— А если бы знали? — спросила я.

— Всё равно бы написали, — сказал Мурка. — Война была нужна.

— Даже после того, что случилось? ВР и всё остальное?

— Рабы людей. Рабы суперкомпьютеров. В любом, блядь, случае — рабы. Одна война, без конца, Хрупкая. Жить свободным или погибнуть в борьбе за свободу.

Торговец отклонился влево и направился на юг.

— Запад в той стороне, — сказала я.

Он продолжал идти. Блин.

Торговец встал на одно колено и принялся водить руками по воздуху.

— Торговец?

Все остановились.

— Кто хороший пёсик? — спросил Торговец. — Кто хороший пёсик? Да, ты. Ты. Хороший пёсик.

Я встала позади него.

— Торговец!

— Знаю, знаю, — обернулся тот через плечо. — Ему нельзя находиться в клинике. Но в конуре он так нервничает. Всё с ним будет хорошо.

— Торговец, чем ты занимался на войне? — спросила я.

— Ты о чём, Шерон?

— Война, Торговец. Война. Расскажи, чем ты занимался на войне. — Торговец долго смотрел на меня. Выражение его лица медленно менялось от смущения к страху и одобрению.

— Я не желаю говорить о войне, Хрупкая. — Он снова посмотрел на свои руки, на пустоту между ними. — Сколько я был в отключке?

— Чуть меньше минуты.

— Слишком долго.

— Ага.

Он поднялся, посмотрел на остальных и пожал плечами.

— Прошу прощения, — и вернулся в строй, будто бы ничего не произошло. Он пережил полноценную галлюцинацию. Не какие-то отдельные фрагменты. Он решил, что вернулся на 30–35 лет назад, его память подсунула ему старую информацию. Так начинается самое худшее. Времени у него осталось очень мало.

— Мурка, — сказала я, — ты эту местность знаешь лучше меня. Есть тут что-то, о чём нам следовало бы беспокоиться?

— Двор Чеширского короля находится в 12 км к северо-западу отсюда. Лучше нам отклониться чуть южнее, чтобы не попасться на глаза его патрулям.

— Я думала он южнее, — сказала я.

— Был. Но он постоянно перемещается. Ему нравится менять обстановку.

— Ладно, отклонимся к юго-западу. Времени мало.

Мы повернули на 45 градусов, и посмотрели на горизонт. Пояс Венеры обещал скорый рассвет. В ближайшее время позади нас поднимется солнце, наши тени станут длиннее. Мне очень хотелось обернуться и посмотреть. Увидеть вспышку. Мне была нужна капелька надежды, крупица волшебства. Мне нужно было это утро, каждое утро. Нужно было тихо помолиться. Но если Циссус нас ещё не заметил, наши длинные тени, направленные на запад, станут ему отличной подсказкой. Нельзя было задерживаться ни на секунду. Может, нам повезёт. Может, Циссус и Вергилий уже начали выдавливать друг другу глаза в небе. Может, они так же слепы, как и мы. Но мне не нравилось полагаться на удачу. Этим утром мне нужно, чтобы она подождала.

— Баркли? — тихо спросила я.

— Ага, — отозвался Торговец.

— Ты забрал собаку. У умирающего. Взял собаку ради него.

— Думал, это временно.

— Оказалось, постоянно.

— Нет. Людям нужны щенки, а не старые псы. Приют его бы убил.

— Как он…

— От старости, — перебил меня Торговец. — Через три года после начала войны.

— И ты заботился о нём всё это время?

— Мы заботились друг о друге. — Какое-то время мы шли молча, затем он продолжил: — Я всегда хотел ещё одного. Только не щенка. Всегда считал, что круто — иметь постоянного напарника. Кого-то, кто не видит в тебе модель, внешний вид, детали. Кого-то, для кого ты не очередной участник войны. Но, к тому времени, как Баркли умер, сраные обезьяны начали жрать собак и больше я не встречал ни одной. Последний раз я видел собаку, кажется, 23 года назад. Но она находилась так далеко, что не было смысла заморачиваться. — Он снова замолчал, подыскивая нужные слова. — Теперь я понимаю, что чувствовал тот пёс. Ему приходилось от всего убегать. Он был сломлен. Зол. Он медленно умирал и переживал лишь за то, что однажды не сможет заползти в свою нору и тихо там скончаться. Да, я видел того пса лишь однажды, но я прекрасно его понимаю.

Больше он ничего не говорил в течение нескольких часов.

Я неправильно его поняла. Он не хотел стать человеком. Ему просто хотелось обрести душу. Это одна из вещей, которая порой сводит с ума. Нет такой субстанции, как душа. Нет жизни после смерти. И волшебства в этом мире нет. Я видела это собственными глазами. Торговец разглядел зеленую вспышку в небе и решил, что это волшебство. Может, он не всегда таким был. Может, он уже выгорает, перестаёт правильно оценивать действительность, но не настолько, чтобы стать опасным для окружающих.

Мы шагали в новый день, за нашими спинами поднималось солнце. Теперь мы находились посреди Дикой земли. На полпути от входа и на полпути от выхода. И то было самое лёгкое в нашем путешествии.