— Где тот чертенок? — закричал на ходу. — Я из него душу вытрясу!
Леонид Иванович, знавший Петровича как уравновешенного и добродушного человека, удивленно спросил:
— Ты ли это, Петрович? Успокойся… О каком ты чертенке?
Но старик разошелся не на шутку. Трясущимися от волнения руками он несколько раз снимал и протирал платочком очки. Видно, кто-то крепко обидел старика, раз он так разволновался.
— Каком, каком… О табельщике твоем, вот о ком, — обиженно выпалил Петрович, понемногу успокаиваясь. — Он мне вчера голову морочил про Ивана. Черт ему дядя, а не Суставов…
— Погоди, погоди, — нахмурился инженер. — Ты ничего еще не знаешь?
— Знаю, знаю, — горячился Петрович. — В станице был и Ивана встречал. Нету у него таких племянников — и весь сказ.
— Да я не про то, — поморщился инженер и рассказал Петровичу о случае на шахте. Старик не успокаивался:
— Я вот ему задам! В больницу пойду и выпорю, хоть и болен он, обманщик.
— А может, не стоит? — вдруг услышали Леонид Иванович и Петрович спокойный голос, и оба обернулись к двери. В контору вошел Иван Зыков, вернувшийся только что из Златоуста. Он предъявил удостоверение Леониду Ивановичу и попросил рассказать об аварии. И пришлось инженеру в который раз рассказывать о происшествии с табельщиком. Потом Зыков обратился к Петровичу:
— Так вы говорите, вас позавчера обманули? Петрович даже покраснел от досады, что его провел какой-то мальчишка.
— Виноват, проглядел, — смутился он. — Думал помочь парню, жалко стало, а вот поди-ко ты!
— Ну, ничего, бывает, — успокаивал Иван старичка. — Разберемся. Прошу вас о нашей беседе молчать до поры до времени.
В конторе прииска Зыков встретился с Михаилом, и тот доложил Ивану обо всем виденном и слышанном и добавил, что сторож пробудет в больничке часа два-три.