прихожей, закопченной и заваленной дровами и садовым инструментом, гостя провели в освещенную кухню, которая в отличие от прихожей была чистой и ухоженной. По видимому здесь хозяйка проводила большую часть времени. Да и зачем одному человеку много комнат? В каждой из трех наружных стен кухни располагалось по небольшому квадратному окошку, под одним из которых, тем, откуда была видна дорога, стояло кресло-качалка, в котором Хильда частенько сидела вечерами за пряжей и в бесконечных раздумьях засыпала, а затем резко просыпалась, с надеждой глядя в окно в ожидании приезда дочери. Так и сегодня: она сидела у окна, а когда прибыли путешественники, сначала не могла поверить, а затем и нарадоваться. Чуть правее от центра комнаты находился большой грубовато сделанный дубовый стол. Напротив него, у окна располагалась посудная полка, а по другую сторону — каминная печь, в которой весело потрескивали поленья, наполняя комнату теплом. Окна обрамляли холщовые льняные занавески, бывшие когда-то выбеленными, но теперь потемневшие.
Пока гость разглядывал дом, хозяйка заварила чай и подала его на стол, покрытый свежей белоснежной скатертью.
— Ну, дети, рассказывайте: что же вас свело? — начала разговор Хильда.
— Чистейшей воды случай, — достаточно просто ответил гость, а затем многозначительно добавил, — но в некотором роде судьбоносный.
— Я сама виновата, — добавила неопределенности Элизабет.
— Ну, не томите! — возмутилась женщина.
Джозеф молчал, не желая хвастать своим поступком.
— Мам, простите, что ваша дочь такая дурочка! В общем, я не успела на попутный кэб, идущий в деревню. В чужом поселке я оставаться не могла, поэтому и пришлось ехать на том, что было. А был только извозчик, который ехал в город. Я подумала, что запросто пешком от поворота дойду — и пошла, совсем забыв, что рядом лес, на опушке которого мне и встретились голодные волки.
— О господи! — вырвалось у Хильды.
— Я думала мне конец. Но тут, откуда ни возьмись, появился Джозеф и застрелил зверя! — все это девушка протараторила с нескрываемым восхищением.
— И как тебя только угораздило?! — выразила мать свое недовольство поведением дочери, — Перед человеком неудобно. А вам, мистер Сандерс, огромное спасибо! Теперь мы вам обязаны.
— Да нет, что вы, — отвечал Джозеф, — не надо меня благодарить. Я только исполнил долг любого человека. Другой на моем месте поступил бы так же.
Ему стало неловко от того, что его поступку придают такое большое значение.
— Ой! Должно быть мы вас задерживаем? — спохватилась женщина.
— Да, мне пора. East or West — Home is Best![6]
Закончив чаепитие и согревшись, женщины и гость вышли на улицу и стали прощаться. Джозеф поблагодарил хозяйку за теплый прием. Она пожелала ему счастливого пути и, закутавшись от холода в огромную шаль, поспешно вбежала в дом, словно нарочно оставив дочь наедине с молодым человеком.
— Даст Бог, еще встретимся? — тихо спросила Элизабет Джозефа и замерла в ожидании ответа.
— Конечно, но для этого не обязательно одной идти в лес, — пошутил молодой человек, засмеялся и скрылся в темноте зимней ночи.
Элизабет охватила грусть. Ей стало одиноко, и холод зимы стал чувствоваться отчетливей.
«Но ведь он сказал: конечно», — успокаивала она себя.
Постояв еще немного и поразмыслив, она зашла в дом. Мать встретила ее словами:
— Бетти, мне кажется, он тебе понравился.
Девушка покраснела.
— Я же видела, как ты на него смотрела за столом, — продолжала мать, — И улыбка не сходила с твоего лица.
— Ну что вы, мама! Я просто рада, что вернулась домой. Хоть вы и правы, — ответила в смущении дочь. — Он мне действительно нравится. Но вы слишком рано делаете выводы.
— Не рано, я-то знаю. Сейчас — рано, а через два дня уже поздно будет.
— Хм, — усмехнулась Элизабет. Напрасно мечтаете. Думаете, он вернется?
— А если не вернется, что ж с того?
— Надеюсь, он хотя бы запомнил мое имя.
— Не переживай. Я знаю Сандерсов. Очень порядочная семья. К тому же богатая! Так вот знай, дочка, что я была бы счастлива, если бы он был твоим женихом. Но мы все же не их круга. Помни это.
Слова матери и радовали и печалили Бетти одновременно. С одной стороны они давали поддержку, вселяли надежду, совпадая с ее планами, а с другой — говорили о желании матери поскорее избавиться от дочери и ее исключительно меркантильных мыслях. Элизабет казалось, что, если б Джозеф ей не понравился, мать бы все равно настояла удержать молодого человека.
В эту ночь небо было безлунным, погода — безветренной. Только звезды слабо освещали пространство, охваченное тьмой. Казалось, солнце больше никогда не взойдет, не осветит этих полей, домов, озер и лесов. Непроглядная темная ночь опустилась на Фоксфилд, как крылья огромной черной птицы. Из высоких печных труб столбами валил густой белый дым. Свет в окнах домов стал понемногу потухать и только в одном остался непогашенным, в том, на подоконник которого облокотилась девушка и задумчиво смотрела блестящими глазами на медленно падающие хлопья снега.
Небольшая деревня Фоксфилд состояла всего из трех улиц: центральной, выходящей к Маллингему, и двух других, пересекающих ее под прямым углом. Домик Хоулингстонов стоял в конце центральной улицы, на ее западной стороне. Все дома здесь были одноэтажные и уже довольно старенькие, как и их хозяева. С недавних пор деревня стала понемногу «вымирать». В поисках лучшей жизни сельская молодежь устремилась в Маллингем. Разоряющий деревни город переманил к себе рабочую силу, оставив Фоксфилд без будущего. Многочисленные сарайчики и загоны для скота находились в таком ветхом состоянии, что, кажется, были готовы рухнуть в любой момент. А ведь когда-то эта деревня была процветающей и независимой.
Тогда, в этом, еще свежем на вид домике жила семья Хоулингстонов: глава семьи — Ричард, его жена — Хильда, их сын — Гарри и дочь — Бетти. Были в семье и другие дети, но они не выжили. Один ребенок умер при рождении, другой в младенчестве от чахотки. Ричард, главный добытчик в семье, работал на местных фермеров, время от времени охотясь. Жена с детьми вели домашнее хозяйство: пасли корову, растили овощи на огороде, собирали ягоды. Из-за бедности дети не могли получить образования, поэтому воспитывались родителями. Подрастающий сын шел по стопам отца, но не долго. Когда Гарри исполнилось двадцать лет (Элизабет было тринадцать), он, вслед за большинством молодых людей, решил поехать в город. Притом Маллингема ему казалось мало. Он мечтал покорить Бирмингем. Это намерение совсем не тешило родителей, так же как не радовал сына их запрет. Стоит заметить, что рос он совсем не примерным мальчиком. Очень быстро родители перестали для него быть авторитетом. Игры в карты, выпивка, женщины легкого поведения и разбои с друзьями-проходимцами, заменили ему семью. Подобные излишества и полнейшее отсутствие чувства ответственности стали для него нормой.